— На доклад к Их величествам. Я дал указания слугам, они обо всём позаботятся.
— Подождите, я хочу поехать с Вами.
— Зачем? — искренне удивился он.
— Хочу взглянуть на грандванский двор.
— Если Вам угодно именно сегодня…
— Да, сегодня.
Граф качал головой, наблюдал за той поспешностью, с какой Стелла заглатывала завтрак, дивясь тому, как она ещё не подавилась. Она удивила его еще больше, когда через четверть часа предстала перед ним в элегантном платье.
По дороге губернатор Елизы рассказывал гостье о Броуди, обращая внимание на главные достопримечательности. Одной из них считался ежедневный торжественный королевский выезд. Его Стелле довелось наблюдать воочию и самой оценить масштабы местного двора: королевы на себя денег не жалели.
Грандванский королевский дворец, или Эмбристат Герад, показался ей чересчур вычурным, балансирующим на грани безвкусицы. Ей подумалось, что здание специально выкрасили в голубой цвет, чтобы оно сливалось с небом.
Оставив позади кишащий народом двор, Стелла прошла мимо десятков часовых; все эти сверкавшие доспехами люди отдавали честь графу Миларту. Значит, он действительно важный человек при дворе, или же новости о происхождении его спутницы летят впереди неё.
Но вот перед ними распахнули тяжёлые створки дверей тронного зала. Принцесса вошла первой и скромно встала у стены. Отсюда можно было беспрепятственно наблюдать за происходящим, не привлекая к себе повышенного внимания. Граф настойчиво предлагал ей пройти дальше, ближе к пустующему двойному трону, но девушка отказалась.
Церемониймейстер объявил: "Их Королевские величества", и под почтительно смолкший гул голосов в залу вошли королевы. Одна — шатенка, другая — русая. Обе в блестящих то ли от камней, то ли от яркого света диадемах и в мантиях, напоминающих лебединые крылья.
Когда, королевы заняли свои места, Суррар, извинившись, покинул принцессу. Смело, в обход надутых царедворцев он подошёл к Их величествам и отвесил каждой из них по церемонному поклону. Шатенка поманила его к себе, и граф, почтительно склонившись в полупоклоне, певуче заговорил о чём-то в полголоса. Принцесса решила, что он докладывает о состоянии дел в Елизе. Внезапно Суррар обернулся, отыскал ее глазами в толпе и указал на неё Их величествам. Под одобрительный кивок королев граф подозвал церемониймейстера, который после полученного короткого указания тут же направился к девушке. Толпа расступилась, с интересом рассматривая диковинную иностранку.
Она могла бы откреститься от своего королевского происхождения, сказать, что они ошиблись, но было слишком поздно — это надо было сделать ещё на скачках в Елизе. Смирившись с издержками титула, сопровождаемая любопытными взглядами и интригующим шёпотом за спиной, принцесса покорно последовала за церемониймейстером к трону.
В центре зала к ним подошёл граф.
Церемониймейстер шёл впереди, расчищая дорогу, а Стелла и Суррар оказались рядом, немного позади него, так что она получила возможность высказать ему всё, что думает.
— Я не ожидала от Вас такой подлости! — по-лиэнски прошипела девушка. — Вы же знали, что я не хочу раскланиваться с этими дамами.
— Хорошо, что они Вас не слышат, — тихо ответил граф. — Но, будьте осторожны, может статься, кто-нибудь из присутствующих знает лиэнский.
— А Их величества?
— Они? Исключено. Королевы не блещут познаниями в языках.
— Граф, а Вы не боитесь так отзываться о своих хозяйках?
— У меня нет хозяек, — почти не размыкая губ, ответил Суррар.
Их королевские величества Филаси (шатенка) и Финари (русая) милостиво приняли Стеллу, осыпали вежливыми вопросами и пожеланиями, щедро одарили подарками — словом, сделали всё, что положено королевам.
Для принцессы принесли кресло, и, в соответствии со своим титулом, девушка наблюдала за дальнейшими перипетиями официального королевского приёма сидя. Он оказался скучным, чересчур затянутым, и, не дождавшись окончания, принцесса под благовидным предлогом удалилась.
Вокруг дворца был разбит целый каскад садов, плавно переходящих в обширный строгий парк. Щурясь от падавшего сквозь стеклянную крышу оранжереи солнца, принцесса медленно переходила от одной кадки к другой, не в силах отвести глаз от экзотических цветов. Нет, недаром "Грандва" значит "прекрасная".
— Любите цветы, Ваше высочество? — Девушка и не заметила, как к ней подошёл Суррар. — Тогда Вам понравится Эсферас.
— Церемония уже окончилась?
— Да. Даже минос ренк — целование подола платья. Вам следовало остаться и посмотреть, как подобострастно некоторые это делают, — рассмеялся граф. — Комичное зрелище!
— Не вижу здесь ничего смешного, — пожала плечами девушка. — Всего лишь глупый обычай.
— Зато живучий. Вы, наверное, заметили, как простой люд падал ниц перед каретой Их величеств? — Принцесса кивнула. — Королей у нас часто обожествляют.
— А Вы?
Он покачал головой и, наклонившись, прошептал:
— В королевских садах опасно говорить откровенно.
Они вышли из оранжереи на свежий воздух.
— Вы опять хотите сделать меня свидетельницей какой-нибудь скучной церемонии?
— А Вы не любите церемоний? По-моему, при Вашем происхождении…
— Моё происхождение не имеет никакого значения. Вернее, оно способствовало тому, чтобы я научилась ненавидеть все эти приседания, протоколы и фальшивую дипломатию.
— Соглашусь, приятного здесь мало, но что мы можем поделать? Мы редко бываем предоставлены сами себе, у всех нас есть обязательства перед семьей, обществом, государством… Обязательства, которыми мы не в праве пренебречь.
— Чем думаете заняться дальше, граф?
— Если Ваше высочество не устало, я хотел бы показать Вам Броуди.
— Её высочество согласно.
— С чего желаете начать?
— Ну, я же здесь ничего не знаю… Может, начнём с порта?
— С порта? — удивился Суррар.
— Да, если это возможно. Корабли — это так романтично! — рассмеялась принцесса.
— Не знаю, что тут романтичного, — пробормотал граф.
Действительно, в порту Броуди было мало романтики, хотя вид покачивающих на волнах судов привёл в восторг любого художника. Здесь было шумно, но принцессе это даже нравилось. Под чутким присмотром графа Миларта она разъезжала от причала к причалу, любуясь ярко освещенными солнцем подрагивающими силуэтами кораблей. Их спущенные, свёрнутые паруса слегка подрагивали, потрескивали снасти. Судна, стоящие на рейде, казались чем-то запредельным, воздушным. Разноцветные паруса трепетали от лёгкого шёпота ветра, то в порыве чувств натягиваясь до предела, то беспомощно сникая.
Вдоль причалов катили тяжёлые просмоленные бочки грузчики, угрюмые, с видом философов сосредоточенные на своём деле. Парочками, а то и целыми компаниями расслабленным шагом прогуливались по пирсу матросы, ссорились, без зазрения совести лупили друг друга, пропивали деньги в портовых кабачках. Здесь же сновали вездесущие торговцы, приценивались к тому или иному товару, торговались и под покровом сутолоки вершили свои грязные делишки. Пёструю картину портовой жизни довершали воры и шулеры всех мастей, расфуфыренные вызывающе одетые дамочки, скрывавшие за густо оштукатуренным фасадом тайны безрадостного детства и бесхитростную правду настоящего. В прочем, не прятали, а выставляли напоказ. А над всеми ними, этими не отполированными обществом людьми, царили таможенные чиновники и начальник порта — фигура загадочная и поэтому внушающая трепет.
Суррару этот мир торговли, грубости, пошлости и суровой романтики был чужд и вызывал подсознательное чувство отвращения. Но он терпеливо ждал, пока Стелла не насладиться им в полной мере.