– А картечи серебряной не надо? – его снисходительный тон начинал бесить. – У меня, знаете, и так денег не очень много. Нет, вы говорите, не стесняйтесь! Что ещё надо для полного охотничьего комплекта? Водомёт с освященной водой или огнемёт с керосином из Ватикана?
Авгур немного помолчал, потом наклонился ко мне и посмотрел в глаза.
– Знаешь что, пойдём, прогуляемся немного, – он встал и направился к выходу из бара.
Мы вышли и молча, не торопясь, пошли в сторону Собора. Рядом с больничным зданием Красного креста, на лавочках сидели молодые мамы, с колясками и без оных. Малышня голубей по площади гоняет. Мир и никакой тебе Нежити...
– Присядь, – голос Петра посуровел.
Я послушно присел на скамейку и посмотрел на него.
– Запомни, щенок, – его голосом сейчас было можно сваи заколачивать, – ты меня начинаешь злить. Своей тупостью, упрямством и хамством! Когда тебе говорят, что ты должен делать, ты, напротив, начинаешь лезть в бутылку, полагая, что являешься самым умным, самым крутым и самым сильным? Я таких на своём веку видел не один десяток, поверь! И все они сдохли, причём не от старости и не в своей постели! Хочешь, чтобы с тобой так же случилось?! Вперёд, мешать тебе не буду! Мне даже интересно, сколько ты ещё протянешь в дилетантских потугах выжить в этом мире. Если до твоей тупой башки ещё не дошло, во что ты вляпался, то я сейчас могу сделать просто – уйду, чтобы не досаждать тебе своими поучениями. А ты, изображая супермена, ещё покувыркаешься несколько дней, а потом твою тушку найдут в какой-нибудь подворотне Старого города, с перерезанной глоткой. Понял?
– Да... Извините, Авгур. Заносит меня изредка. Просто... Просто мне уже страшно. Ситуация выходит из-под контроля. Такое чувство, что меня постоянно опережают на один ход. Не успеваю ничего предпринять, как наваливаются новые проблемы. Извините и не обижайтесь. Мне ведь ещё и работать надо, несмотря на это «призвание». Это в кино хорошо – раз уж герой взялся за нечистую силу, то давит её, гадину, до полной победы мировой революции. И деньги у него не заканчиваются, и кушать ему не хочется. И крестное знамение здесь не поможет...
– Все эти кресты, распятия и прочая мишура на нежить не действует.
– Жаль...
– А клинок ты себе закажи, не помешает.
– Закажу. Только серебро – слишком мягкий метал, чтобы из него ножи делать.
– Я тебе и не предлагаю весь клинок из серебра заказывать. Это может быть насечка или накладка. Подумай, кто из нас оружием занимается, ты или я? И обрати внимание на форму. Тебе ещё проблем с законом не хватало, для полного комплекта!
– Понял...
– Короче, Саша, включай мозги! Хватит уже прохлаждаться, работать пора, и так проблем чем дальше, тем больше. Про Оринту, как я понимаю, уже выяснил, в чём причина её болезни?
– Да. Нежить.
– Что собираешься предпринять?
– Убивать...
15.
Небо вдруг нахмурилось, а немного погодя пошёл теплый весенний дождь. Обычная погода для Прибалтики. Как там говорится – «это лето было очень жарким, жаль, что эти три дня пришлось просидеть на работе». Мы переселились с лавочки в небольшой бар по соседству. У камина возился сонный бармен, раскладывая растопку. Заказали по чашке чая со штруделем, который здесь особенно хорош, и уселись за угловой столик.
– Убивать, говоришь, – повторил мои слова Авгур. – Для начала, Саша, думать! Это ведь не просто так на семью твоего шефа наехали. Есть вариант, что тебя вытаскивают на поверхность. Провоцируют, чтобы сорвался. Кстати, тебе никогда не казалось странным, что зло, как правило, побеждает добро. Это ведь только в сказках всё красиво заканчивается.
– Всё просто – плохих людей больше.
– Ошибаешься. Хороших и плохих в мире примерно поровну. Просто диапазон, если так можно выразиться, у злых людей больше.
– Не понял...
– А на первый взгляд – вроде не тупой, – как бы в сторону заметил Авгур. – Смотри, Александр. Возьмём как исходник две персоны. Хороший человек и плохой человек. Эталон, если можно так выразиться. Хороший, каким он обычно представляется людям, зажат в определённые рамки. Он ограничен, так как может, в идеальном варианте, конечно, совершать лишь добрые поступки. И это правильно – ведь, сотворив зло, он автоматически перестанет быть добрым. А у плохих таких ограничений нет. Они вольны в своих поступках, желаниях и выборе действий, могут совершать даже добрые дела, если им вдруг этого захочется или будет выгодно, причём, заметь, добрыми они от этого не станут. Поэтому диапазон их действий и возможностей гораздо шире, следовательно, они сильнее. Многограннее, если хочешь. Это ведь не случайно, что все талантливые люди в обычной жизни были порядочной сволочью.
– А как же выражение «гений и злодейство»?
– Пушкин, заметь, в жизни тоже особой добродетельностью не отличался. Про Достоевского вообще промолчу. А все эти актёришки, деятели искусств, особенно современные – и подавно. Эти люди сами себе и создали имидж чуть ли не святых...
– Сами же говорили, «добро должно быть с кулаками», – буркнул я. – Вас послушать, так получается, что зло сейчас восхваляете.
– Дурачок ты Сашка, ей-Богу, – усмехнулся Авгур. – Я тебе не зло хвалю, а объяснить пытаюсь, с каким ты врагом столкнулся! А кулаки... Перейти черту, разделяющую чёрное и белое, легко. Только обратного хода не будет. Ладно, иди лучше по городу погуляй, проветри мозги, а то скоро закипят...
У небольшого привокзального базарчика на моём пути встретилась пестрая кучка цыган. Вот уж поистине, граждане мира, я им даже немного позавидовал – у них врождённый талант дурить народ. Талант, впитанный с молоком матери, куда там топ-менеджерам успешных компаний, с дипломами. Вот и сейчас цыганки приставали к прохожим (конечно, по большей части к женщинам) с предложением погадать. Ну да, слушайте больше, сейчас они вам нагадают – и мужа богатого, и жизнь безбедную, только успевай ручку золотить. Я усмехнулся, чем наверное ввёл в заблуждение одну из них – цыганка не утерпела и кинулась мне наперерез.
– Позолоти ручку, красавец, всю правду расскажу, ни словечка не совру, не сойти мне с этого места!
– Обойдусь как-нибудь, – ответил я и сунул руки в карманы. Ещё не хватало, чтобы сейчас обчистили, как последнего лоха.
– Эй, зря так говоришь, вдруг твоя судьба рядом ходит, а ты мимо неё пройдёшь, моего совета не послушаешь...
– Сказал же тебе, дорогая, не надо мне гадать, не верю я в эти вещи.
– Зря не веришь, серебряный, по глазам вижу, что в сомнениях пребываешь. Неужели на свои вопросы ответы услышать не хочешь?
– Ответы, говоришь, – я улыбнулся её напору и вытащил десятку, – ну давай, бухти про то, как «космические корабли бороздят просторы Большого Театра».
Десять литов моментально исчезли в её бесконечных юбках, и она ухватилась за мою руку, словно боялась, что убегу.
– Много тебе в жизни увидеть предстоит, – она затянула привычную песню, но вдруг резко осеклась.
– Ну давай, продолжай, что мне предстоит.
Цыганка посмотрела на меня, словно увидела в первый раз, и оттолкнула мою руку.
– Нет, извини, Гаджо (*), ошиблась...
– Ты не выкручивайся, ромалэ, – сказал я, – раз взялась гадать, то давай, удивляй своими предсказаниями, а не крути. Деньги взяла, изволь отрабатывать...
– Говорю тебе, – она смотрела на мою руку, а точнее, на перстень, с каким-то страхом во взгляде, – ошиблась. С кем не бывает, а деньги, деньги свои возьми! – она чуть не силком всучила мне десять литов.
– Или сейчас начнёшь петь, как соловей, – процедил я, крепко ухватив её за руку – или полицейского вызову, их здесь много болтается.
– Да прости меня, дуру, правда не знаю, врать не буду, – от неё уже исходила волна страха, – отпусти!
– Говори, кошка драная, иначе руку сломаю...
– Перстень...