Руки прямо зачесались за него взяться и поднять крышку. Но, как говорил один персонаж: «тараписа не нада», поэтому я сходил к машине, водички попил, шоколадку скушал и, вернувшись к раскопу, не спеша покурил. По идее, это мог быть обычный погреб, где на леднике хранили продукты, соленья и прочее. Только почему не рядом с домом, а метрах в тридцати? Ладно, нечего загадки загадывать, ещё несколько минут – и узнаю. Бросил окурок под ноги, тщательно затоптал и взялся за кольцо. Как бы не так! Крышка даже не шелохнулась, пришлось ещё подкапывать по краям, и лишь потом, используя лопатку как рычаг, мне удалось стронуть люк с места. Из тёмного провала на меня пахнуло пылью и сухими травами.
Интересно получается, господа, зело интересно. Сами посудите: хутор на краю болота, так? Так. Значит, где ни копнешь, должна быть вода, если и не сразу, то по крайней мере близко к поверхности, так? А вот и нет. Можете сами убедиться, если рискнёте туда спуститься. Помня о разных случаях, про которые читал в интернете, я сначала бросил вниз зажженную газету, случайно обнаруженную в бардачке. Бумага на дне колодца горела ровно, немного освещая дно. Значит, воздух там для дыхания пригоден. Бывает так: полезет кто-нибудь по дурости колодец чистить, а там газ скопился. Подышал, немного – и всё, уже не дышит – труп. Достать-то, как правило, не успевают. Сколько таких случаев бывало, не счесть! Я когда этот погреб обнаружил, сам не поверил – уж слишком он был глубокий, метров пять, не меньше. Причём это только лаз – узкая шахта, обшитая бревнами. Пришлось посидеть, подумать... С одной стороны, интересно посмотреть, что там, внизу, делается, а с другой – страшновато. Ладно, как гласит старая пословица, Бог не выдаст, свинья не съест. Сходил за десятиметровой веревкой, которая всегда лежала в багажнике, и привязал её к дереву. Наделал узлов, чтобы удобнее было спускаться, перекрестился и скользнул вниз.
22.
Хотел бы я видеть, как это копали на краю болота. Воздух внутри был относительно сухой, немного затхлый; пахло пылью, какими-то травами (я даже чихнул несколько раз) и почему-то ржавчиной. Спускался я осторожно, чуть ли не каждый метр останавливался, упираясь ногами в брёвна и зажигая зажигалку. Огонёк горел ровный пламенем, не затухал и не вспыхивал, так что за воздух в этой яме можно быть спокойным – не отравишься. Я уже завис над полом, когда увидел небольшое помещение. Включил фонарик и осветил это «подземелье»... Впечатляет, ничего не скажешь, но неуютно здесь – жутко, воздух будто плотная стена, даже легкий сквозняк по щеке прошёл. Хотя откуда здесь ветер, скорее нервишки шалят. Небольшая каморка, размером где-то два на два с половиной метра и высотой в полтора. Стены, как и шахта, сложены из тёсанных вручную брёвен, а пол вымощен камнем, что меня удивило – в Литве и в жилых-то домах ещё в начале двадцатого века земляные полы не были большой редкостью, а тут простой погреб – и такая роскошь. Потолок в одном из углов немного осел. На вид сделано крепко, основательно, но задерживаться здесь мне не хотелось. Кто знает, вдруг он стоял больше века, а сейчас возьмёт и обвалится, засыплет к чёрту – не выберусь.
Не зря я туда полез – в углу стояла маленькая кадушка, вроде тех, в которых хранят соленья, и деревянный сундучок с ручками по бокам – в общем, ни дать ни взять, набор из пиратских романов, которыми я зачитывался в детстве. Ещё скелет, для полного комплекта нужен. Подумал и оглянулся, обводя каморку фонариком – этого ещё не хватало, и так, знаете ли, меня не покидает странное чувство, что я здесь неугоден. Да что там говорить – банально страшно! Вот дела – кому рассказать, ведь не поверят, чтобы взрослый мужик темноты боялся, но увы, это так. Я опустился на одно колено, аккуратно положил фонарик на пол и сцепил руки в замок, чтобы унять эту предательскую дрожь, но только ещё больше испугался, увидев, что сердолик на перстне покраснел! Да, он на глазах становился красным, словно наливался кровью. Твою мать, про такое мне Авгур не рассказывал! Меня трясло, зубы начали отстукивать чечётку, будто я голышом на морозе стоял – и ведь на прохладу погреба не спишешь!
Постепенно я начал успокаиваться. Продолжалось это недолго, думаю, минуты три, если не меньше. Камень на перстне понемногу светлел, краснота исчезала, отступая к краям, пока он не пожелтел окончательно, приняв обычный вид. Знаете, делайте со мной, что хотите, но я уверен – не будь у меня этого кольца или окажись на моём месте обычный человек, так бы и остался бы здесь навсегда. Как прекрасная иллюстрация к табличке «Не влезай, убьёт!». У меня до сих пор кровь стучала в висках, будто рядом колотили в огромный барабан, и, несмотря на прохладу погреба, по всему телу струился пот, стекал со лба крупными каплями, даже глаза щипало. Отдышался, вытер лицо и дрожащей рукой поднял фонарик. Странно, он светил так тускло, словно батарейки доживали последние минуты. Черт бы побрал эти китайские товары, которыми забит рынок, ни черта нормально сделать не могут! Похлопав себя по куртке, достал из бокового кармана запасные. Ну вот, теперь и осмотреться можно, хотя в глубине души ещё жил страх, который стучал в голове, словно выкрикивая – беги, беги, беги!
– Нет! – чуть не рыча, сказал я и обернулся вокруг. – Я пришёл осмотреть эту ведьмину нору и сделаю это, чёрт меня побери!
Сбросил булыжник, который прижимал крышку кадки, и осторожно лезвием ножа приподнял её, словно опасаясь, что сейчас выползет какая-нибудь гадость. Кадка на добрую треть была наполнена мелкими, неизвестными мне костями, похожими на маленькие части позвоночника. Дурдом какой-то, колумбарий, а не кадушка! Ладно, лучше сундуком займусь, может, хоть там, что-нибудь полезное найдётся, а не эти пожелтевшие от времени кости, покрытые зелёными прожилками плесени. Сундучок был не заперт. Бросив взгляд на кадушку, я поморщился и, немного отступив назад, протянул руку и приподнял крышку. Это, может, и смешно выглядит, но поверьте, смеяться желания не было. Куртка, которую рекламируют как многослойную, была мокрая от пота, хоть выжимай. По лицу до сих пор сбегали капельки пота, словно в парилке сидел. Сундучок был полон почти доверху. Сверху лежало какое-то тряпьё, скорее всего, платье, уже истлевшее от времени. При попытке переложить на пол оно расползлось на кусочки, оставляя на руках пыль и запах гнили. Открылось несколько отделений, разделённых деревянными перегородками. В большом лежал кожаный мешок, туго завязанный толстым шнурком с металлическими наконечниками на концах (на ощупь – будто маслом пропитанный). Внутри, судя по габаритам – что-то похожее на коробку или книгу; разворачивать не стал, просто отложил в сторону – успеется. В соседних отделениях нашлось несколько похожих мешочков, только поменьше размерами. Один глухо звякнул чем-то металлическим; сквозь кожу прощупывались монеты. Это уже хорошо – значит, есть чем поживиться. Что тут у нас ещё имеется? Несколько пустых пузырьков толстого стекла, с деревянными пробками. Если в них что-то и хранилось, то давно испарилось, оставив на внутренней стороне темные разводы коричневого цвета. Больше ничего не нашлось, я даже перевернул сундучок и осмотрел дно. Нет, не похоже, чтобы здесь были потайные отделения; слишком уж дерево старое, щели обязательно бы выдали такое «дополнение». Ладно, находки в рюкзак – и двигаем на воздух, что-то мне не по себе, не дай Бог, и правда чем-нибудь отравился. Не слабость чувствуется, а что-то вроде усталости, будто смену у станка отстоял.
Я бросил взгляд на часы, они показывали два часа дня. Ничего себе провозился! Это что же получается – больше часа внизу пробыл, а показалось, не больше десяти минут! Ладно, я забросил мешок на плечи и начал выбираться наверх. Вылез наверх и, немного отойдя от провала, сел на землю, устало скинув рюкзак и подставив лицо солнцу. Это гораздо лучше, чем ползать по норам!
Телефон прозвучал так неожиданно, что я даже аппарат на землю уронил, когда доставал из кармана. Твою мать!
– Александр? Добрый день.
– Добрый день. Отец Казимерас?
– Да, это я. Ждал вас вчера, как договаривались, но не дождался и решил сам позвонить, что-то неспокойно мне стало. У вас всё хорошо? Надеюсь, не помешал?
– Вчера?
– Ну да, ведь мы договаривались, помните, встретиться в пятницу, около полудня.
Меня словно мешком по голове огрели. Как так – вчера, в пятницу? А сегодня что? Бросил взгляд на часы – четырнадцать двадцать... Но день, суббота?! Погодите, я приехал сюда в пятницу в восемь часов утра, не может быть такого, что больше суток под землёй провёл!
– Нет, – запинаясь, ответил я, – что вы, конечно не мешаете. Извините, но помешали некоторые обстоятельства.
– Да, я понимаю... Александр, хотел бы попросить об услуге. Не знаю, почему, но мне кажется, что кроме вас, помочь советом больше никто не сможет. Слишком уж ситуация, скажем так, загадочная. Полицию я пока в известность не поставил, вначале хотел бы поговорить с вами. Надеюсь, не откажете...
– Да, конечно, а что случилось?
– Не хотелось бы по телефону, – он немного замялся. – Может быть, вы приедете?
– Через два часа, – я посмотрел на часы. И правда суббота!
– Сегодня? – он искренне удивился.
– Да.
– Пожалуй, вы правы, не стоит откладывать такие дела на потом, – Казимерас немного помолчал. – Хорошо, давайте через два часа, буду ждать.
– Хорошо, буду.
Конечно, я мог бы сказать, что буду через полчаса, а то и меньше, но извините, голос у святого отца был не самый спокойный. Если сказать, что, мол, я тут рядом, меньше чем в пяти километрах, доверия к моей персоне это не добавит.
Но суббота, чёрт меня возьми! Я несколько минут тупо разглядывал календарь в телефоне, потом вскочил и лихорадочно начал собирать вещи. Бросал в рюкзак, не глядя, часто оглядываясь вокруг. Кое-как закрыл крышку погреба, забросал землей и почти побежал к машине, чуть не забыв, у раскопа, металлоискатель и лопату. Добежал до машины, чертыхаясь, достал ключи, и лишь когда сел за руль и повернул ключ в замке зажигания, перевёл дух. Развалины избы, несмотря на жаркий день, виднелись тускло, словно их окутывал туман. Какой туман в такую солнечную погоду?! Вон отсюда! Я рванул с места так, словно за мной гнались все черти преисподней – не разбирая дороги, влетая в какие-то ямы, которые обдавали стекло брызгами коричневой торфяной воды. По обочинам среди деревьев мелькали тени, будто вровень с машиной неслась вся нечисть этого леса. Только тогда, когда вылетел из леса на дорогу, я заставил себя остановиться и, затормозив на обочине, закурил. Это что же такое произошло?! Я попытался упорядочить мысли, которые роились в голове, но только больше запутался. Временные петли какие-то?! Дурдом, а не жизнь! Ладно, пойдем от обратного – я приехал на хутор в пятницу, около восьми часов утра. Где-то час, не больше, копался по окрестностям, потом занялся развалинами дома. Нашел две копейки и железный мусор. Где-то в одиннадцать часов обнаружил погреб, начал раскоп и через час спустился вниз. Ну согласен, что час, ну два, но не сутки же?!
Включив радио, я убедился, что мир реален – диджей весело упрашивал девушку угадать песню, мелодия которой звучала фоном их разговору. Вот дура, это Блюз бродячих собак играет! «И я дружу теперь с котом, я дверь не путаю с окном.» Я достал из бардачка запасную пачку сигарет, закурил и, откинувшись на спинку сиденья, вытер с лица пот. Глубоко затянулся, выпустил дым и посмотрел в зеркало. Поверьте, если бы я сейчас вместо своей славянской физиономии увидел морду с пятачком и рогами, ей-Богу, не удивился бы, просто сил бы не хватило. Звонок соседке развеял мои окончательные сомнения – да, сегодня суббота, календарь и часы не врут. Выслушал её переживания, узнал, что зверьё присмотрено и накормлено. Ну, раз так, значит всё в порядке. В относительном порядке, конечно. По пути в костёл, к отцу Казимеру, решил сделать ещё одну остановку и заехать на бензоколонку, чтобы привести себя в порядок и умыться – потом от меня разило так, словно весь день вагоны грузил.
Небольшая бензоколонка устроилась неподалёку от городка. Удобная вещь для дальнобойщиков и туристов, путешествующих на автомобиле – здесь можно было принять душ, пообедать в небольшом ресторанчике, расположенном по соседству, и вообще – почувствовать блага цивилизации, включая интернет.
Умывшись и переодевшись, я выпил чашку крепкого кофе и попытался ещё раз пройтись по хронологии вчерашнего дня. Судя по всему, когда сердолик на перстне покраснел, время для меня остановилось, и я пробыл в трансе почти двадцать четыре часа. Авгур, пожалуй прав – везучий ты, Александр Айдаров. Кажется, у меня были все шансы остаться там навеки, пока очередной бедолага, обнаружив погреб, не нашёл бы мои кости. Да, чуть не влип, любитель приключений и лёгкой наживы. Кстати, а что мне удалось вытащить из этого, будь он неладен, погреба?
Большой мешок я трогать не стал – такие вещи лучше открывать дома, расположившись за столом, а не в машине. Ещё лучше – где-нибудь в лаборатории, специально предназначенной для таких находок, но где её взять? А вот маленькие мешочки – почему бы и нет; не думаю, что там найдётся что-нибудь ужасное, вроде джинна из сказки. Я отъехал в глубь парковки, где устроились на отдых две фуры дальнобойщиков, и достал из рюкзака свои находки. В первом мешочке, как я и предполагал, оказались монеты. Девять из них – это серебряные литы 1936 года, и ещё почти два десятка золотых николаевских червонцев. Ну, раз так, значит, расходы на «экспедицию» оправдались. А вот во втором оказался какой-то тряпичный узелок. Я развязал его и застыл, держа на ладони два серебряных перстня с неизвестными мне камнями. Один из них, судя по орнаменту, выполнен в восточном стиле; второй немного похож на мой. Не знаю, почему, но я был твёрдо уверен, что эти кольца принадлежали таким же, как и я, Охотникам, которые пытались добраться до Ведьмы раньше меня.
23.
– Скажите, Александр, вы верите в Бога?
– Поверьте, отче, я бы очень хотел верить. Скажу больше – некоторые события последних дней меня подталкивают к этому, но честно признаюсь – не знаю. Я никогда не представлял себе Бога эдаким милым стариком, который сидит на облаке, а вокруг него порхают ангелочки с арфами наперевес. Бог для меня всегда был чем-то большим, эдаким сгустком энергии, обволакивающим нашу землю. Причём связь должна быть похожа на зеркало, в котором отражаются поступки живущих, и на добро отвечать добром, а на зло – злом. Мне бы так хотелось, но в мире всё наоборот и... я не знаю.
– Я понимаю вас, – Казимерас кивнул головой, – когда-то я был таким же, как и вы сейчас. Нет, не переживайте, я не собираюсь вам рассказывать историю своей жизни, как это любят делать старики, из мыльных опер, чтобы поучить жизни молодых. Да и я ещё не так дряхл, – он снял очки и начал протирать стёкла. – Только вот, зрение, совсем плохое стало.
– Много читаете? – спросил я.
– Нет, это последствие контузии.
– Простите?
– Контузии, Саша, обычной контузии, – он грустно улыбнулся. – Я, видите ли, в прошлой жизни был грешен. Родители мечтали видеть меня ветеринаром, но жизнь распорядилась иначе. Армия, потом учёбка, а потом одна маленькая, но упрямая страна.
– Афганистан?
– Да, – Казимерас кивнул, – восемьдесят третий – восемьдесят четвертый год. В октябре восемьдесят четвёртого во время одной операции в районе Ургези чудом остался жив. Дал слово, что если выживу, то уйду служить в церковь. Так и случилось, что стал ксендзом.
– А шрам на руке?
– Татуировка, – он задумчиво погладил кисть руки, – 56 ОДШБр.
– Вы там видели перстень, похожий на мой? – я кивнул на свою руку.
– Да, его носил на шее один офицер, которого я искренне уважал. Он был настоящий мужик, если вы понимаете, что я имею в виду. Потом этот человек погиб, причём странно; если быть точным в определениях – погиб неправильно. Когда я увидел вас, стоящего в дверях, мне пришло в голову, что между вами есть связь, причём государственные «органы» не имеют к этому ни малейшего отношения. Это так?