6.
– Значит, так, Пётр Васильевич...
– Ну-ну, – он забросил ногу на ногу и откинулся на спинку стула, – с удовольствием тебя послушаю. О чём хочешь узнать?
– Говорить, в общем, не о чем, если уж так дела повернулись. Мне нужны доказательства.
– Доказательства чего? – поинтересовался мой собеседник.
– Реальности своих полномочий. Как охотника. Хочу убедиться, что это не сдвиг по фазе и не банальная шизофрения.
– Эка вы, батенька, завернули, – Пётр театрально вскинул руки, – доказательства ему подавай! Какие именно? Древний манускрипт, подписанный кровью? Или, – он прищёлкнул пальцами, – как же там… Я недавно в кино видел – «договор между силами света и силами тьмы»? Какие доказательства будут для тебя убедительными? Нежити в парке было мало?
– А хочешь, сейчас пулю, между глаз всажу? – тихо спросил я. – Если прахом, посреди белого дня рассыплешься – будет прекрасное доказательство. Или, судя по твоим рассказам, не вся нежить в пыль обращается? Одни змеями расползаются, а другие – так в человеческом образе и остаются... Каким образом умрёшь ты, Авгур?
– Пугать изволишь, – он наклонился ко мне, – а сам не боишься?
– Не первый раз живу, – сквозь зубы процедил я. – раз так, и в пятый сюда вернусь.
С минуту мы молча смотрели друг на друга, балансируя на краю пропасти, ещё шаг – и больше разговоров не будет. Такое бывает; словно два хищника сошлись на узкой дорожке и теперь оценивают степень опасности от этой встречи. Ещё мгновение – и всё, дальше истории не будет, она закончится прямо здесь, за летним столиком небольшого бара Скляутас, куда мы зашли после встречи на набережной. Авгур был умнее меня, опытнее; он почувствовал неуправляемую силу, которую был готов выплеснуть наружу, перечёркивая нашу встречу сразу и навсегда. Поэтому он лишь грустно улыбнулся...
– Силён, бродяга, силён... И что, неужели так и сделал бы?
– А ты проверь. Не люблю играть втёмную...
– Хороший охотник из тебя выйдет – со временем. Когда научишься управлять силой, яростью и злобой.
– Разве охотник имеет право на зло? Ведь он на стороне добрых сил. Или не так?
– Так-то оно так, Саша. Только есть старое выражение, «с волками жить...». Если будешь рассчитывать на доброту, то и месяца не проживёшь. Нежить тоже тебя почувствовала – после того, как перстень нашёл хозяина. Они сейчас на тебя такую охоту могут устроить – не обрадуешься, а опыта в тебе ма-ало, – протянул он, – сгинешь ведь.
– Уже радуюсь. Главное, как всё странно получается. Перстень надел – и тебя заметили. Ещё несколько дней – и дичь устроит охоту на Охотника. Тот, не успев разобраться во всех тонкостях своего нового ремесла, погибает. Странно немного получается, вам не кажется?
– Ну уж как есть, не я эти правила придумал. Есть безопасные места на Земле, для таких, как ты. Можно отсидеться, раны зализать.
– Храмы? Или ещё проще – податься в монастырь?
– Нет, – он грустно покачал головой. – Как бы это ни удивительно не прозвучало – нет. Что такое церковь? Место, где люди пытаются общаться с Богом. В церковь когда приходят? Когда уж совсем невмоготу становится от забот. Редкость, когда кто-нибудь счастливый в храм заглянет, чтобы искренне сказать: «спасибо тебе, Господи!». Поэтому аура у таких мест нехорошая, тяжёлая. А люди всё несут и несут, свои отрицательные эмоции, молитвы читают... Что такое молитва? Ведь не более чем одна из форм медитации, своеобразный вход в транс – вдох, выдох, вдох, выдох. И общаются как – ведь даже не напрямую, а, как правило, выбрав посредником человека, на котором грехов больше, чем блох на шелудивой дворняге. И грехи эти тяжкие, смертные. Знаешь литовскую пословицу – šuns balsas į dangų neina (голос собаки в небесах не слышен, литовск.) Есть безопасные места, есть. – кивнул Авгур. – Например, твой дом, куда нежити хода нет, за одним исключением – если сам не пригласишь. Раньше было проще, – его взгляд затуманился, словно вспомнил что-то очень дорогое, но причиняющее боль, – вас в мире бродило больше, поэтому к опытному Охотнику всегда приставляли молодого, чтобы тот ума набрался и не погиб раньше времени. Сейчас времена другие; таких, как ты, мало осталось. И не потому, что люди грешат меньше – просто убивают охотников быстрее, чем успеваете вернуться. Нежити не просто много, её очень много.
– Если следовать вашим рассуждениям о церкви, то среди священников должно быть много Охотников. Раз уж они такие грешники, в чём я, собственно никогда и не сомневался.
– Может, и станут – в следующей жизни. Знаю только одного святого отца, который принадлежит к твоему роду. Это ксендз Станисловас из небольшого пригородного костёла. Если хочешь, скажу ему, что зайдёшь. Сможешь поговорить открыто, без стеснения.
– Почему вы решили, что обращусь к нему за помощью?
– А куда тебе деваться? Не в библиотеку же идти, право слово! Вопросов будет много, а ответы захочешь сам узнать, у меня спрашивать не будешь.
– Так в этом уверены?
– Да. Ведь именно я передал тебе этот перстень. Значит, толкнул в эту новую для тебя жизнь, поэтому твоё недоверие вполне понятно. Сходи, поговори, может, и полегчает.
Вчера за несколько часов общения с Авгуром на меня свалилось такое количество информации, что всю ночь просидел на кухне, смоля одну сигарету за другой. Если бы не застреленная в парке нечисть, то, выслушав эту галиматью, достойную внимания психиатров, забыл бы про неё, самое позднее, через час. Только есть один момент – после Дубовой рощи желания смеяться у меня не возникало; до сих пор в холод от одной мысли, бросает. С другой стороны, слепо верить тоже не хочется. Поймите, господа, я вырос в обычной советской семье и воспитан в духе «сурового материализма». Не верую ни в Бога, ни в чёрта, ни в международный валютный фонд; но в жизни, как и с каждым из нас, со мной случались вещи, приучившие с должным уважением относиться, к некоторым странностям мира. Что имею в виду? Да что вы как маленькие, прекрасно же понимаете, о чём разговор! Именно про то, что называется поверьями, приметами, обычаями, особенно в той части, которая полна рассказов про соприкосновение человека с потусторонними силами. Уверен, спроси вас о таких случаях – в запасе найдётся не одна история, свидетелем которой являлись вы сами или ваши близкие. Это нормально, если рассматривать такие случаи, как версии с правом на жизнь. Тогда да, и поговорить есть о чём, и книжки разные вспомнить, чтобы умной цитаткой, к месту сказанной, блеснуть перед собеседницей. Только вот незадача какая-то – то, что со мной произошло, ни в какие фантазийные рамки не укладывается. А вот в суровую, жестокую реальность – запросто! Знаете, какую? Шизофреническую.
Вот в таких размышлениях рассвет и встретил. С остывшим кофе, погасшей сигаретой и котёнком, спящим на коленях. А за окном кроваво поднималось солнце, не добавляя миру надежды на то, что всё будет хорошо. Переложил кота на диван и пошёл в душ, где застыл перед зеркалом, словно увидел себя впервые. Ну что я там мог нового увидеть? Ничего. Русые волосы, короткая стрижка, темно-зелёные глаза. Над правой бровью небольшой шрам, в память о бурной студенческой молодости. Охотник...
Отгуляв положенную неделю (всё хорошее в этой жизни когда-нибудь заканчивается), вышел на работу, и опять потекли привычные рабочие будни. Шарунас после моего неожиданного отпуска поглядывал на меня искоса, но в душу особо не лез. И это правильно, незачем. Да и что я ему мог рассказать? Ведь не поверит. А если и поверит, то всё равно отстранит от дел и отправит к врачам. Можно подумать, Каунасу только этого для полного счастья и не хватало – сумасшедшего торговца оружием. Представляю заголовки газет... «Охотник за Нечистью застрелил Ведьму-пенсионерку». Поэтому я силился, выжимал из себя улыбки и шутки, чтобы казаться тем же весёлым и никогда не унывающим Александром. Только получалось плохо, и шеф это чувствовал – ведь не первый год с ним знакомы, по нескольким сказанным фразам настроение определить можем. Пока меня в клинику на опыты не сдали, решил сделать некоторые приготовления. Подгадал, когда народу в конторе было поменьше (шеф обхаживал очередную пассию) и зашёл к нашему оружейнику. Он, разложив на части очередное клиентское ружьё, что-то вытачивал, тихо насвистывая старую мелодию.
– Виктор, слушай, у тебя работы много?
– Да нет, не особо, – он пожал плечами, – переворонить одну старую Мосинку, отдать ложе на реставрацию и планку на штуцер поставить. А что?
– Заказ есть, – я запнулся, – на серебро. Заказчик принёс кучку дешёвых украшений, которые можешь с чистой совестью переплавить. Сорок пятый калибр, сто штук, стандартная навеска. Но тонкость в том, что пули нужны экспансивные.
– Какие?! – он вытаращился на меня. – Экспансивка, сорок пятого?! Это же когда развернётся, считай, чуть ли не с мячик для пинг-понга будет!
– Да, именно экспансивка.
– Заказчик изволит охотиться на вампиров?
– Виктор, – протянул я, – ну ты же знаешь клиентов! Трудно понять их причуды!
– Совсем спортсмены с ума посходили, – Виктор удивлённо покачал головой. – Надо же такое придумать – серебром по железякам пулять. Ну ладно бы ещё магазин или два, но сто штук! Да и экспансивными эти пули в полном объёме не будут – материал однородный.
Про спортсменов он не просто так сказал. Такие пули для короткоствольного оружия запрещены к гражданскому обороту, их могут приобретать только спортсмены; по уверениям, они хорошо укладывают железные попперы (*). Дальше я ничего объяснять не стал, а оружейник, слава Богу, не начал расспрашивать, кто это из наших стрелков начинает с ума сходить. Чтобы я ему ответил? Мол, это лично для меня, для охоты на Нежить?
Почему заказал? Не от извечной для каждого стрелка привычки «шоб було». Утром я обнаружил нехорошее соседство, а точнее – банальную слежку. Чтобы окончательно поверить, что едет крыша, не хватает ещё злобного соседа, который облучает меня таинственными лучами, направляя эмалированный тазик на балконную дверь, чтобы мозги закипели. Тем более что они и так уже побулькивали от вороха информации, которую я поглотил за последнюю неделю. Да и про хвост мне сосед намекнул, сам бы точно не заметил. Оказывается, они со вчерашнего дня за мной катаются. Весело... В обеденный перерыв позвонили из библиотеки, сказали, что нашли заказанные мною книги. Вот туда я и поехал, едва дождавшись конца работы, наши парни аж рты разинули, когда ровно в восемнадцать ноль-ноль выключил компьютер. В библиотеке просидел около трёх-четырех часов; если бы не старое, ещё с университетских времён, знакомство с начальницей архива, фигушки бы я получил эти книги из хранилища. А документы были интересные, особенно тетрадь, оказавшаяся дневником одного ксендза, жившего в начале двадцатого века.
Этот святой отец в нескольких эпизодах описывал женщину из своего прихода – мол, жалобы на неё поступали от соседей. То в болезнях скота обвинят, то ещё в какой-нибудь чертовщине. Всё бы ничего, стучать у нас всегда любили, но дошло это дело до курии (видно, какой-то местный помещик подсуетился), и ксендз получил гневное письмо с требованием разобраться со своей паствой. Не знаю, как он эту проблему решал, наверное, женщину проведать всё же пришлось, но тон записей сильно изменился. Создавалось стойкое впечатление, что после визита к ней ксендз был здорово напуган. И не просто так, а смертельно. Всё чаще в его записях начали появляться размышления о неожиданной смерти, о грехах мира и собственных прегрешениях. Странно – особенно если учесть, что до этого святоша был не дурак выпить крупникаса (*), повеселиться и поиграть в карты (сохранился листок с записями его карточных долгов). Так вот, чем эта история меня зацепила – во-первых, было точно известно место, где он жил. Во-вторых, костёл числился действующим. А в-третьих, записи ксендза обрывались через неделю.
(*) Железные попперы – мишени в I.P.S.C.
(*) Крупникас – крепкий ликёр, приготовленный из мёда и лекарственных трав. Создан монахами-бенедиктинцами в 1593 году.
7.
Их было трое... Где-то за ними, в сумраке бетонной коробки, маячила еще одна. От первой отделяло метров семь. Узкий тёмный коридор, «кричи-не-кричи» – всё равно никто не прибежит. Город вовсю готовится к выходным, да и темно... Три и ещё одна – четверо. Жаль. Не рассчитал, могу и не успеть. Понизу живота раскатился холод, грязные облезлые стены словно сдвинулись, а мир потерял цвета. Осталось только неприятное чувство растянутого времени и эти...