-- Ты деньги-то забрал назад?
-- Какие?
-- Ну... те, что ты заплатил. За меня.
-- И это помнишь? Очень хорошо. Амнезию диагностировать не будем.
-- Амне... что не будем делать?
-- Амнезия. Это по-гречески. Беспамятство. Я сказал, что распознавать в тебе беспамятство не будем. Скорее уж во мне. Деньги-то я, по правде сказать, забыл.
-- Вообще-то я не жалуюсь на память и долги не забываю.
-- Не сказал бы, что это дурное качество, -- согласился Прим.
-- Почему на кровати я? Тут же у тебя всего одна кровать.
-- Потому что блевать сверху вниз гораздо ловчее.
-- А-а.
Галл осмотрелся, насколько позволяла подвижность затекшей шеи. Комната была весьма небольшой и крайне бедно обставленной. По правде сказать, из мебели была только кровать. Ни стульев, ни стола, ни сундука для вещей здесь не обнаруживалось. Штукатурка на стенах кое-- где облупилась, обнажая кирпич. Пожалуй, самой примечательной деталью интерьера были бесчисленные автографы предыдущих съемщиков. Сакральная фраза "Здесь жил ..." встречалась столь часто, что на стенах уже не было живого места.
На окне сидел большой серый кот и таращил зеленые глаза на похмельного галла. Ганник устроил коту гляделки, но тому подобное занятие не понравилось, и он мягко, совершенно бесшумно спрыгнул на грязный пол.
-- Не топай, зараза, -- поморщился Ганник.
Кот, более не удостоив галла взглядом, подошел к горшку, понюхал его, после чего, распушив хвост, гордо удалился из комнаты через чуть приоткрытую дверь. Щелка была невелика, и коту пришлось протискиваться, растеряв во время этого процесса всю свою царственную важность.
Комнату с севера на юг вальяжно пересекал рыжий таракан.
-- Зато здесь нет мышей, -- философски заметил Аппий.
Он аккуратно сложил половинки вощаной дощечки, убрал стило в кожаный футляр и протянул Ганнику кружку с белой жидкостью.
-- Вот, выпей. Полегчает.
-- Что это?
-- Молоко. Помогает при похмелье
Ганник отпил. Молоко было козьим.
-- Где ты его взял?
-- Купил. Пей, не отвлекайся.
Ганник выпил все до дна и вернул кружку Приму.
-- Чем ты собираешься заняться? -- спросил Аппий.
Галл потер ладонями виски.
-- Работу буду искать.
-- Какую?
-- Ну... Что я умею... Бошки проламывать. Телохранителем или вышибалой.
-- Я так понял, что тебя здесь никто не знает, а рекомендовать некому. Как ты собираешься убедить работодателя платить и довериться незнакомцу?
-- Как обычно. Выкину его человека. Вот он меня и возьмет. Хотя бы хозяин вчерашней таверны, к примеру.
-- Интересный способ.
-- Все так делают, кто ищет подобной работы.
-- Никогда об этом не слышал.
Прим замолчал, покусывая губу и явно что-то обдумывая.
-- Все-таки, зачем ты приехал в Рим?
Ганник не ответил.
-- Ты ведь, не охранителем собираешься наниматься, а скорее, наоборот. Как в прежнее время.
-- Это уж, как доведется...
Повисла продолжительная пауза, в течение которой Аппий пристально смотрел галлу прямо в глаза. Ганник не выдерживал взгляд Прима, в висках застучало еще сильнее, какая-то неведомая сила вынуждала его вывернуться наизнанку перед этим, совсем незнакомым, в сущности, человеком. Раскрыть душу, всю, до самых темных ее уголков... Лицо галла побелело, лоб покрылся испариной. Даже отвернувшись в сторону, не видя Аппия, Ганник всем нутром чувствовал, как его жжет пристальный, какой-то... не людской взгляд костоправа. Его, как котенка подняли за шкирку, повертели из стороны в сторону, встряхнули, взвесили, измерили. Галл нашел в себе силы посмотреть Приму в лицо. С глазами Аппия происходило что-то страшное: зрачки чудовищно расширились, исчезла радужка и белки. Ганник отшатнулся, как от пламени костра, внезапно опалившего лицо. Морок исчез, так же внезапно, как появился.
"Кто ты такой?", -- Ганник с силой сжал ладонями виски, пытаясь унять кузнечный молот, гудевший внутри головы.
-- Я человек. Из плоти и крови, -- сказал костоправ.
"Он что, мысли мои читает?"
-- Знаешь, что? -- неожиданно заявил Прим, -- давай-ка я найму тебя своим телохранителем.
Глаза Ганника полезли на лоб.
-- Ты? Меня? Зачем? Ты же сам...
-- Сам, сам. Сусам. Ты уже разок спину мне прикрыл. Чего бы и дальше этим славным делом не заняться? За деньги, разумеется. Ты же видел, что скупость к моим особенностям не относится.
-- Деньги -- пыль, -- пробормотал Ганник, пытающийся осмыслить происходящее.