-- Только не с Антиохом. Не тот характер. К тому же он занят, ведет войну с Египтом, довольно неудачно, за несколько дней до победы Ганнибала при Тразименском озере, проиграл битву при Рафии. Не до того ему сейчас. А Филипп и так дружит с Ганнибалом, да вот только ему не дают развернуться этолийцы, которые дружат с Римом.
-- Ну, знаете, -- воскликнул Историк, -- я что-то вас совсем не понимаю. Та партия, которую вы собираетесь начать, в моих глазах совсем бесперспективна. Уж если вы отвергли Ганнибала. Да тот же Пирр имел побольше шансов на успех!
-- Вот это я и собираюсь проверить. Кто что имел. Перед началом партии. Вам самому не любопытно? Ваши подопечные отлично потрудились. Изложенное здесь, -- Игрок перевернул несколько страниц, -- настолько путано, что истину придется выискивать буквально, днем с огнем. Я собираюсь сделать это. А уж потом прикидывать все шансы.
Историк молчал, внимательно глядя в глаза собеседнику.
"...Кто ты такой, ублюдок?!"
"Судья..."
-- Ну что, вы принимаете мой вызов?
-- Да, умеете заинтриговать. Только мне кажется, Игрок, вы открыли книгу не на той странице. Начать следует раньше. Немного раньше...
Часть первая
Глава 1. Халкедон[11]
. Лето года 667-го ab Urbe condita[12]
-- Ты так спокойно говоришь об этом, Фимбрия. Словно комара прихлопнул, -- процедил сквозь зубы трибун Квинт Север. -- Ты убил консула! Консула римского народа! Проклятье на нас всех, вместо того, чтобы немедленно заковать тебя в железо, мы просто стоим и слушаем, одним своим бездействием совершая преступление!
Легат Гай Флавий Фимбрия, обвел взглядом собравшихся в палатке шестерых трибунов[13]
и примипила[14]
. Севера никто не поддержал, все подавлено молчали, чьи-то глаза сверлили землю, чьи-то расширились от ужаса.
-- Я отрубил ему голову, когда он пытался спрятаться от меня в колодце. Бросил ее в море, а тело оставил без погребения. Да, я прихлопнул комара, эту алчную кровососущую тварь! Который, по глупости своей, уже растерял четверть армии, ни разу не вступив в бой! И вы, чистоплюи, еще вчера бывшие заодно, теперь осуждаете меня? Что, жижа по ногам потекла?
-- Я думаю, все поддержали бы тебя, -- ответил Север, -- если бы ты силой заставил Флакка подписать сложение полномочий в твою пользу. Но зачем его было убивать? Убивать бегущего. Пускай бы и сидел в том колодце. Чем он мог нам помешать?
-- Если бы он вернулся в Рим, под крылышко упыря Цинны, и я, и ты, Север, все мы стали бы вне закона. Ты прекрасно это знаешь. Его нельзя было оставлять в живых.
-- А так нас погладят по головке, -- усмехнулся Север, -- ты что же, думал, никто не узнает? Нас тут восемь тысяч. И еще столько же за проливом, грузятся на корабли. Глаз и ушей достаточно. Существовало множество способов решения проблемы, а ты выбрал самый... простой. Тебя несправедливо обидели, ты отомстил. Замечательно. Только при этом ты совершил святотатство, и тебе нет дороги в Рим. Сулла тоже мечтает укоротить тебя на голову, ведь он знает, как ты отличился в избиении его сторонников. Что ты собираешься делать дальше, Фимбрия?
-- Воевать с Митридатом, для чего я и присоединился к походу, - невозмутимо ответил Фимбрия, -- вопрос в том, что собираетесь делать вы?
Трибуны молчали. Пятеро из них были очень молоды, не старше двадцати лет, и лишь недавно начали свою карьеру, будучи избранными на эту должность. Никакого военного опыта у них не было.
-- Может быть, мы спросим мнение солдат? -- Фимбрия перевел взгляд на примипила, стоявшего чуть в стороне.
Примипил Тит Сергий Назика[15]
, Носач, старший из центурионов легиона и старший по возрасту из присутствующих, был, тем не менее, довольно молод для своей должности. Ему было всего сорок пять лет. Он был из тех бедняков, что рекой хлынули в легионы Гая Мария после реформы, отменившей имущественный ценз для легионеров. Носач прошел весь путь от рядового до примипила, наивысшей для солдата ступени, всего за двадцать лет, что говорило о его недюжинной доблести и талантах, ибо в те годы старшими центурионами служили мужи, близкие к шестидесятилетнему возрасту, начавшие службу еще задолго до преобразований Мария.
Тит Сергий был прямолинеен и прост, бесконечно предан партии Мария, но всем нутром презирал марианцев, подобных покойному консулу Валерию Флакку -- глупых, алчных, надменных богачей, совершенно не сведущих в военном деле, но назначаемых командующими за свои связи и деньги.
-- Ты знаешь мнение солдат, Фимбрия, -- сурово заявил Носач, -- иначе никогда не затеял бы свершенное. Хочешь, чтобы я высказался при этих юнцах? Хорошо. Солдаты предпочитают тебя. Ты в деле проверенный. Солдатам не нравится, когда тупоголовый сенатор, торопящийся за венками и триумфами топит их в шторм при переправе в Грецию, когда можно было подождать месяц до ровной погоды. Солдатам не нравится, что он, прослышав про победу Суллы под Херонеей, вместо того, чтобы воодушевиться и навалиться на Митридата, нагадил под себя и забыл, зачем его сюда посылали. Ты удовлетворен? Солдаты собираются воевать с понтийцами и поиметь на этом деле добычу. С Суллой я предпочел бы разбираться потом. Кстати, про упырей... Ты тут много разных слов сказал... Не знаю, что у тебя там случилось с ними, с "упырями", -- Носач усмехнулся, -- не мое это дело, но тебе следует помнить, что многие тут за Младшего[16]
. Да что там, все мы тут за Младшего. Хотя, даже я признаю, что Марий-старший, незадолго до того, как отправился к Плутону, крепко тронулся умом. И натворил разных дел...
Легат недовольно поджал губы, но ничего не возразил.
-- Собственно, нам ничего другого не остается сейчас, -- вставил Север. -- Не вижу вариантов. Командуй, Гай Флавий.
Фимбрия молчал минуту, затем расправил плечи и, повысив голос сказал:
-- Все планы остаются прежними, только на месте мы больше топтаться не будем, а будем действовать стремительно. Мы потеряли массу времени из-за дохлого слона[17]
. Главная цель Митридат. С Суллой будем разбираться потом. Продолжать переправу. Все команды выполнять бегом!
Север, а затем и остальные вскинули правые руки в салюте, повернулись и вышли из палатки.
Мрачнее тучи он шел по лагерному форуму к своей палатке. С детства привыкший продумывать все наперед, он приходил в тихую ярость, когда планы шли наперекосяк. Внешне это почти никак не проявлялось и лишь очень немногие, хорошо знавшие его люди, к коим не относились даже родители, могли бы понять, какая буря сейчас бушует в его душе.
В тот год ему исполнилось двадцать пять лет, и семь из них он провел в армии. Его отец был небогатым римским колонистом в Самнии, где обширные поместья еще не вытеснили мелких землевладельцев. Дела старика шли не слишком успешно, но все же, чуть лучше, чем у многих. Ему удалось доказать наличие годового дохода в четыреста тысяч сестерциев, что давало право на вхождение в сословие всадников. Так у Севера-старшего на пальце появилось золотое кольцо[18]
, а у его троих сыновей возможность сделать карьеру. Квинт был младшим. С детства наблюдая, как надрывается отец, у которого и рабов-то было -- кот наплакал, Квинт проникался отвращением к тихой сельской жизни. Его прельщала война. Возможно, это было следствием влияния фамилии[19]
, что, впрочем, никак не отражалось на его старших братьях. Его детство прошло в годы великих подвигов обожаемого легионерами и беднотой Гая Мария, победителя Югурты, кимвров и тевтонов, создателя армии нового образца, первого из римлян, кто стал семикратным консулом. Уже в шестнадцать Квинт был готов бежать и записываться в легионы. Рядовым, разумеется. Но с младых лет способный обуздывать свои страсти, все взвешивать и просчитывать, он подождал два года и легко победил на выборах трибунов, обойдя других, таких же, восемнадцатилетних кандидатов, рвущихся начать свою карьеру.
Итак, он встал под знамя Орла. Новоиспеченный трибун попал в легионы проконсула Тита Дидия, воевавшего в Ближней Испании с кельтиберами. Непосредственным начальником Севера стал его тезка, родственник Мария, легат Квинт Серторий. Война протекала удачно и в следующем году, уже после окончания положенного года службы молодого трибуна, проконсул получил заслуженный триумф. Отличившийся на этой войне Север был замечен, ему было предложено остаться на службе. Предложение он принял.
Два года спустя случилось одно из тех событий, что, несмотря на кажущуюся незначительность, круто поворачивающих течение Истории. На что, конечно, обращают внимание лишь много позже, когда уже пролиты реки крови и в бешеный, все затягивающий водоворот засасываются все новые человеческие судьбы... Ведь как все было просто вначале. Стоило лишь чуть-чуть задуматься о последствиях. Если б да кабы...
Италики, уже многие годы, живущие в пределах Римского Государства, но не имеющие гражданских прав внесли предложение в Сенат о предоставлении им этих прав на основании союзнических обязательств, исчисляемых десятками (кое-где и сотнями) лет.
Сенат предложение отверг.
На этом терпение италиков закончилось, и они начали скрытно готовиться к войне. Они провозгласили создание государства Италия, избрав своим знаменем изображение быка, попирающего волчицу.
Вначале все шло весьма неудачно для Рима. Был обращен в бегство консул Секст Юлий Цезарь[20]
. Потом понес большие потери один из легионов второго консула. Хитростью был взят лагерь легата Квинта Цепиона. В Риме был принят закон, по которому запрещалось устраивать похороны погибших в Городе, дабы не снижать боевой дух граждан.
В сложившихся условиях римляне пошли на уступки и дали гражданские права племенам, еще не принявшим участия в войне. Это не слишком помогло. Тогда было объявлено о том, что гражданские права будут даны тем, кто сложит оружие в двухмесячный срок. Это раскололо государство Италия и дальше дела римлян пошли гораздо лучше.
Особенно сильно в деле усмирения италиков преуспел Луций Корнелий Сулла. В прошлом он был близким другом Гая Мария, но со временем стареющий Марий стал очень ревниво относиться к успехам более молодого Суллы. Это проложило между ними черту отчуждения, а затем и взаимной ненависти.
Север служил в войсках марианцев. мотался по горам с победами и поражениями. Он не был самнитом, но Самний, его родина, была объята пламенем. Тем паче ему пришлось по душе то, что Марий, в отличие от Суллы по большей степени старался с противником договориться, а не жечь его. К концу трехлетней войны симпатии уцелевших италиков, с некоторыми вождями которых Северу довелось завести знакомство, целиком были на стороне партии Мария.
Казалось, страсти улеглись, и наступает мир, однако дальше началось нечто немыслимое.