В зале было холодно, но жалюзи, по крайней мере, были закрыты. Здесь гуляли сквозняки, но уже не ветер. Эссте явно не собиралась умирать в ближайшее время. Киа-Киа глянула на окно, из которого чуть не выпала. С закрытыми жалюзи оно было окно как окно или даже часть стены. Даже само помещение вовсе не находилось на километровой высоте от земли — как и остальные строения Певческого Дома. И сам он был всего лишь зданием, и девушке было плевать на то, что больше она его никогда не увидит, она не испытывала глубинной связи с его камнями, она не собиралась вспоминать о нем и даже рассказывать о нем своим новым друзьям в университете.
Но ее пальцы погладили камень стены, когда она выходила.
Услышав, что Киа-Киа выходит, Эссте подняла голову. Наконец-то ушла. После этого она подняла лист бумаги, занимавший ее гораздо сильнее, чем все потребности Глухой, пытавшейся мстить за свой собственный промах.
Песенному Мастеру Эссте:
Майкел вызвал меня на Землю для службы в дворцовой охране. Наряду с этим, он переслал мне инструкции, чтобы я забрал с собою и его Певчую Птицу. Насколько я понимаю, мальчику уже исполнилось девять лет. У меня нет никакого выбора, кроме как исполнять приказ. Я так распланировал свою поездку, что Тью будет последней остановкой перед Землей. У вас есть двадцать два дня с момента получения этого сообщения. Прошу прощения за неожиданность, но приказ есть приказ.
Рикторс Ашен.
Письмо пришло сегодня утром. Двадцать два дня. И что самое паршивое, Анссет уже готов. Готов. Готов.
А я не готова.
Двадцать два дня. Эссте нажала кнопку у себя на столе.
— Пришлите Анссета ко мне.
Ррук пришла в Ясли и Капеллы, как ей и следовало по распорядку. В ее голосе не было особенной силы, но она была чудесной певицей и доставляла удовольствие всем, кто ее слышал. Тем не менее, она испытывала страх. Ясли и Капеллы были гораздо большим шагом вперед, чем между Скрипучкой и Колокольчиком или даже между Колокольчиком и Ветерком. Здесь она была одной из самых младших, а в своих Яслях младше ее никого и не было. И только одно помогало забыть ей про робость — это были седьмые Ясли. Ясли Анссета.
— А сам Анссет придет? — спросила Ррук у сидящего рядом паренька.
— Не сегодня.
Разочарование не проявилось на лице девочки, но прозвучало в ее песне.
— Понимаю, — сказал на это парень. — Тут дело такое. Он здесь никогда не пел.
До Ррук доходили слухи об этом, только она никак не могла в них поверить. Анссету не давали петь? Но это было правдой. И она пробормотала песню, в которой была несправедливость этого запрета.
— Я и сам не знаю, за что его, — сказал ей сосед. — Однажды я тоже пел подобное в Капеллах. Меня зовут Ллер.
— Ррук.
— Я слыхал про тебя. Ты та самая, кто первая пропела Анссету песню любви.
Тут была некая связь — они оба чем-то жертвовали, осмеливаясь сделать что-то ради Анссета. Но тут начались занятия, и их беседа прекратилась. Сегодня Ллер пел в трио. Он вел высокую партию — звонкое жужжание, меняющееся лишь изредка. Но он все время контролировал общее звучание трио, в центре которого находились все время меняющие свое место остальные два голоса. Виртуозно пользуясь своим умением, он делал песню необыкновенно красивой. Теперь он еще сильнее нравился Ррук, из-за своих способностей, а не только его участию в деле Анссета.
После окончания занятий, совершенно не договариваясь заранее, Ррук с Ллером пришли в ясли к Анссету.
— Еще до начала спевки его вызвали к Песенному Мастеру Эссте в Высокий Зал. По-моему, он скоро вернется. Обычно сама Эссте приходит учить его, так что, возможно, она вызвала его, чтобы объявить о снятии запрета.
— Я надеюсь на это, — согласилась с парнем Ррук.
Они постучали в дверь Анссета. Она открылась; сам мальчик молча пропустил их вовнутрь.
— Анссет, — начал было Ллер, а потом замолчал. Любого из своих товарищей они могли спросить прямо. Но долгая изоляция Анссета, его совершенно не похожая на ребячью экспрессия, вечное отсутствие интереса к чему-либо — эти препятствия преодолеть им было нелегко.
Когда молчание уж слишком затянулось, Ррук, не подумав, ляпнула:
— Мы слыхали, ты ходил в Высокий Зал.
— Ходил, — коротко ответил Анссет.
— Так что, сняли запрет?
Мальчик только молча глянул на нее.
— Ой, — девочка прикрыла рот рукой. — Извини. — И голос ее сам выдал, как стыдно ей было.
А после этого Ллер заметил, что постель Анссета скатана.
— Ты уходишь? — спросил он.
— Да.
— Куда же? — поинтересовался Ллер.
Анссет подошел к кровати, взял сложенное белье и направился к двери.
— В Высокий Зал.
После чего он обошел товарищей и пошел по коридору.
— Зачем, чтобы жить там? — спросил вдогонку Ллер.
Но Анссет не удостоил его ответа.
— Это работа не для искателя, — сказал сам искатель.
— Знаю, — ответила ему Эссте, а затем пропела свои извинения, в которых было объяснение важности и необходимости этого дела.
Смягченный этим, искатель доложил:
— Я занялся тем, что проверил все секретные файлы рынка продажи детей-певцов за десять лет. На Доблей-Ми бизнесом заниматься просто. Если у тебя имеются деньги, и ты знаешь, кому их сунуть, то можно устроить все, что угодно.
— Так вы нашли?
— Анссет был похищен. Его родители все еще живы, и они готовы заплатить любые деньги, лишь бы вернуть его обратно. Когда его забрали у них, он был достаточно взрослым, чтобы помнить своих родителей и знать, что они не хотели бы отпускать его просто так. Его похитили у них в театре. Похититель, с которым я разговаривал, сейчас сделался мелким государственным служащим. Налоги или что-то вроде того. Мне пришлось сговориться с несколькими наемными убийцами, и его хорошенько избили, прежде, чем доставили ко мне. Очень неприятный род деятельности. Несколько недель я не мог петь.
— Его родители?
— Очень богатые люди. Мать — весьма интересная женщина. Отец — тут песня более двусмысленная. Вы же знаете, я не слишком могу судить о взрослых. Впрочем, мне это и не нужно. Но я почувствовал, что в нем есть чувство вины за то, что он пугается. Возможно, что он мог бы сделать и больше, чтобы вернуть Анссета. А может, вина его лежит в чем-то другом. Ага, еще одно, хотя и не к месту. По закону, как вы и я знаем, было бы страшным преступлением, не отдать ребенка назад.
Эссте глянула на него, спела несколько нот, после чего оба рассмеялись.