Роско рассмеялся, а потом, услышав голос Сандры, замолчал.
— ...А разве то, что он храбро сражался в День Освобождения, ничего не значит? — спросила она и встала у дорожки.
Роско выпустил кольцо дыма и отвернулся.
— Значит, ты призвал своего ангела-хранителя, надеясь, что она защитит тебя, — проговорил он наконец. — О чем это она? Ты струсил в тот день, когда началось восстание. Ты сбежал!
— Это неправда!
— В таком случае, почему мне пришлось собственноручно тебя пристрелить за дезертирство с поля боя — все пули были выпущены в спину?
Кеннет прижал руку ко лбу, потер его:
— Все неправда. Меня убили враги.
— Тебя убил я, она знает. Ты это знаешь!
— Я... я не мертв...
— В данный момент кто-то, по всей вероятности, печатает свидетельство о смерти, а хирург извлекает из твоего тела главные органы, чтобы трансплантировать их какому-нибудь настоящему мужчине. Ты это прекрасно знаешь! Тебе дали наркотик, притупляющий боль и растягивающий последние секунды до бесконечности. Иллюзия, ты разговариваешь всего лишь сам с собой. Здесь не лгут! Признайся, ты — предатель и трус!
— Нет!
— Ты все перевернул с ног на голову, — сказала Сандра. — Ты — страх и ощущение вины, которое испытывает каждый человек. Он был героем революции.
— Революция потерпела поражение. Мы потеряли Землю из-за таких, как он! Ты выдаешь желаемое за действительное. Ты — его последнее прикрытие.
— Мы не проиграли! Мы победили благодаря таким, как он! И тебе это прекрасно известно.
Вдруг Кеннет гордо поднял голову. Сначала неуверенно, а потом широко улыбнулся:
— Я понял. Все люди боятся последнего мгновения жизни, им хочется судить себя и быть судимыми, они мечтают о том, чтобы выяснилось, что они чего-то стоили...
— Они стремятся оправдаться и спрятаться за спину иллюзий, — перебил его Роско, — совсем как ты. Но в самом конце им дано познать правду. Ты тоже ее увидишь.
С другого берега ручья донеслось пение трубы, к которому постепенно присоединились и другие инструменты. Где-то духовой оркестр играл марш.
Кеннет показал туда, откуда доносилась музыка:
— Три вещи. Подсознательно я знал, что у меня будет время для — возможно — трех важных вещей. Пусть меня судит тот, кто приближается!
Они пересекли ручей, перепрыгивая с камня на камень, шлепая по воде в тех местах, где было мелко. Потом взобрались на холм и взглянули вниз, на широкое шоссе. Повсюду виднелись здания, разрушенные и целые, около них толпились ликующие люди. Неожиданно на шоссе появились армии Освобождения. Ни у кого из солдат не было настоящей формы, все грязные, оборванные и уставшие, но держались прямо и маршировали четко и уверенно — вот-вот в них полетят цветы и серпантин. Вдруг они запели, все как один, их голоса слились, хотя казалось, что они поют разные песни. Национальные гимны народов, населявших Землю, превратились в единую Песнь Человека, заглушившую ликующие крики толпы.
— Вот твой ответ, Роско! — крикнул он. — Я был прав! Пошли к ним!
Бородатый мужчина начал спускаться вниз по склону, чтобы присоединиться к проходящей армии. Кеннет сделал один шаг, а потом повернулся и протянул руку.
Сандра исчезла.
Что-то белое плавно опустилось у его ног, он наклонился и поднял камелию, которой украсил ее волосы. Когда он выпрямился, сердцевина цветка изменила цвет, потемнела, черное пятно расползалось, как большая клякса, поглотила все...