К опочивальне Владыки Иттираэль почти бежал – амулет-накопитель, служивший Старшему Хранителю путеводной ниточкой и, заодно, сигнализирующий ему о состоянии повелителя, последние несколько минут стал подавать весьма странные знаки. Странные настолько, что в первый миг опытный маг даже не поверил: создавалось впечатление, что Владыка Тирриниэль сейчас оказался подключен к мощнейшему внешнему источнику и теперь восполнял свой истощенный резерв умопомрачительными темпами. Крохотная звездочка амулета в его левом ухе мелко вибрировала от проходящей через нее силы, едва справлялась с этим бурным потоком магии, дрожала и кряхтела от натуги, будто не была изготовлена из небесного металла и не плавилась когда-то под воздействием силы сразу четырех стихий. Она должна была выдержать даже в том случае, если Владыка решился бы разом высвободить Огонь Жизни, если бы воспользовался посмертным проклятием, желая прекратить свои мучения таким некрасивым способом. Но царственный эльф явно был жив, причем, с каждой минутой чувствовал себя все лучше и лучше, тогда как амулет опасно покраснел, заметно нагрелся и готовился вот-вот рассыпаться на части.
Иттираэль совершенно не представлял себе, что могло довести его лучший (без преувеличения) артефакт до такого плачевного состояния. Он раз за разом перебирал в уме возможные причины, но, сколько ни старался, не находил ответа. И это приводило его в несказанное раздражение – настолько явное, что встречные эльфы, спешащие в ту же сторону на доносящийся издалека неясный шум, торопливо шарахались прочь, если горящий взгляд Старшего Хранителя Знаний останавливался на ком-либо из них хотя бы на мгновение: все знали, насколько опасно заступать ему дорогу.
Влетев в покои повелителя, Иттираэль на мгновение замер, а потом ошарашено огляделся, не узнавая места и силясь не потеряться в огромном полупустом помещении, в котором до сих пор клубился сизый дымок и мерзко воняло горелым. Как выяснилось чуть позже, смежные комнаты, которых вокруг спальни Владыки когда-то насчитывалось около десятка, теперь куда-то бесследно исчезли. Все сразу. Почти мгновенно. При этом перегородки между ними тоже буквально испарились, оставив после себя странные черные проплешины на полу, неровные кучки дымящейся золы, хлопья сочного черного пепла и стойкий запах гари, от которого воротило с души. Дорогие ткани, драпирующие стены изнутри, тоже безвозвратно сгинули. Стулья начисто сгорели. Вместо травяного ковра под ногами неприятно шуршали остатки почерневшей листвы. Кое-где встречались бессильно опавшие и скукожившиеся от неистового жара ядовитые шипы, что должны были защищать своего хозяина до последнего. От некогда роскошной мебели остались только воспоминания. Хотя, если присмотреться, в паре обугленных кусков дерева еще можно было опознать (если сильно постараться) несколько изысканно убранных шкафов и низеньких кушеток. А посреди всего этого безобразия потеряно и как-то жалко переглядывался личный десяток Владыки, среди которого каким-то чудом затесался Тартис – тоже слегка потрепанный, озадаченный, но вполне живой и даже почти спокойный.
Хранитель в одно мгновение оценил масштаб разрушений и почувствовал нехороший холодок между лопатками: чтобы натворить такое, ему самому пришлось бы выложиться полностью, исчерпать себя до дна, включая даже заемные силы. Опустошить все свои амулеты, воззвать к помощи Родового Ясеня, а потом разом выпустить эту мощь наружу, после чего обессилено сползти по стенке и пару недель колдовать исключительно в мечтах. Потому что Чертоги сами по себе умели гасить чужую магию не слабее, чем специальные артефакты. А неведомый вредитель, кажется, даже не пострадал. По крайней мере, его заморенная тушка не валялась под дверями опочивальни. Гм, вернее, на том месте, где они когда-то были, поскольку в настоящий момент вход в спальню Темного Владыки неприятно зиял широкой пастью, развороченной все тем же Огнем, и теперь злорадно скалился прямо в лицо чужакам, пугая своей чернотой и подозрительным молчанием внутри.
Иттираэль мысленно выругался и, подозревая худшее, поспешно шагнул вперед.
Владыка Тирриниэль по-прежнему находился на высоком ложе, убранном в традиционных белых тонах, достойных повелителя эльфов. Он все еще был бледен, но уже не мертвенно, как накануне, а скорее, выглядел выздоравливающим после тяжелой болезни. Черты лица его смягчились, заметно разгладились, перестав казаться угрожающе острыми и какими-то потусторонними, как у подошедшего к последней грани мертвеца. Тонкие брови вернули себе благородную черноту, длинные волосы оставались посеребренными, но теперь не производили впечатление старческих лохм, как было буквально с утра, а мягко ложились на сильные плечи красивыми волнами, придавая царственному облику еще большее величие и какое-то нехарактерное умиротворение. Веки повелителя оказались прикрыты, но даже отсюда было отчетливо видно, как горят внутренним светом его глаза. Не нужно даже на ауру смотреть – жалобно мигающий амулет, готовый рассыпаться на части, красноречиво говорил: его бессмертный владелец каким-то чудом снова вырвал у Смерти небольшую отсрочку.
Возле Темного Владыки, осторожно присев на краешек постели, сидела Мелисса. Она бережно держала его за руку и незаметно гладила изящные пальцы, будто уговаривала взять еще немного сил. Ее огромные синие глаза были полны участия и еле сдерживаемой радости, потому что он выглядел заметно лучше, посвежел, снова помолодел и перестал, наконец, походить на засушенную мумию. И хоть глубокий черный цвет не вернулся к его роскошной шевелюре, все же Владыка был жив. Более того, поправлялся прямо на глазах, потому что в этот момент Тир как раз заканчивал наполнять силой изумруд в его золотом обруче.
– Вроде все, – беззвучно выдохнул юноша, поднимая голову. – Можешь открывать глаза. Я закончил.
Тирриниэль немедленно встрепенулся, торопливо оглядываясь, и сразу наткнулся на окаменевшего в дверях Хранителя: Иттираэль буквально врос в пол, жадно пожирая глазами изменившееся лицо повелителя и силясь уложить в голове то, свидетелем чему сейчас стал. Но Владыке было не до него – он с изумлением и гордостью повернулся к уставшим детям, совершившим для него настоящий подвиг. И если Тира он недавно уже видел в деле, то скромно пристроившаяся рядом девушка своими талантами потрясла его до глубины души.
– Как ты, дитя? – хрипло спросил Тирриниэль, с новым чувством изучая ее удивительно красивое лицо.
Мелисса смущенно порозовела, но не отодвинулась. Так и продолжала держать его руку, испытующе поглядывая сквозь полуопущенные ресницы.
– Хорошо.
– Ты…
– Потом, – быстро перебил родича Тир, подметив в дверях постороннего, а затем многозначительно покосился.
Владыка понимающе улыбнулся и, поколебавшись секунду, довольно уверенно сел. С легким удивлением осознал, что сумел сделать это сам, что отвратительная слабость снова отступила и больше не превращает его в немощного старика, который даже встать без посторонней помощи не способен. Затем с удовольствием вдохнул полной грудью и едва не рассмеялся: боги! до чего же хорошо чувствовать себя здоровым! Да, не полностью, да, позорная слабость затаилась на глубине, но сегодня, сейчас, он был жив, свободен и почти счастлив.
– Здравствуй, Иттираэль. Ты несколько не вовремя.
Старший Хранитель, словно не услышав, пристально оглядел напрягшихся и заметно насторожившихся детей, которые даже не подумали подняться и выказать свое уважение, а напротив – незаметно сдвинулись ближе, словно закрывали от него царственного родича.
Обежав глазами помещение и выявив весьма странные возмущения эфира, он неуловимо нахмурился.
– Что произошло, мой лорд?
Мелисса предостерегающе сжала чужую руку.
– Ничего страшного, – ровно ответил Тирриниэль, понятливо погладив в ответ ее тонкие пальчики. – У Тира оказался при себе изумительный по силе амулет-накопитель, и он был так добр, что позволил мне им воспользоваться.
– Амулет? – чуть сузил глаза маг. – Я не чувствую на нем амулета, сир.
– Я тоже. Но это ничего не значит.
– Он заговорен, – кротко сообщила Милле, пряча горящие глаза от испытующего взора Хранителя. – Его невозможно найти магическим взором даже тогда, когда он активен.
– Неужели? – с заметной издевкой поинтересовался Иттираэль. – Никогда прежде о таких не слышал.
– Он достался мне от отца, – напряженно добавил Тир, но эльф только презрительно хмыкнул, потому как все амулеты лордов-наследников знал наперечет (сам же их и создавал когда-то!). Более того, был отлично осведомлен о свойствах искусственно созданных артефактов и был готов поклясться, что ни один из ныне существующих магов не способен сотворить нечто подобное. Великий Изиар, возможно, и сумел бы справиться, но нынешнему поколению этот подвиг явно не под силу. Да и невозможно спрятать амулет такой мощи ни под каким заклятием. О чем Хранитель не преминул немедленно и нескрываемым сарказмом сообщить.
Тирриниэль, выслушав колкий монолог, неожиданно нахмурился.
– Ты ставишь под сомнения мои слова, Иттираэль? Считаешь, я намеренно ввожу тебя в заблуждение? Может, полагаешь, что я опустился до прямого вранья? – в голосе Владыки эльфов прорезались прежние стальные ноты, а в глубине глаз мрачно зажглось знакомое пламя, способное за долю мгновения спалить половину Лиары. – Значит, ты обвиняешь меня во лжи, Иттираэль?
– Нет, мой лорд, – опомнился эльф и коротко поклонился. – Просто я не ожидал…
– Чего? Что я еще смогу встать?
– Нет, сир. Того, что у ваших… гостей найдется средство, способное вам помочь.
– То есть такое, которое не сумел найти ты? – холодно уточнил Владыка, и Старший Хранитель внутренне подобрался: он очень хорошо знал этот тон и совсем не желал испытать на себе знаменитую ярость истинного потомка Изиара. А то, что повелитель сердится, нетрудно угадать – у него снова полыхнули ярой зеленью глаза, и это означало только одно: его сила значительно возросла. Причем, возросла настолько, что он непроизвольно потянулся к дремлющему Огню Жизни, позабыв про недавнюю немощь и то, что ему строго настрого запрещено это делать. Он явно ожил за эти несколько минут наедине со своими детками. А еще – с этого самого момента целиком и полностью встал на сторону внука и его смазливой подружки. И больше никому, ни под каким предлогом не позволит к ним приблизиться. Уж тем более, не позволит пристально изучать, а это (к'саш!) было очень плохо. Потому что, кажется, с приближением смерти повелитель изменился слишком сильно и далеко не в лучшую сторону. Он стал чересчур зависим от эмоций, проявляет недостойную бессмертного привязанность, завел ненужные связи, поглупел и размяк. Оказался заложником собственных чувств. А, значит, больше не мог быть бесстрастным мерилом справедливости для своего народа. И все – из-за двух сопливых малолеток, обладающих редким умением портить чужие, тщательно продуманные и далеко идущие планы!
Иттираэль сжал зубы и снова поклонился, пряча гневный блеск в глазах.
– Простите за вторжение, мой лорд. Я просто почувствовал, что здесь происходит что-то необычное, потому и поспешил на помощь, боясь опоздать. Но я рад, что моя помощь не требуется и с вами все в порядке.
– В порядке, – властно кивнул Тирриниэль, накидывая на плечи расшитую золотом тунику. – Настолько в порядке, что я даже изволю прогуляться в Рощу. Немедленно.
Старший Хранитель вздрогнул, следя за молниеносным преображением высокого лорда, а тот коротко встряхнулся, будто стряхивая с себя груз прожитых лет, гордо выпрямился, как положено повелителю, поощрительно улыбнулся детям, смотрящих на него с радостным нетерпением и затаенной надеждой. Затем тряхнул поседевшей, но все еще густой гривой и, вежливо подав руку Мелиссе, направился к выходу.
– Мой лорд!
– В чем дело, Иттираэль? – насмешливо обернулся Владыка. – Боишься, что меня увидят с седой головой? Брось, большая половина Леса уже в курсе, что я ослаб. Скрывать дальше не имеет смысла, так что пусть лучше видят, что я все еще жив и способен огрызаться, чем строят догадки и предположения у себя в кулуарах, считая за меня оставшиеся дни до Ухода. Пусть знают, что я, хоть и изменился, пока могу призывать Огонь. И горе тем, кто вздумает в этом усомниться. Я не стану прятаться по углам, как загнанная крыса, и не стану цедить оставшиеся силы по каплям. Хватит, надоело это крохоборство. Если же какому-нибудь дураку взбредет в голову мысль проверить мои силы, я буду ждать в Священной Роще. Вместе с внуком и его спутницей. Пусть только попытаются нас потревожить – хоть Совет, хоть Хранители, хоть сам Торк. Ты понял? А теперь ступай, я хочу побыть один.
– Как пожелаете, сир, – вынужденно поклонился Хранитель.
– Уже пожелал. Ступай.
Иттираэль поджал губы, чтобы не выдать своего недовольства, и со всем почтением отступил в разгромленный зал, не смея перечить там, где был заведомо слабее. Он ловко попятился, покидая опочивальню и до последнего пытаясь рассмотреть внутренним взором ауры наследного лорда и его пассии. Ничего необычного снова не нашел. Мысленно скривился, ни на грош не поверив в историю волшебного амулета, способного поднять на ноги мертвого. После чего стремительно развернулся и максимально быстрым шагом, который допускали приличия, покинул Чертоги.
Тир неслышно вздохнул и опустил, наконец, плечи.
– Фу, я уж думал, он заупрямится.
– Почему ты его так не любишь? – полюбопытствовал Тирриниэль, исподтишка поглядывая на успокоено усевшуюся на краешек постели Милле.
– Можно подумать, ты его обожаешь!
– Нет, – хмыкнул Владыка, надевая поверх туники широкий пояс и подхватывая свои родовые клинки. – Но без Хранителя мне пришлось бы тяжко – Иттираэль единственный, кто способен меня заменить без ущерба для Темного Леса. Он прекрасно знает о положении дел здесь и в остальном мире, отлично разбирается в политических дрязгах, способен на равных говорить с Подгорными, Светлыми и всеми остальными. Он держит весь Совет в ежовых рукавицах и, признаться, без него будет гораздо сложнее с этим управляться. Зря ты сердишься, Тир.
Юноша угрюмо насупился.
– Я ему не доверяю. И Милле он тоже не нравится.
– О! Ну, раз Милле не нравится…
– Не смешно, – спокойно оборвал родича Тир. – Ей я доверяю больше, чем кому бы то ни было – ее чутье нас еще ни разу не подводило. Поверь, если ей что-то не нравится, значит, на то есть основания. И я предпочитаю держаться подальше от твоего драгоценного Хранителя, чем рисковать получить от него ядовитую колючку в спину.
– Перестань, – нахмурился Тирриниэль, коротким жестком заставляя живые стены сомкнуться на месте выбитых дверей и, одновременно, открывая новый проход в противоположной стене. – Иттираэль поддерживал меня последние годы, не позволяя слабости развиваться слишком быстро. Он отдавал мне свои силы, чтобы Совет как можно дольше не узнал правды. И именно ему я обязан тем, что дождался вашего прихода. Поэтому перестань смотреть на него волком и постарайся не задевать.
Дети странно переглянулись и дружно поджали губы.
"Я ему не верю", – тихонько подумала Мелисса.
"Знаю, маленькая. Я тоже. Но лучше нам с тобой его действительно не злить: он опасен и очень злопамятен".
"Не могу. Как только его вижу, сразу вспоминаю…"
"Не нужно, – осторожно обнял ее Тир и погладил хрупкие плечи. – Жаль, что так вышло. Я отдал бы все на свете, чтобы ты этого не узнала".
"Поздно, – вздохнула девушка. – В нашей семье очень сложно сохранить какие-то секреты. Особенно от мамы: эти узы… знаешь, в такие минуты я даже начинаю думать, что без них было бы гораздо лучше. По крайней мере, мы бы тогда не подсмотрели случайно то, что не должны были".
"Ты права, но тут уж ничего не изменишь. Все получилось так, как получилось. С этим придется жить и учиться мириться с прошлым. Тем более тогда, когда мы с тобой обязаны этому прошлому своим появлением".
– Да, – прошептала она вслух. – Но какой ценой!
Тир ласково коснулся губами ее виска и повернулся к терпеливо дожидающемуся сородичу: Тирриниэль следил за ними с нескрываемым интересом. В этот момент, наблюдая за расслабившимся юношей и его искренней заботой о маленькой подружке, в мыслях тысячелетнего мага вдруг молнией мелькнула одна диковатая догадка, потому что они, хоть и были явно неравнодушны друг к другу, еще ни разу не позволили себе большего, чем родственные объятия. То, как юный эльф оберегал девушку, совсем не походило на отношение влюбленного мальчишки – в таком возрасте все они стремятся совсем к иному, нежели к братскому поцелую в щечку. Однако, поразмыслив и взвесив все "за" и "против", Тирриниэль довольно быстро отказался от этой мысли. Просто выбросил из головы. Потому что красавица Милле, как ни крути, все же была человеком, тогда как Тир – стопроцентным Перворожденным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да не простым Перворожденным, а прямым потомком Изиара, в Роду которого за последние девять эпох, согласно древнему проклятию, НИКОГДА не рождались женщины. К тому же, целовать ее в губы после того, что произошло недавно, Владыка и сам бы не рискнул: напор внутренней силы в этой очаровательной крохе оказался настолько огромным, что он едва не задохнулся. Сперва от изумления, а потом – от ревущего потока этой восхитительной мощи, едва не разорвавшей его на части. И это при том, что ни одного лучика ауры в ней не изменилось, не сверкнуло и не выдало ее тайны. Даже Иттираэль ничего не почувствовал. А если бы он только узнал, ЧТО за подарок подбросила ему судьба, начал бы волосы рвать от досады, потому что такого изумительного чуда просто не могло, не должно было существовать на свете – маленькой, безумно красивой человеческой крохи, способной хранить в себе разлитую в пространстве магию, как самый обычный амулет-накопитель. Собственно, она им и была – живым, неповторимым, единственным в своем роде чудом, тайну которого эти двое хитрецов рискнули доверить старому эльфу лишь на пороге его гибели.
Тирриниэль слабо улыбнулся, поймав два одинаково настороженных взгляда, и кивнул:
– Не волнуйтесь: никто не узнает, кто такая Милле. Ни Совет, ни Хранители, ни даже мой сын, если, конечно, он вернется сюда.
– Вернется, – дружно вздохнули дети, невесело переглянувшись.
– Что ж, будем надеяться, что вы правы.
– Будем, – так дружно кивнули они.
– Ладно, недотроги, – усмехнулся Владыка. – Раз уж вы вытащили меня с того света и дали небольшую отсрочку, так и быть – покажу вам то, чего никто из чужаков еще не видел: настоящий Родовой Ясень. Опору нашего Дома и источник долголетия для всех Л'аэртэ.
– Что значит, настоящий? – удивленно переспросил Тир, входя следом за родичем в услужливо открытый проход из живых ветвей и густой листвы. – Разве он не в Священной Роще находится?
– Нет, конечно. Иначе его было бы слишком просто найти и уничтожить.
– Тогда где?! – одновременно вскинулись дети.
– Ишь, какие шустрые… идемте. Скоро сами все увидите. Только Иттираэлю не проболтайтесь – вы и так ему не слишком по нраву, а если он узнает, что я так беспечно рисковал своим благополучием, да еще будучи не в форме… думаю, лучше вам не видеть, что тогда будет.
– Это безопасно для Милле? – быстро уточнил Тир, на что царственный эльф лишь снисходительно улыбнулся.
– Пока я жив, мой мальчик, в Чертогах для вас обоих безопасно. Вас не коснется ни яд, ни шипы, ни иглы, ни магия… и никого другого тоже, если я того не пожелаю, конечно.
– Почему? – совсем насторожился юноша.
– Потому что истинное средоточие моей мощи – именно здесь, в живом дворце, сотканном из наших младших братьев и магии Темного Леса. Только здесь и нигде больше, что бы вам ни говорили, – словно в подтверждение своих слов, Тирриниэль небрежно взмахнул рукой, и учиненные Тиром беспорядки, как по мановению волшебной палочки, начали стремительно исчезать – зеленые стены будто ожили и затрепетали от неслышной команды. Затем неприятно зашевелились, вытянули деревянные руки, разрослись вширь и в высоту, после чего прямо на глазах принялись затягивать страшные проломы. Новые перегородки, выросшие на прежних местах, поспешно покрылись свежей листвой. Затем молниеносно сменилась трава под ногами, выросли новые двери взамен обгоревших и, впоследствии, разломанных жестоким пинком. Горки пепла, еще недавно дымящиеся и топорщившиеся не до конца уничтоженными частями мебели, отчего-то опали и буквально растворились в буйной зелени, воздух очистился. А взамен старых, безвозвратно погибших предметов мебели, гибкие ветви неизвестной лозы умело сплелись в точно такие же стульчики, столики и кушетки, которые так неосторожно спалил Тир.
– Здорово! – искренне восхитилась Мелисса, вертя головой и жадно разглядывая творящиеся чудеса.
Владыка эльфов улыбнулся шире.
– А фонтаны ты так же создаешь? – не удержался от вопроса Тир.
– Конечно. Я же сказал: здесь для меня нет преград.
– То есть, если кто-нибудь вздумает на тебя напасть внутри Чертогов…
– Заведомо обречен на провал, – кивнул эльф, с величием истинного правителя минуя длинную анфиладу покореженных комнат и в каждой наводя идеальный порядок. Изумительной работы мебель, ткани, фонтаны, скульптуры… все это, казалось, не составляло для него никакого труда. Один короткий взгляд, тихое слово, слетевшее с губ, и небольшое помещение снова в идеальной чистоте.
– Эй, а ты не переусердствуешь? – неожиданно обеспокоился юноша, с подозрением покосившись на довольного Владыку. – Мы тебя не для того в форму приводили, чтобы ты за пару минут все истратил! Нам еще, между прочим, твоего сына надо дождаться! И Вала вылечить, не забывай! А без твоего присутствия это будет весьма затруднительно.
– Не беспокойся, – просто ответил Тирриниэль. – До тех пор, пока у меня не кончились силы, я могу подпитываться от Ясеня и самих Чертогов. Правда, для этого требуется приложить некоторое усилие, что иногда бывает неосуществимо, как, например, случилось сегодня. Поэтому, когда силы кончаются, а резерв пополнить больше неоткуда, этот путь восстановления становится мне недоступен. Если же такое состояние продлиться больше трех дней, наше с тобой Родовое Дерево погибнет. А вместе с ним – и весь дворец.
Мелисса неожиданно споткнулась и изумленно воззрилась на прямую спину повелителя эльфов.
– Как?!
– Вот так. Мы слишком сроднились, чтобы Чертогов не коснулась моя слабость. Но именно поэтому для меня здесь абсолютно безопасно. Даже сейчас, когда силы уже не те. И так будет до самой моей смерти.
– Так они что… ТОЖЕ – твой Ясень?!! – внезапно прозрел Тир. – И стены, и пол, и все остальное?! Да?! Это из НЕГО сделано?!!
– Совершенно верно. Он – везде, мой мальчик, его ветви повсюду. Пронизывают дворец до самого основания, оплетают его изнутри и снаружи неодолимой стеной, и именно это дает мне такую огромную силу. Поэтому же я так долго сопротивляюсь Уходу: в последние десять лет я ни разу не покидал Чертоги. А чтобы ты понял, насколько тут все тесно связано, я покажу тебе его корни. Самое важное, без чего он не может существовать.
– Но я думала, вы прячете его в Роще, – немного растеряно оглянулась Милле. – Она же так хорошо защищена, и там много белых ясеней, среди которых легко спрятать тот, единственный. ТВОЙ Ясень, разве нет? Разве он – не одно большое дерево, возле которого обвивается ваш знаменитый Дракон?
– Нет, дитя. Насчет Дракона ты ошибаешься, потому что ОН – всего лишь земное воплощение силы Изиара, его личный знак, проекция его магии на наш мир, выраженная в ярком символе. Его присутствие на наших знаменах – лишь дань далекому прошлому, красноречиво напоминающая о связи этой магии с Родовым Деревом. Потому что, на самом деле, это МЫ – те древние Драконы, не смеющие отойти от нашего Ясеня. МЫ – те, кто изображен на родовых перстнях. МЫ выбрали себе такой путь и МЫ – то, что оставил после себя Проклятый Владыка. Дракон на кольцах – это средоточие нашей силы, часть нашей души и истинного облика, подаренного ИМ своим наследникам. Поэтому же наша сила – это Огонь. И поэтому же ты нигде в Темном Лесу не найдешь громадного дерева, рядом с которым вьется его громоздкое тело. Не слушай менестрелей и болтунов: все остальное – просто слухи, направленные на то, чтобы ввести чужаков в заблуждение. Кроме вас двоих, никто в мире не знает, насколько разнится правда и вымысел, как никто не знает того, что Великий Дракон на самом деле никогда не существовал нигде, кроме наших душ. Что же касается Ясеня, то Священная Роща, хоть и стоит в самом центре моих владений, в действительности слишком уязвима для такого сокровища: один хорошо направленный удар, и она сгорит, как любое дерево. А вместе с ней может сгореть и ОН – наша опора и источник бесконечной силы для бессмертных магов. Потерять его – смертельно опасно для Рода Л'аэртэ. Однако здесь, где магией пропитан каждый листок и каждая ветка, этого не случится – в Чертогах способен гореть лишь один огонь. Причем, именно тот, который не сумеет нанести ему вред.
– Огонь Жизни?!!
Владыка кивнул и открыл последнюю дверь.
– Да. Здесь почти не работает никакая магия – ни Подгорное пламя, ни магия Светлых и ничто иное вообще. Только наш дар – сила Рода Л'аэртэ. Она же является единственной силой, которая способна все это уничтожить. Даже сам Темный Лес, если я того пожелаю. Магии вокруг настолько много, что она пропитывает любую травинку. И каждую из них я могу превратить в оружие, точно так же, как любую ветку, шип или листок. Именно поэтому я властвую здесь почти неограниченно.
– Ага. Если находишься в силе, – пробурчал Тир. – А если у тебя ее не останется, ничего ты не сделаешь. Тебя убивать будут под твоим драгоценным Ясенем, а ты и пальцем не сможешь пошевелить. И никто не заступится – ни Хранители, ни Совет, ни Ясень, ни Великий Дракон. А когда ты умрешь, тут все рассыплется карточным домиком и за пару веков бесследно зарастет, если, конечно, ты не передашь власть другому потомку Изиара.
Тирриниэль остро взглянул на осведомленного сверх меры "потомка".
– Тоже верно, мой мальчик. Если я не найду себе замену вовремя, Чертоги погибнут. А вместе с ними – их неповторимая магия, и, вполне вероятно, весь Темный Лес. После этого мой народ будет обречен на вечные скитания, не зная покоя и приюта. Он постепенно растворится среди других рас, рассеется по свету и станет пытаться выжить на других землях, но у них наверняка не получится найти новую родину, потому что все доступное пространство теперь занимают люди. Недолговечные, но часто меняющиеся и не дорожащие жизнью смертные, способные вырезать целые поколения ради того, чтобы не пустить к себе чужаков. Если это случится, эльфы исчезнут. Про Темный Лес вскоре забудут, а мое имя станет проклятым, как имя моего далекого предка. Темных (таких, как есть сейчас) на Лиаре больше не останется – вместо них будут влачить жалкое существование обычные Перворожденные, у которых не будет ни дома, ни силы, ни воли. Только воспоминания. Именно поэтому Иттираэль так беспокоится.
Дети снова переглянулись и красноречиво промолчали, но царственный эльф и не думал их уговаривать. Все, что мог, он уже сделал и теперь не собирался нарушать свою клятву. В конце концов, он больше не считал, что жизнь его народа стоит больше, чем жизнь его отдельно взятого представителя. Кажется, время все расставило по своим местам. Трудное, невеселое, очень короткое время, которое он только в последние недели, наконец-то, начал по-настоящему ценить.
– Мне жаль, – все-таки оборонила Мелисса, осторожно тронув рукав опечаленного правителя, и тот с улыбкой обернулся.
– Не бери в голову, дитя. Вас это больше не касается, и я не собираюсь перекладывать свой долг на ваши плечи. Пусть все останется, как есть.
– Тирриниэль…
– Мы пришли, – махнул рукой в открывшийся проем Владыка эльфов, прервав Милле на полуслове. – Смотрите! Вот он – наш Родовой Ясень! Узнаете?
Дети послушно шагнули внутрь, но на самом пороге обмерли, а потом подняли одинаково расширенные глаза и в голос ахнули:
– Не может быть!!!..