Агоры — есть сущности от всего живого. Как со времени рождения, так и до самого сна покоится она в существе тёплом и дышащем. Неизменная, вечная, агора призвана переходить после сна из одного состояния в другое и поддерживать непрекращающийся порядок жизни. Иные толкователи именуют агору воплощением психики высшего порядка или химических процессов мозга. Но отсюда следует вопрос: каким образом те же агоры имеются даже в теле самого мельчайшего из криля?
Хоть и доказано, что размер агоры людской и степень иллюминации у неё превышает все остальные, тем не менее, и у прочих тварей она наличествует.
Агора — суть человека. Само его естество. После сна полагается уничтожать плоть, дабы с ней уничтожить и агору. Размельчить на мельчайшие её составляющие, чтобы обеспечить переход. Будет то новое живое существо или камень, нам не ведомо.
Если тело не подвергается уничтожению. (Наиболее распространенной формой считается сожжение), и агора не распадается, то в своей полноте вырывается на свободу и отталкивает слияние с миром. Сохраняет индивидуальную суть при одновременном лишении направляющего разума.
В то же время, лишённая тела, может стремиться овладеть им. Нам известны случаи таких попыток лишь со стороны человеческих агор. Все животные или же растительные рассеиваются сразу после сна.
В большинстве случаев тот, в кого попытается проникнуть агора — засыпает. В редких случаях, при положительной попытке, такого человека называют одержимым. (Нестабильность психических состояний). Узнать одержимого можно зачастую не по поведению — так как они учатся скрывать свои истинные порывы — а по внешним признакам: белым линиям по телу. Согласно закону Небесного Чертога одержимые подлежат немедленной изоляции. В повседневной практике в большинстве случаев одержимых уничтожают ввиду исконного влияния распространённых на местности суеверий.
Что же до драгор — это сказки.
«Стоять. Стоять смирно и не шевелиться».
— Стой и не шевелись!
Уважаемая… нет. Многоуважаемая Анела застыла, уперев руки в бока, точно с досады наблюдала самую зауряднейшую картину. А руки у неё были большие и мускулистые, хоть это и скрывала накинутая поверх многочисленных рубашек куртка. Редкие волосы стянуты в тугой пучок.
Анела, на самом деле, была не многоуважаемой. А только уважаемой, и то только для самых малых сестёр. Как все отобранные и воспитанные для грубой роботы, она отличалась крепким телосложением и предпочтительно простым высказыванием мыслей. Таким как…
— Стой. Кому говорю?! А ну стоять.
В этот раз девочкам не повезло: их застукали как раза за недозволенным занятием. Небольшая группка из шести воспитанниц прокралась после объявления ночного часа за пределы Обители, в попытке добраться до горячих источников, коими Обитель и владела. Только вот они не учли, что якобы превращающиеся ночью в камень белые обезьяны на самом-то деле очень себе и не каменные. Глядят чёрными глазищами зло и подкрадываются мстительно всё ближе.
Анела смотрела не менее дружелюбно, отчего одна из девочек задалась вопросом, так уж худо угодить в лапы обезьян?
Старшая смотрительница стояла посреди руин Обители более древней, чем нынешняя и так уж красноречиво молчала, что кое-кто пискнул.
Все знают, когда встретишься с белой обезьяной, нужно стоять на месте и не дай Император тебе пошевелиться — обезьяны тут же заметят и всей сворой как кинутся. Схватят за руки за волосы и потащат в племя. Анела знала ещё и другое, разорвут и всех делов. Как только заметят движение, тут же подбегут, а там почуют тепло и растащат добычу на свежее мясо и горячую кровь.
В Обители с первого года объясняют девчонкам, какая тех ждёт участь в случае подобной оказии. Однако вот находятся же такие дурёхи. «Если у них не хватает ума следовать указам старших, зачем нам такие сёстры?»- говорила Нола-Мэй. Анела была с ней полностью согласна и всё же по долгу службы обязана была следить и за руинами, и за источниками — извечным место обитания беломордых.
Тут главное стоять пока на тебя смотрят десятки подозрительных блестящих глазок. Только отвернутся они — и шаг назад. Снова посмотрят на тебя, а ты стоишь как ни в чём не бывало. Обычно у любопытных хватало разума не заходить слишком далеко в руины. Эта же мелочь умудрилась прокрасться почти к самым источниками, горячим. Тёплым, если говорить начистоту.
По прямому указу Императора залежи кристалла вокруг Обители не разрабатывались. Вот воду и грели.
Не многим доводилось заглянуть в воду. Но и в темноте с расстояния старшая смотрительница различала слабое ровное сияние.
Пускай теперь страху наберутся — не станут соваться куда не положено. Все беды откуда? Кто не следует заповеданному, ввязывается не в своё занятие. Не своё дело делают. Стало быть, неразбериха начинается.
Когда она закричала на девчонок, обезьяны повернулись большинство в её сторону. Анела стояла в пределах их территории. Но не кинулись, так как движения не обнаружили. Три не сильно крупных особи на самом низу развалин, подальше от источников, так и не поворотились на шум. Молодняк он сообразительный — не то, что людские отпрыски! — знают, есть там, в темноте кто-то. Наглый и не сидится ему на месте. Вылезли, соплюхи, на ночь приключений искать. А ведь по шесть лет уже, и что из таких вырасти может? Этим и видно что сразу в плясуньи — те вечно закидываются да перечить пытаются. И на месте не сидится. Ничего, теперь терпению научатся.
— Прекрасные. Прекрасные. Любимейшие обезьяны. Белы шерстью и добры, все от каждой вы умны.
А это что такое?
— Бела шерсть и чёрный глаз — всех прогоните за раз. Хранители истоков и горячих потоков.
Готовая в любой миг одарить не то певшего, не то кричавшего потоком не совсем принятой бранной речи, Анела резко поворотилась на звук и со злостью скрипнула зубами. Не иначе как сама жрица стояла у края обезьяньих территорий и голосила что есть мочи. Да та славненько, что просто тьфу зла не хватало. Только не на жрицу — Император упаси! — на всё вместе взятое.
Старшие жрицы могли запросто ходить промеж беломордых — те их и на коготь не возьмут. А это стало быть… Мийя-Мэй. Приноровив зрачки и всмотревшись, определила Анела. Эта ещё не из старших, но так же запросто может расхаживать среди обезьян. Ан не идёт, стоит у самой невидимой границы и призывно затягивает трели мягким голоском.
Что это ей в голову взбрело?
— Мягкие пушистые.
Одна из малявок прыснула. Ага, знала Анела как среди низов Обители этот стишок заканчивали. Знамо где они душистые.
Жрица явно заметила смешок одной из учениц и нарочно громче проговорила:
— Всем обезьянам обезьяны.
Ах вон оно что! Так не положено. Не должно так поступать. Жрица явно удумала приманить к себе обезьян и те в самом деле двинулись с мест в противоположную от мелюзги сторону. Но границ не пересекали так и застывали у самого её края. Чёрные блестящие как драгоценности глаза светились в ночной темноте. Большие морды все как одна устремлены на жрицу, что отсюда казалось разодетой в одно чёрное и таким же чёрным пятном казались окружающий её ореол не подвязанных волос.
Это работницам следовало собирать волосы в пучок. Прислуживающим — собирать под повязкой. Молодым ученицам — в косу. Танцовщицы всегда ходили не заплетённые, а жрицы делали с волосами что хотели. Только все они были дочерьми огня в не зависимости от статуса, а потому носили одежды красных цветов с вкраплениями оранжевого и жёлтого.
Однако сейчас жрица выглядела одним тёмным силуэтом. Анела не стала подстраивать зрение. Мийя-Мэй тем временем продолжала взмахивать руками, привлекая внимание столпившихся поблизости обезьян. Незамысловатые напевы продолжали разливаться в ночной тиши среди устлавших снежную землю руин. Те покрошившимися обломками клонились одна к другой, кое-где упершись одно об другое и образовав невысокие арки. Пахло паром и снегом.
Ученицы поняв, что от них требуется, принялись медленно продвигаться к тому краю, где заканчивалась обезьянья территория. Одна кивнула двум ещё робевшим своим подругам.
Нет. Не годится так. И совсем неправильно. Согласно правилам поведения, при встрече с белыми обезьянами следует стоять на месте и не шевелиться, пока те не отойдут подальше и не потеряют к человеку всяческий интерес. То же самое касалось и источников. Днём обезьяны перемещались по кругу от одного его края к другому. Нужно просто стоять. И если уже сюда сунулась мелочь, недоросль какой — так пусть терпению учатся и стоит, шмыгает носом на морозе. Пока ума разума не наберётся. А так их вызволять — какое же с того воспитание?
Разводя руками и продолжая привлекать внимание, жрица убедилась, что ученицы продвигаются к краю. Видела она и стоящую в стороне Анелу с опущенными вдоль туловища руками и упрямым взглядом. Мийя ей кивнула и улыбнулась, Анела улыбку разглядела и сама не заметила как улыбнулась в ответ. Совсем не зло уже, по-доброму. Управы на них нет, честное слово, вот эта, Мийя. Анела себя поправила. Мийя-Мэй которая, вроде и жрица уже, причём жрица ритуалов, а ведёт себя как назначенная для рождения. Даже больше на няньку походит. Вечно кого-то приголубит, нос утрёт.
Странные иногда жрицы решения принимают касательно распределения, весьма странные.
— Посмотрите на снега. Лёд повсюду и пурга. Всё давным-давно бело, белым помелом смело.
Анела наблюдала как незаметно девчонки приближаются к краю, вот уже и последний обломленный камень недалеко, тёмно-серым обломком торчит из-под снега. Снегопада давно не было, так что края руин в своей непокрытости так и громоздились то тут, то там. Мелочь каким-то образом умудрилась выстроиться и теперь ещё ближе подкралась к границе. Ещё немного — и вот ловко выскальзывают туда, куда за ними обезьяны уже не последуют.
Жрица это замечает и в последний раз обращается к сверкающим в темноте чёрным глазкам. Те внимательно следят как она делает шаг в сторону и вскоре возвращаются к источникам.
Нянька да и только! Анела испытала желание покачать головой, захотелось поднять брови и вздохнуть. Но мимику она свою сдержала вернув на лицо прежнее суровое выражение.
— А ну кто это выдумал ночью, без разрешения! Да к источникам идти. А ну говорите живо! Не то выпорю неделю сидеть не сможете!
Соплюхи как одна потупились. Вот ведь хитрюги, а глазками сверкают не хуже тех же беломордых. Только и успевают ухмылки прятать! Щёки красные, носы холодные, стоят дышать пытаются тише.
— Говорите когда к вам старшие обращаются.
— Все целы?
Да как же те целыми то быть не могут? Вон, все как одна даже не оцарапанные — а следовало б! Хоть для профилактики. Не будут впредь шастать где ни попадя.
Жрица подошла к группке учениц и те мигом её окружили.
— Источники место для учениц закрытое и опасное. Вы ведь больше не станете ходить сюда без разрешения?
Малявки убеждённо завертели головами. Одна дёрнула Мийю за подол и указа на обезьян.
— Они не злые, но территорию свою стерегут. Там тепло и кристалл под водой. Снежные обезьяны понимают, что непрошенные гости утащат кристалл и не останется больше тепла.
Мелочь с таким умным видом кивнула, что просто загляденье. А сама на голову ниже всех остальных.
— А сказку, — пропищала другая.
Тут уж Анела не выдержала:
— Сказку. Я тебе сейчас дам сказку. Марш все на отдых, а то завтра на месте не усидите, а потом кого крайнего искать станут. Внимания потом не соберёте и ничего не запомните.
Смотрительница не стала добавлять, что и сказки то по сути своей дело не угодное. Вот мифы и легенды одобренные Чертогом, вот то полезно и верно ученицам запоминать. А так нечего посторонними выдумками голову забивать. Старшие жрицы сказки не одобряли, но для самых меньших их порою разрешали. Хоть институт детства и не разделяли, так помнила Анела. А там кто их знает, жриц то. Вот эта стоит, улыбается всё, к ней ученицы ручки тянут, за одеяние дёргают, что-то шепчут. А сама уже жрица, Мэй, стало быть. Выходит, достойная всяческого почтения и послушания.
Мелочь, как посчитала Анела, должного почтения не выказывала.
— Марш по койкам! — рявкнула она мигом прекратив всё попискивание.
— Идите отдыхать, — когда к жрице обратились обиженные моськи, сказала та. — Я к вам зайду позже и расскажу сказку. Но помните, вы обещали больше не ходить к источникам.
— И не делать ничего недозволенного, — не удержалась Анела.
На это девчонки сделали вид, что не услышали. Хитрые ведь! Ох хитрые.
Самая мелкая в последний раз посмотрела на источники, неподвижных с виду обезьян и на жрицу, и кинулась следом за остальными.
— Балуете вы их, — сказала Анела. Жрицам замечаний делать не полагалось, но этой можно.
— Они ещё такие маленькие.
Маленькие не маленькие, а из Обители на недозволенные дела сбегают. Последнего старшая смотрительница уже не сказала, не гоже уже.
Мийя-Мэй снова приблизилась к границе которую обозначал гладкий отшлифованный ветром камень, и сделал шаг за неё. Несколько обезьян снялись с мест и двинулись к ней. Подошли поближе. Жрица коснулось рукой первой покрытой длинным волосом головы. Погладила другую обезьяну. Прошла чуть дальше, посмотрела на источник, улыбнулась обезьяне прошествовавшей подле и задевшей подол одеяния.
Всё-таки иногда очень странные решения принимают жрицы.
— Она слишком мягкосердечна, — высказалась Одра-Мэй не обращаясь ко всем одновременно.
— Доброта не порок, дорогая Одра.
— Разве я говорила о доброте.
— Прошу вас, не играйте словами. — Слегка утомлённо заметила Сонна-Мэй. — Мы не кружок любителей риторики и я попрошу жриц не сходить с пути обсуждения. — Одра, что ты предлагаешь? Отменить предыдущее решение и перенаправить жрицу с её пути на путь другой?
— Ты сама не брезгуешь играть словами, Сонна. Но я оперирую фактами и желаю те факты принимать к рассмотрению. Я за порядок.
— Здесь нет любителей хаоса, — сказала Вургилия-Мэй.
Многие отреагировали на её замечание сдержанными масками безразличия. Оставалось только угадывать, что могло скрываться под ними.
Зал заседания отличался овальной формой и высоким потолком, уходящим в конусообразный шпиль. Место, где стояли жрицы, окружали четыре колонны с витиеватым узором огня по всей длине. Орнамент со схожим мотивом был изображён и на полу, а так же поверх стен. Только отсюда его не было видно. Вставленные местами факела отбрасывали густую тень. Жрицы Огня собрались в самом центре.
Вот там не было ни одной тени.
— Нет, подобные радикальные меры принимать нет необходимости. Если одну из нас распределили к ритуальным действиям и укоренению легенд — так тому и быть. Просто мне иногда становится любопытно, отчего старшие жрицы выбрали именно эту специализацию не смотря на некоторые разногласия. Помните, сёстры, как были высказаны пожелания связанные с другой деятельностью. — Напомнила Одра-Мэй.
Аша-Мэй не согласилась.
— Рожениц у нас и без того хватает, сестра. Теперь я понимаю, к чему был весь этот разговор. Дело тут не в отдельной личности, а в целой проблеме, которой мы позволили шириться по Обители. Заметьте, мы плодим бюрократию. Воздвижение одних и удержание других. Одни ученицы идут в жрицы. Другие в работницы. Третьи рожают новых жриц.
— Или стражей, — заметила Вургилия-Мэй.
Аша-Мэй на этот раз молчанием выразила согласие.
— Мальчиков мы отдаём храму. Из сыновей дочерей огня получаются хорошие стражи. Но сейчас не в этом дело. Теперь слишком часто поднимаются голоса требующие ужесточить процесс распределения. Причём отдельные нотки. — Проговорила она увещевательно. — Требуют ещё и участия их личного мнения. Иными словами, мы должны отбирать жриц не по их природным склонностям, а потому — нравится кому-то или нет их назначение. Я вижу здесь влияние личных эмоций и иррациональности. И Хаоса, если пожелаете.
— Выведение проблемы на уровень бытия нам здесь ни к чему, — сказала холодно Сонна-Мэй. — Да и всем обликом она походила на высеченную изо льда статую, коими славились иовские мастера. — Как бы там ни было, распределением занимается совет после многолетнего наблюдения. Если уж вы так хотите конкретики, сёстры, рассмотрим этот случай. С самого рождения мы наблюдали за становлением ученицы Мийи, согласно общим наблюдениям — ей полагается быть жрицей, иметь дело с мифологией и укоренять её в нужных регионах. Наша задача как старших, следить за выполнением работы. Изменить распределении ученицы вопреки многолетним данным — нелогично.
Жайя-Мэй посмотрела на всех с таким видом, будто воздела перст указующий к небесам.
— И снова Хаос через нелогичность.
На лицах других жриц ничего не отразилось. Все как одна прятали руки под складками одеяний. Держали прямую осанку. В основном преобладали классические черты Обители, Жайя и сама была такой: прямой нос, высокие скулы, тёмные волосы и характерная форма губ. Хорошо хоть они ещё не коснулись вопросов телесного строения, в подобных случаях Вургилия была непреклонна, называя Одру материалисткой. «Если всё будет решаться телом, — говорила она как всегда продумывая слова, — мы превратимся в банальных селекционеров с нарушенной программой. Подумать только, через двести лет в совете будут одни дурочки».
Жайя не терпела банальности. Не любила её и Сонна.
— Вы ведёте себя как главы родов на своих тронах. — Упрекнула сестёр Аша-Мэй. — Мы не должны предаваться праздности споров, уделу простецов. — Это подействовало. — У нас есть задача, с которой Обитель справлялась на протяжении всего своего существования. Мы гора, которая защищает Чертог от ереси. Тысячелетиями Жрицы Огня укрепляли императорскую доктрину, распространяя доступную для понимания в народе информацию. Мы закрепляем на мифологическом уровне то, против чего порой бессильны столь ценимые многими рациональные, пронизанные разумом законы. И мы оперируем иррациональным. Хаотичным, если хотите. Удел Чертога — Порядок. Мы же должны следить за Хаосом. В этом наша задача и предназначение.
Мы не можем допустить подобные тенденции среди жриц. Позвольте, это хаотичность. Позволив ей просочиться — уже не сможем отличать самого Хаоса от прочего. Моё мнение таково, не смотря на второстепенные признаки и прочие характеристики, которые замечают некоторые из жриц — нельзя изменять начального распределения. К тому же представьте, сёстры, как это скажется на порядке в Обители. К тому же внесёт некоторую нестабильность в психику учениц.
— Поддерживаю, — коротко бросила Вургилия. Могло показаться, что она недовольна. Но это было характерное выражение лица для жрицы. Иным такой же маской служило видимое безразличие.
— И я, — Жайя-Мэй как всегда сопроводила слова жестом.
Сонна не нуждалась в демонстрации своего отношения. Она была самой старшей из них и уже давно носила в причёске седые локоны. И часто смущала молоденьких учениц.
— Поддерживаю, — повторила Одра-Мэй.
Аша покорно кивнула, принимая общее решение.
— Я желаю избежать неожиданностей, — сказала она.
— Все мы стремимся к тому, — согласилась степенно Сонна-Мэй.
— Теперь, когда вопрос решён, можно обсудить отдельные особенности натуры для дальнейшее коррекции. — Вургилия не ждала одобрения.
— Жрицы не нуждаются в воспитании, — Жайя небрежно взмахнула рукой.
— Разве что со стороны старших жриц, — уточнила холодно Одра-Мэй.
— Вы имеете в виду случай с птицей? Пожалуй, я не так хорошо осведомлена как вы, сёстры.
Аша взяла на себя труд посвятить Сонну в детали происшествия.
— Три недели назад Мийя-Мэй нашла птицу. — Начала она. — Птица была еле жива. С перебитым крылом, если мне не изменяет память, и замёрзшая. Мийя унесла её с руин и оставила в Обители. Ученицы рассказывали мне о том, как помогали выхаживать птицу: кормили с рук молоком и размоченным в нём хлебом. Потом зерном.
— Всё это не так важно, — сказала Вургилия.
— Напротив, — возразила Сонна. — Подробности дают нам возможность оценить степень заботы, так сказать. Птицу кормили каждый час. Судя по описаниям, это ещё не зрелая особь. Следили за крылом и, чтобы та не травмировалась ненароком.
Птица не улетала, хотя её после того как она достаточно окрепла, выносили каждый день на воздух. Но крыльями махала.
— Направление усилий не в то русло, — подвела черту Сонна.
— Так и есть. — Одра одарила жриц взглядом больших тёмных глаз, в них не осталось места сомнениям. — Вы видите проявление инстинкта альтруизма у жрицы Огня, направленной на совершенно противоположную деятельность. К тому же, подобное в Обители не разрешено.
— Полагаю, мы не возвращаемся к прежнему вопросу.
— Нет.
— Вы вызывали жрицу? — спросила Сонна.
— Нет, — снова ответила Аша-Мэй.
— Возможно, пора это сделать. Хотя я согласна с вами, сёстры. Говорила Сонна не спеша, точно вспоминая каждое слово. Она заметила, как Жайя подошла к краю и как сразу от неё поползла длинная тёмная тень. — Нет лучшего способа узнать истинные мотивы, как спросить прямо. Даже говоря неправду человек говорит правду.
Одра передёрнула плечами. Принцип «истина во лжи» был ей хорошо знаком. Недаром Обитель выделяла его среди прочих.
— Пока же меня интересует другой вопрос. В последнее время усилилась активность племени черепов. Есть свидетельства, что те перебрались и на имперский континент. Всем нам известно — они падальщики этого мира. Уничтожают остатки всего уснувшего. Их мифология проста, до недавнего времени мы считали, что она отсутствует как таковая. Однако ко мне приходят донесения о начерченных на скалах знаках огня. К тому же черепов среди прочих символов как таковых, становится меньше. Может быть, племя променяли их на новую символику.
— Есть предположения, с чем это может быть связано? — поинтересовалась Одра.
Ашу её видимая неосведомлённость не обманула.
— С появлением одного лидера, как докладывает разведка. — Сказала Сонна-Мэй.
— Оказавшемся способным объединить разрозненные племена. Учитывая, что черепа не принимают к себе посторонних, но и не признают власти вождей других племён — крайне любопытное явление. Племя черепов, именующее себя Серыми Костями никогда не признает лидера Кровавых Глаз. Разве что он перебьёт всех вождей разом, но учитывая их общее количество, а это будет под двенадцать, такое крайне маловероятно. Что же до чужака. Вам известны ходящие слухи.
— Известны, — кивнула серьёзно Жайя.
— Но племена придерживаются строгой патриархальной иерархии. К тому же вариант с чужаком, — Одра-Мэй умолкла как бы не договорив мысль.
— Всё это крайне неясно и запутанно, — резко начала Вургилия. — К тому же эта ещё не проверенная миграция племён на имперский континент. Не думаем же мы, что они сами построили себе баржи и пересекли море. К тому же на имперском континенте и так хватает сил, чтобы не пускать простонародье в древние пещеры и покрытые подо льдом руины.
Аша-Мэй молчала внимательно слушая сестёр. Испокон веков племена черепов служили не только падальщиками, убирающими неугодный мусор. Но и подобно чёрным медведям, нагоняли на простонародье ужас, не пуская тех к дальним незаселённым границам. И к ледяным людям, таящимся там.
— У них деньгами служат натуральные товары, — бросила Одра.
Как будто и без этого не было ясно.
— Стоит разослать больше разведчиков. Пусть впишутся в быт. Станут жёнами и родят детей, в конце концов, — продолжала Аша. — Нам необходима информация для Чертога. Если мы не сможем предвидеть угрозу, это грозит в дальнейшем большими осложнениями. К тому же, они еретики.
— Довольно серьёзное обвинение, — выказала сомнение Жайя.
— Кем бы ни был их предводитель, он использует символику огня, что дозволено лишь дочерям Огня.
— Как и простонародье вырезая огонь на камня в хижинах. Не будем же мы за это их арестовывать.
— Я не о том, — чрезмерно поспешно возразила Одра-Мэй. — Люди используют символы огня для привлечения тепла и оберега домашнего очага от напастей. Мы сами вложили в них эту веру. Что же до племён, то любая символика цивилизации им чужда от природы. Они дикари. Вот и объясните мне с какой целью черепа вдруг сменили всю свою ценностную иерархию на огонь во главе. Вы знаете поговорку с далёкого юга, сёстры?
— Огонь победит лёд, — проговорила задумчиво Сонна-Мэй.
Некоторое время молчали.
— Разослать разведчиц, — отдала распоряжение Сонна голосом мрачным. — Нас интересуют все без исключения места где замечали племена. Пусть это будут даже слухи, нас интересует любая информация. Нельзя чтобы хоть крупица ускользнула от Обители.
— В нынешние времена нужно усилить миссионерскую деятельность, — добавила Аша.
Одра согласно кивнула.
— Жрицы также должны охватить все населённые пункты. Но делать это нужно ненавязчиво, чтобы не вызвать подозрений. Не стоит волновать династии.
— Они и без того удостаивают себя волнением, — упомянула Жайя. — Появление жриц в любом случае не останется незамеченным. Такое усиление активности Обители значительное событие. Шпионы династий мигом донесут о нём хозяевам.
— В таком случае сделаем это не одночасно. Жрицы будут приезжать на места в разные интервалы времени. Общий охват территории растянется на год или два, но задача будет выполнена.
— Решено. — Сонна помолчала и снова заговорила. — Отправьте в один из посёлков Мийю-Мэй. Она ведь уже занималась миссионерской практикой и показала хорошие результаты. Путь и дальше выполняет возложенные на неё обязанности. И пошлите за ней. Я хочу её выслушать.
— Будет исполнено.
Аша отделилась от группы жриц и зашагала к невысоким воротам в дальней стене. Засовов здесь не было, никто бы не осмелился нарушать совет старших жриц. Впрочем, интимностью жилья ученицы тоже не отличались. Это могли позволить себе только жрицы — право запирать свои комнаты.
— Монка, — Аша подозвала к себе молоденькую русоволосую девушку с огромными тёмными глазами. Вечное дитя с виду, но сообразительная и подвижная. — Позови Мийю-Мэй. Её ждут в зале заседаний.
Ученица опустилась в поклоне и мышью юркнула в коридор.
Аша развернулась и двинулась обратно к сёстрам.
— … Храм выказал расположение к встреченной делегации. На этот раз мы выслали воспитательниц под видом торговок. Как вам известно, в последний раз двух мальчиков удалось похитить при транспортировке. По сообщениям храма, большинство сыновей жриц успешно проходят Последнее Испытание. Потому храм всегда рад их принять и воспитать.
Сонна знала, она лично распорядилась отдать трёх своих сыновей. Из-за видимой слабости и щуплого телосложения двоих из них доставили отцам. Это было очень давно.
— Династии всегда пытались перехватить орудия Чертога. В этот раз мы обвели их вокруг пальца. В следующий изменим маршрут, — сказала Одра-Мэй. — Пора напомнить им, что в случае излишне ревностной активности, мы можем активировать старые суеверия.
— Чертог не желает смуты.
— Это так. Но пусть до династий дойдёт предупреждение. В конце концов, мы можем урегулировать ситуацию так, что люди просто не пожелают оказывать им помощь. До смуты не дойдёт.
— Мы займёмся этим.
— Что же до некоторых отдельных аспектов…
Одра вынуждена была прервать речь, когда в залу вошла Мийя-Мэй. Она прошла к старшим жрицам и почтительно остановилась, ожидая, когда те заговорят. Первая нарушила тишину Сонна.
— Нам стало известно о птице.
Мийя-Мэй не отрицала.
— Расскажи нам об этом.
Жрица послушно повиновалась, рассказав всё то, что уже было ведомо совету. Пока она говорила, другие следили за интонацией, наклоном головы и манерой излагать мысли. Каждая сделала вывод: говорила та правдиво и ничего не утаивала.
— Зачем ты подобрала птицу?
— Та замерзла и нуждалась помощи. Я руководствовалась принципами Обители.
Одра хотевшая было уже сказать, промолчала. Против такой незамутнённой наивности и правдивости нечего было возразить. В самом деле, сострадание и милосердие значились в основных заповедях Жриц Огня.
Кто знает, как оценила ответ Сонна-Мэй. На худом обтянутом кожей лице не отразилось и тени мысли. Однако глаза смотрели так, будто она уже приняла решение.
— Эта птица до сих пор у тебя?
— Она под аркой на выходе из купальни. Там камень теплее. И видно небо.
— Ты продолжаешь заботиться о ней. — Это уже был не вопрос.
— Да. Хотя крыло уже работает, она всё ещё нуждается в кормлении.
— С этого дня ты больше не будешь заниматься этим.
— Да, жрица, — отозвалась Мийя.
Аша, как и остальные, приглядывалась к ней. На лице отразилось беспокойство и смирение. Она не станет возражать и перечить в этом, напоминая больше работниц или легко смущаемых учениц. Доброта не порок, вспомнила Аша. Отчего же чаще так легко принимается она за изъян? Ещё чаще — за слабость.
Это следовало проанализировать. В памяти Аша-Мэй сделала пометку вернуться вопросу позже.
— К тому же, — начала Вургилия, — ты отправишься в одно из поселений с миссионерской деятельностью. В ближайшее время мы сообщим конкретное место прибытия. Нужна будет обычная программа.
Вургилия посмотрела ан Сонну-Мэй, и добавила:
— Возможна частичная интеграция. — Вургилия брала в расчёт склонность Мийи… ладить с людьми. Те её любили и охотно шли на контакт. Может той удастся заметить нечто стоящее. — По возвращении мы будем ждать отчёт.
— Больше распоряжений не будет, — сказала Одра-Мэй.
Мийя поклонилась и вскоре покинула зал совета. Пока та шла к выходу, остальные жрицы молча смотрели ей вслед.
После рождения девочек отлучали от матери. Обитель разделяла между собой воспитание, делая его коллективным. Однако Жайя владела некоторой информацией. Неплохой результат, думалось ей. Хорошая наследственность, крепкое здоровье. Широкая кость, густые волосы, приятно смотреть.
— Вернёмся к династиям. Им прекрасно известно, насколько мы умеем оперировать суевериями. И можем значительно усложнить им торговлю, лишить возможности добычи определённой информации.
— Я займусь этим, — согласилась Вургилия.
Династии хоть и подозревали о наличии дочерей Обители в своих замках и дворцах, но не имея возможности обнаружить тех, оставались со связанными руками. Одна из жриц некогда стала матерью многих дочерей местного главы рода, скончалась рожая последнего ребёнка. Но до того хорошо служила Огню. Другая скрашивала досуг главного шпиона. Третья месила тесто на кухне в замке.
— После посещения императорскими кораблями иовского дворца, династии должны выказывать большее желание к сотрудничеству.
— Хотя бы демонстрировать его, — подала голос Аша-Мэй.
— На ближайшие несколько лет династии обязаны прекратить попытки контрабандной добычи кристалла. Если они попадутся хоть на одной — это будет иметь серьёзные последствия.
— При условии, что у Чертога будут неопровержимые доказательства.
— Как будто иные добытчики имеют средства для найма людей и оборудования? Нет, мелкие контрабандные операции, это дело рук купцов и прочих незначительных игроков. Они не пользуется соответствующим оборудованием и не могут рассчитывать на большую добычу. Что же до династий… — Одра-Мэй сделала паузу. — Только они в состоянии позволить себе значительные акции, так сказать. Не те, что нужны для работы вездехода или огневого оружия. А для масштабных сделок и, возможно, питания механизмов более энергоемких. Судя по поступающей информации, династии накапливают кристалл вот уже на протяжении более чем шестидесяти лет. Нам удалось раздобыть отчёты по кристаллоупотреблению, всегда остаётся неиспользуемый процент. Достаточно незначительный, чтобы его не отслеживать. Но всё же.
— Мы понимаем, о чём ты.
— Это, плюс контрабанда. Плюс преуменьшаемые данные о законных выработках на их территории.
— У династий нет их территорий. — Сонна-Мэй пошла к выходу и остальные жрицы двинулись за ней. — Весь мир принадлежит Ему. Всё остальное — ересь.
Ответом служило молчание.
— Как уже было сказано, династии всегда пытались раздобыть больше кристалла. Как и купцы. Как и простой люд, как и мы. Это естественный ход вещей. Кристалл — жизнь. Потому не удивительно, что все тянутся к нему. Другое дело, ради каких целей. Мы должны располагать полной информацией. Иначе будем как слепцы в толпе. В этот раз всё может оказаться иначе. Династии действуют осторожнее. Возможно, они поумнели. Возможно. — Закончила уже тише Сонна. — Их заставили поумнеть.
— Я могу помочь.
Догнавшая её Монка подскочила поближе, смотря то на жрицу, то на импровизированное гнездо на невысокой арке. В гнезде надувшаяся птица большими черными глазами следила за стоящими внизу людьми.
Крылья у неё были чёрные, а сама вся белая.
— Не нужно, — ответила Мийя.
Монка нахмурилась.
— Старшие жрицы запретили трогать птицу.
Та как будто поняла, что о ней говорят. Поворотила голову на звук и замерла.
— Но я могла бы её кормить, и поить, и следить, чтобы она окрепла и улетела к стае.
— Стая её уже не примет. — Заметив тень печали в глазах ученицы, Мийя добавила. — Но всегда остаётся возможность для чуда. Император всемилостив, Монка.
Девушка улыбнулась.
— И… — начала было она.
— Нет, больше никто к ней не подойдёт. — Всё так же с улыбкой говорила жрица. — Мы должны следовать словам старших. Такова их воля.
Ученица молча поклонилась. Мийя отпустила её кивком головы.
Птица снова поворотила голову. Мийя-Мэй ещё некоторое время стояла и наблюдала за ней. В который раз отметила, что с крылом всё в порядке, перья гладкие и блестящие, глаза ясные. Хорошо, что она успела положить зерна у гнезда.
Её ждали ученицы. Корпус для шестилеток находился в восточной части Обители, зажатый между учебной частью и многочисленными сферообразными комнатами, расписанными древними, как мир, легендами ледяного мира. В корпусе койки стояли одна к другой, оделяемые лишь тумбочками. Было здесь и несколько столов со стульями. Основную часть дня ученицы проводили за пределами места отдыха. Помогали в теплицах или убирали Обитель, учились тому, что займёт всю их дальнейшую жизнь и впитывали наследие Чертога через устные сказания. Огненный орнамент покрывал коричневые стены и собирался в разгорающееся пламя на полу. В нескольких каминах всегда поддерживался огонь. Оттого стены возле них хранили тепло и младшие ученицы часто стаскивали одеяла туда, греясь и щебеча без умолку.
Мийя и сама так делала в детстве с подругами.
Заметив её, девочки мигом оживились. Одна подскочила на ноги и кинулась вперёд, обняв жрицу за колени.
— Сказку? — пропищала та. Говорила она ещё плохо не смотря на возраст, и была ниже остальных.
Жрица взяла девочку за руку, ладошка у той была тёплая, видно, долго сидела у стены. И повела к остальным.
— Что это вы не отдыхаете? — спросила Мийя подходя.
— Мы отдохнули, честно-честно, — тут же ответила другая ученица.
— Мы очень хорошенько отдохнули.
За следующий год всех их научат правильной речи. Несмотря на будущее занятие, каким бы оно ни было, жрицы должны владеть красотой и складностью речи. Работницам в этом отношении позволялась большая свобода.
— Даже глаза закрывали.
— Ненадолго, — вставила любившая достоверность Босса.
А Анка фыркнула:
— Но ведь закрывали.
— Вижу, вы и впрямь отдохнули, — сказала Мийя-Мэй, гладя девчушек по головкам. Девочки сразу же по блеску её глаз и особой возникшей вдруг тишине определили, что сейчас начнётся сказка.
Приглушённый свет от огня играл на лицах. Было тепло и хорошо. Мийя подтянула колени и заговорила:
— Я расскажу вам давнюю легенду о Пламенеющих Горах. Давным-давно на снежном холме стоял город, и повадилось в тот город наведываться страшное чудовище. Дышало оно огнём и всё сжигало на своём пути. — Легенда сомнительная. Так её определили в Обители. В легенде огонь выступает не положительным символом, а орудием хаоса. Ученицы обычно не знакомились с ней до тринадцатого года. Но сама Мияй в легенде ничего худого не видела. Нет, он не порождение хаоса, а просто несчастное существо. — И вот вызвался один великий страж сразиться с чудовищем. И сказал Императору: «Я смогу победить драгора. Сойдусь с ним в схватке на сон». Император дал стражу своё благословение и тот отправился в путь в края ещё более холодные и замёрзшие. Шёл он тридцать дней и три ночи. Переходил границы и в каждой говорил стражу перехода: «Я иду усыпить ужасное чудовище. Пропусти меня во имя Императора!». И его везде пропускали.
И вот дошёл он до земли одних льдин, где и звёзд то никогда не было. Из трещин во льду и скал вырывались столбы пламени. И посреди земли сна увидел страж драгора — громадного и ужасного. Тот больше был любой горы. Глаза больше озёр. Зубы как скалы. «Я пришёл предать тебя сну!»- крикнул страж ударяя мечом по броне. «Что ж, — отвечал драгор, — я есть воплощение множества в единстве. Усыпляй, коли пришёл». «Еретик! — вскричал в праведном гневе страж. — Сейчас ты замолкнешь навсегда». Драгор на это ничего не сказал. И тогда началась битва. Ревело пламя и подымались снежные бури. Лёд осколками взлетал до небес.
А ждала его в том же городе его невеста. Прекрасная как звезда. С глазами синее моря в полдень. Год минул после ухода любимого, два. Вот и пять лет прошло, а он не возвращается. Тогда она собрала вещи в рюкзак и пошла по миру. Многие её отговаривали, причитали, а она всё шла. «Я клялась любить его всегда». Отвечала дева и её всюду пропускали.
Год минул. Добралась она до двух высоких гор, словно проход указывающих в землю сна. Там возлежал ужасный драгор.
Завидев деву, он поднял голову и открыл большие глаза. В них отражалось вырывающееся из земли пламя.
— Ты пришла, — сказал он.
— Где мой любимый? — спросила дева.
— Твой любимый теперь во мне, — отвечал драгор ходя кругами от неё и не сводя с неё глаз. Тяжёлые лапы оставляли следы в снегу, когти бороздили лёд. — Я его поглотил и его агора присоединилась к моим. Не пускает меня он жечь и палить. Теперь он во мне, и я навсегда он. А он — я. Ели клялась любить всегда — так люби.
Драгор заглянул в глаза синее моря в полдень. Дева подошла к нему и коснулась. Увидала она во взгляде чудовища своего любимого, среди прочих агор.
— А ты знаешь, почему я к ним летал, — говорил драгор пока дева вела его к горам. — Меня к ним тянет. К их агорам. Но я умею только жечь…
Говорил драгор совсем как её возлюбленный и говорил, и говорил. А дева вела его к горам. Сама вошла на вершину одной. Драгору велела залезать на другую. «Сожги их, — приказала дева. — Я буду любить тебя вечно».
В последний раз посмотрев на неё, драгор открыл пасть и всё кругом поглотил огонь. В расплавленное пламя превратились две горы и почернели. Их и до сих пор можно увидеть далеко-далеко на юге, за морем и великим океаном. Так и стоят две одинокие Пламенеющие Горы посреди льда и снега. И нет там ни одной непокрытой снегом пустоши.
По стенам плясали, отбрасываемые от собравшихся в круг учениц, тени. Очарование легенды было ещё и в том, что в ней говорилось о запретной любви. Стражам воспрещалось обременять себя личностными привязанностями. Хотя до Обители доходили некоторые сведения о некоторых уступках в отдалённых уголках империи. Целью эксперимента было проверить, будет ли потомство от стражей столь же эффективным при обучении в храме.
— Как красиво, — мечтательная Лив подпёрла руками голову.
— Страшно, — возразила легко пугающаяся Мэйв.
Босса заметила:
— Они отвратительные и мерзкие. Драгоры эти.
— Ужасные чудовища, — поддакнула Анка.
— Мерзкие, — Лив повернулась к одной ученице, к другой. — Ну и что, зато история такая красивая.
— И ничего вы в ней не поняли, это о храбрости.
— О любви, — запротестовала Лив.
— Да какая разница! — вспыхнула Анка. — А драгоры всё равно самые ужасные создания во всём мире. Самые злые и кровожадные.
Самая маленькая из них молча поддакнула головой.
— Страх и ужас.
— Кошмар и трепет.
— Жуть.
Принялись наперебой подыскивать слова ученицы.
— Не злые они и не кровожадные, — ласково произнесла Мийя-Мэй. Девочки как одна смотрели на неё. — Просто это несчастные, не предусмотренные миром создания, которые возникают от торжества хаоса и непорядка. Драгоры нигде себе не могут найти места. Не могут быть ни с кем.
— И любить, — прошептала завороженная Лив.
— Мне кажется, — говорила Мийя. — Могут. — Девочки слушали внимательно. — Каждое существо может любить. Но драгоры как воплощение нарушения мирового порядка, не в состоянии с этим порядком сойтись.
— Они могут только жечь.
— Да.
— Всё равно это всего-то сказка, — фыркнула Анка.
— Легенда, — с умным видом поправила Босса и поворотила острый носик к огню. Анка скорчила ей рожицу попутно смотря, но отругает ли жрица. Жрица не отругала.
— Они несчастные и одинокие. А потому не стоит называть их ужасными или жуткими, даже если это всего-то сказка. — Мийя-Мэй улыбнулась. — Помните, что говорит Обитель о сострадании?
— Да, — хором отозвались ученицы.
Даже самая маленькая и молчаливая что-то пролепетала. Подтащила грубую по краям подушку и мягкую-мягкую в центре, и обняла. Пальцы прощупывали выемки между толстыми нитями.
— Но это всего только выдумки, — уже чуть неувереннее протянула Анка, ища ответа в выражении лица жрицы. Та смотрела мягко, Анка мигом успокоилась.
— Это правда, драгоры живут только в легендах. И самый старший житель мира не вспомнит, чтобы хоть раз видел одного.
— А я знаю из чего они происходят, — похвасталась от того края Фрайя. — Из агор, те когда в кучу собираются. Соединяются… каким-то образом и из них выходит драгор.
Райя скривила губы, она это и так знала. А вот Лив захлопала ресницами.
— Даже Император?
— Если драгоры и впрямь когда-либо существовали, он, конечно, их помнит. А теперь пора отдыхать. Нет-нет, подымайтесь и возвращайтесь на койки. Скоро за вами придут и всё должно быть в порядке. Вы же такие хорошие аккуратные девочки.
Райя опять скривила губы. Анку она аккуратной не считала. Да и хорошей, если уж на то пошло.
— А если к нам когда-нибудь прилетит драгор? — не удержалась Лив, подтягивая одеяло повыше.
— Всё хорошо, милая, — Мийя-Мэй помогла ей с одеялом. — Помните. — Выпрямилась она. — Император всемилостив и милосерден. Он не даст, чтобы с нами случилось что-нибудь плохое. А теперь отдыхайте. Осталось двадцать минут, набирайтесь сил.
Когда жрица вышла, одна из девочек заметила, да так громко, что сама от неожиданности смутилась.
— И всё равно они жуткие.
— А я сказала, история о любви.
И начался гомон.
Сани разрезали снег на две ровные полосы. Они ехали как по струне. Росс без конца оглядывался, но погони не было. Вот уже неделю как он покинул родовой замок, чтобы… Он повернулся и поплотнее закутался в капюшон. Мех коснулся грубой кожи, залез в нос. Росс фыркнул и еле сдержал кашель. Нет, его никто не преследовал, хотя этого следовало ожидать. Не смотря на всё презрение, которое питали к нему родители, он всё же был законным наследником. «Ну и что, — мелькнула злая мысль, — через год этого наследника всё равно не станет». Мысль разозлила и успокоила одновременно. Ну и пускай гнев свободно блуждает в нём, гнев понадобиться, чтобы преодолеть расстояние и увидеть! Император! Как же он хотел увидеть.
Я иду к тебе, думал ребенок-старец, кутаясь в меха и одежду из моржовой шкуры. В них он сам себе казался большим и сильным. Так что сзади на санях больше не для кого и не было места.
Погонщик держал поводья. Собаки, высунув языки, бежали вперёд. Мороз кусал за щёки, а воздух пах соблазном.
Захотелось есть. Росс вытащил из рюкзака тонкую полоску солонины и с проклятиями принялся терзать её никуда не годными зубами. Всю нормальную пищу он давным-давно съел, и теперь приходилось довольствоваться запасами погонщика. Дурень даже не подумал о нём и взял, что только ему и годилось!
Ничего. Это не имело значения. Скоро им предстоит остановка в каком-нибудь захудалом поселении. Там можно отогреться у очага. Росс ненавидел супы и каши и всё же подумывал вычерпать одну тарелку у того же очага. Грея ноги и озябшее лицо.
Далеко справа вздымались ровные горные ряды. Слева простиралась пустыня.
До поселения доехали к вечеру, когда только-только начала наползать на небо туманность. Собак оставили отдыхать и терзать кости с остатками мяса. В окнах горел свет и манил к себе тёплым сиянием. Несколько любопытных глаз проводили мужчину с ребёнком в до дверей постоялого двора. Росс не стал снимать капюшона, тепло дохнуло ему в лицу. Запахи людей и еды манили и одночасно отвращали. Погонщик отправился раздобыть им еды и пришёл не только с твёрдой пищей, но и с тарелкой, содержимым которой оказалась довольно густая каша из редких в этих краях зерновых, с моржовым салом. Так же молча он положил на грязный весь в пятнах стол две лепёшки, такое же богатство по местным меркам. Ближайшие не заснеженные пустоши располагались далеко на востоке и ещё дальше на севере.
Сел рядом, провёл рукой машинально по короткой чёрной бороде и, не поднимая взгляда на Росса, принялся жадно есть. Тот решив показать, что и этом захолустье он остаётся чистокровным ушадом, принялся есть медленно поднося ложку ко рту. Лепёшки он тоже попытался разрезать ножом. Но когда понял, что никто за ним так и не наблюдает, решил проникнуться местными обычаями и стал обмакивать хлеб в миске с похлёбкой. Было вкусно и сытно, хоть и не изысканно.
Отдыхали на этот раз под тёплыми грубыми одеялами. Хоть в их дорожной палатке было не менее комфортабельно. Росс не смог отдохнуть. Полежал не больше минуты с закрытыми глазами. Его снедали полные тревоги и нетерпения мысли. Совсем скоро, скоро!
Он хотел достать из-за пазухи прибор и связаться, поговорить, но понимал, что то неразумно и не к месту. Уставился в потолок и краем глаза заметил, как погонщик бросил на него быстрый взгляд и отвращением отвернулся. Росс сжал губы, в глазах вспыхнул злой огонь. «Страшно, отвратительно. Давай, отворачивайся. Но ты так и будешь гнать собак, пока не замерзнешь в снегах и твои же собаки не растащат твоё тело. Я же!..»
Возбуждение волной прокатилось по телу. Я увижу тебя! «Я получил твоё разрешение!»
Об остальном он более не думал. Ни о погоне, ни о том, почему ему позволили покинуть замок. Значит, механизм запустился и колёсики приводят в движение другие шестерёнки. Об это не нужно думать.
Увижу, увижу, увижу… он и не заметил как шепчет это.
Мужчина на соседней койке заворочался и поднялся. Вышел, а Росс всё шептал как в бреду.
— Пора выезжать.
Погонщик вернулся. Играл в кости всё это время. Отъедался. Росс поднялся не спеша. Пусть думает, что он не торопится, на самом деле что-то защемило в пояснице.
Как только они вышли на улицу, Росс тут же опустил голову, пониже нахлобучивая капюшон. Ветер большими снежными хлопьями залеплял лицо и глаза.
— Ныне путь заметёт.
— Если вам к городу, так лучше переждать метель.
— Спасибо за слова, пора нам отъезжать.
— Ну, так в добрый путь.
Кое-как добравшись до саней и свернувшись на них, Росс смог разглядеть только силуэт впереди. Погонщик стал на сани, щёлкнул хлыстом в воздухе и сани сорвались с места.
Ехали против ветра. Слишком медленно, упуская драгоценные минуты. Нужно будет нанять другого, этот никуда не годится. Но другой поначалу так же уставится. Нет, пусть пока будет этот.
Нужно ехать быстрее! Сколько же можно тащиться по пустыне! Кругом только снег и равнины, ни одного холма, ни одного озера. Хотя Росс знал, что на юге громоздится архипелаг с бездонными провалами-трещинами между возвышающимися глыбами льда. Тут ничего, даже гор не видно. Одни звёзды на небе и мрак ночью под дымчато-молочной туманностью.
Нашёл спрятанную в недрах одежды упаковку и вставив трубочку, принялся высасывать питательную жидкость. И как он только мог забыть о ней? Попытался перевернуться, заворчал. Совсем скоро я увижу тебя. Только раз, мне нужно увидеть. Ты, кто ты? Росс позволил себе поиграть со словами, что ты? Улыбнулся довольно. Как хорошо вдруг стало, возбуждение так и горячило кровь. Сжал тонкими пальцами край куртки доходящей ему ниже колен и очень тяжёлой. Впрочем, он не мог знать, что точно такие же носили во всех городах и поселениях не только на его континенте.
Когда я увижу тебя… мысли сменились образами и предвкушением ощущений. Погони до сих пор не было, ха-ха, или же всё-таки отец для виду выслал отряд для проверки ближайших территорий. Те не особо старались и так ничего не найдя, без видимого разочарования предстали перед главой рода. Тот даже не выказал тревоги. Мать стояла с поджатыми бледными губами. Холодными, как и сама она. Росса… Россы там не было. Всё.
Мне нужно только увидеть тебя. Я так хочу… только увидеть.
— Пора ставить палатку.
Когда выбрались их здорово замело. Погонщику пришлось откапывать палатку, чтобы сложить и пристроить на сани. Он разгребал снег молча, сосредоточенно орудуя лопатой. Есть Россу не хотелось. А ел ли его спутник или нет, он не замечал. Дорога смешалось в одно проносящееся белое полотно. Равнины, равнины. Один раз попалось маленькой озеро, его объехали.
— …сколько будет?
— К концу недели при сменных доберётесь. Если с документами всё в порядке…
— Ясно.
Росс ничего не замечал. Слишком уж хорошо он заплатил чтобы не отвлекаться на всякие мелочи. Нет, он даже не обнаруживал, что всё чаще шепчет и сжимает под курткой механизм. Не замечал, как погонщик не по-доброму поглядывает на него, но продолжает везти вперёд через метель и пургу. Ветер всё не утихал. Холод пробирал до костей, но и когда сжимался в комок, Росс и того не замечал.
«Я тебя увижу», — шептали холодные губы.
С удивлением ощутил кристаллики льда на ресницах, когда протёр лицо. Его нисколько не интересовало, что отец, узнав о затее сына уехать, заплатил погонщику сверх того, чтобы тот завёз его в самое сердце пустыни и усыпил, а после предал огню. Дабы завершить страдания. «Ибо сын мой сходит с ума». Росса не интересовало, что отец на самом деле его боится за многочисленные интриги и то, что сын дёргая за нужные ниточки, привёл в движение механизм. Начал отступничество ушадского рода. Что погонщик сжалился над ребёнком-старцем и вместо того, чтобы усыпить, решил довезти до места назначения. Колебался ещё день-другой. Снова передумал и велел слезать с саней посреди пустоши. Скинул совсем прохудившийся рюкзак у ног Росса.
Не глядя, взмахнул хлыстом и тронулся прочь. Если тому суждено выжить, так тому и быть. Если нет… погонщик не хотел думать об этом. Обречь человека на не расщепление агоры, страшное преступление. Но до ближайшего поселения два час пути. Хозяину же он скажет, что выполнил поручение.
Росс только и смотрел вслед.
Не сразу двинулся дальше вслед уезжающим саням и думал только об одном, когда же, наконец, доберётся до цели. Шёл долго не останавливаясь, не чувствуя ни рук ни ног. Даже холода не было и только постоянно приходилось смахивать корку льда с уголков глаз и ресниц. Он всё шёл и шёл и шёл. Ноги сами переставлялись. Приходилось выбираться из глубоких сугробов.
Росс ни разу не остановился. И не потому, что отдых сейчас был бы для него равносилен сну. Нет — его вела цель. Которая как яркая звезда на небосклоне вела вперёд. В какой-то момент звезда в сознании свела контуры со звездой на небе, и Росс направился к ней. Лишь к вечеру он увидел подымающейся дым и свет далёких костров.
Не забыл надвинуть пониже капюшон. Суеверные люди могли принять его за существо хаоса. Ха-ха. Ребёнок-старец. Его палками погонят за поселение, а потом придут проверить, чтобы сжечь уснувшее тело. Но Росс двинулся к теплу и свету, пряча лицо он с трудом добрался до первого дома и хриплым голосом попросил еды. Не сразу понял, что так и не показал монеты, но к тому времени уже сидел в хижине и всё так же прячась, умостившись в тёмном углу, пил густое варево ломая пальцами крошащийся сыр. Всё ещё жирными после сыра руками залез за пазуху и вытащил несколько монет. Не имперских. Росс был достаточно сообразительным, чтобы поменять деньги на те, что в ходу среди простонародья. Теперь его не смогут отследить.
— Как далеко до порта? — спросил он.
— Если возьмёте упряжь, через пять дней будете там.
Хозяин хижины говорил почтительно, видно, почуял изящный говор незнакомца. Под капюшон заглядывать не пытался.
— Я заплачу за упряжь, довезёшь меня.
Говорил скорчившийся в углу чужак, как приказывал.
— Хорошо заплачу.
Он кивнул, хоть Росс того увидеть не мог. В хижину вбежала девчушка круглая в своих шкурах. И тут же выбежала.
— Повезёшь меня через час.
— Хорошо.
Деньги ему не помешают. Отправились ровно в назначенный час. И даже теперь Росс продолжал шептать не обращая внимания на погонщика. Хоть тот так же с виду мало интересовался своим странным нанимателем. Только громче погонял собак да обминал попадающиеся на пути ледяные города, льдины, что острыми вершинами смотрели в небо.
Порт встретил Росса мерно покачивающимися на воде кораблями. Лодками и шхунами, а так же отдельными отдающими серебром кораблями — специальными императорскими для добычи кристалла и перевоза стражей. И сейчас он увидел красные костюмы стражей, мелькавшие сквозь людской поток. Огромные сети висели перед хижинами торговцев рыбой, моллюсками и прочими морепродуктами. Двое охотников на крюке тащили тушу нерпы. От неё по снегу тянулся прерывающийся кровавый след. Запах тут же ударил в ноздри. Специальные платформы от белых медведей, с уже разделанными тушами, громоздились с восточной стороны. Рыбаки отталкивались на лодках от льдин, в воздухе кричали морские птицы.
Росс немедля отыскал среди россыпи грубо сколоченных домишек более высокий и аккуратный. Не зря он пересылал огромные средства, чтобы его под видом рыбака перевезли в море, а оттуда уже посадили на китобойное судно. Там его хорошенько спрячут и никто не станет проверять документы. И уж тем более на имперском материке не станет известно об ушаде, пытающемся туда проникнуть.
— Ха-ха, — приземистый упитанный Хорж самоуверенно уставился на Росса. Его «ха-ха» сильно раздражало, но приходилось сдерживаться. — Желаете на материк ха-ха имперский. Что ж, по счетам уплачено. Всё уплачено, ха-ха.
Глаза так и бегали по невысокой фигурке. Сам Хорж стоял у стола, иногда поглаживая деревянную фигурку Жрицы Огня.
— Вот бы ещё…
— Как скоро отплывёт лодка?
От сухого скрежещущего голоса мигом пропало всё настроение и желание выбить ещё немножко из клиента.
— Через два часа. Оденьте что-нибудь не промокаемое.
Лодка ждала с двумя рыбаками. Была довольно большой, так что все уместились без стеснений. Под бортом хлюпала ледяная вода чернее самой черноты. Над головой молочные пути погрузили мир во мрак. Рыбаки скинули сеть и та поплавками всплыла над водой. Щёки стыли, пар дыхания был единственным свидетельством жизни в этих краях. Не скоро впереди показался корабль, казавшийся безмолвным чудовищем в царившей кругом тиши и запустении. С него не стали спускать лестницу. Росс заранее позаботился, чтобы вниз опустили небольшую доску. Когда он забрался на неё, ту на верёвках стали подымать вверх.
Совсем скоро.
Когда его спустили на борт и отвели подальше от любопытных глаз, принесли еды и воды, Росс даже не притронулся к пище. Судорожно вытащил из-за пазухи прибор и дрожащими пальцами открыл крышку и подкрутил колёсики. И принялся с вожделением всматриваться в складывающийся узор.
— Я еду.
— Я ведь увижу тебя? — почти с мольбой повторил он в который раз.
— О, спасибо. Спасибо!
— Да, всё оказалось именно так… предприняли попытку обезвредить меня. Но эти глупцы уже сами часть механизма. Более того, сами того желают… ха-ха.
Пальцы бегали, перемещая части передатчика в нужное положение.
— Я увижу тебя!
Совсем скоро.
Он до боли ясно понял, когда корабль поплыл в открытое море.
Сила с сестрой играла в хлопки, обе пытались синхронно отражать движения одна другой. Мийя улыбнулась девочкам и последовала за Гердом.
— С почтением приветствуем Жрицу Огня в нашем поселении, — говорил тот, ведя её к расположенной в центре поселения хижине.
Кругом бегали дети, возвращался рыбак с уловом, маленький мальчик с круглыми щеками пытался прокатиться в таких же маленьких санях, в которые впрягли пушистого щенка. Щенок упорно передвигал лапами, мальчик никак не мог забраться на сани.
— И я рада быть здесь, Герд. Твоя дочь уже большая. Четыре года.
— Так и есть, — не без гордости отвечал Герд. — А упрямая, как мать её. Ездить где полагается не хочет, за спиной не потаскаешь. Ей уже сани подавай. Брат её такой же, хоть и два ему…
Мийя с пониманием указала на мальчика со щенком. Герд довольно ухмыльнулся.
— А вот и дом ваш. После вашего ухода тут ещё ни одна из жриц не жила. Но мы следили за порядком.
Пол был чистым и вымытым, устланный шкурами. Над столом висела одна единственная масляная лампа. Там же лежали красные крупные бусы.
— Это моя принесла, — как бы нехотя поведал Герд, — в подарок…
— Я поблагодарю её при встрече. Спасибо, они красивы и в Обители найдётся ученица, которую очень обрадует подарок.
— А если что-то понадобится, вы только скажите. Мы всегда рады…
— Непременно.
Герд поклонился и с разрешения жрицы покинул дом. Мийя подошла к окну и сквозь узор мороза посмотрела на закутанные фигуры людей и заснеженные крыши. Мало кто выбирал эти места для поселения. Слишком уж близко гиблое озеро с тем, что покоится под слоем льда.
Первым делом она посетила небольшую круглую постройку, которую люди использовали, если хотели обратиться к Императору. На потолке был нарисован легионер в сияющем серебряном костюме, копьём поражающий драгора. Пол, выложенный мозаично, узором скручивался в спираль в самом центре. Гладкие отшлифованные стены не имели ни щели, ни зазоринки. Всё здесь свидетельствовало о некогда крупном и богатом поселении, всё это было до катастрофы кристаллодобывающей компании на озере. Тогда, подделав документы, контрабандисты за одну ночь установили бор. Мийя-Мэй помнила, была нарушена техника безопасности и платформы с десятками людей вместе с буром и другой техникой упали под воду. Выплыть удалось единица. В конце концов, в живых остался один.
О катастрофе не сообщили вовремя. Тела успел сковать лёд. Было уже слишком поздно.
Теперь тут жило не больше тридцати человек. Ровно три семьи и Сила Старшая.
Мийя подняла голову, разглядывая фреску, исполненную, вне всякого сомнения, одной из её сестёр. Только Обители позволялась подобная деятельность во славу Небесного Чертога.
Произнеся беззвучную благодарность Ему, Мийя-Мэй покинула стены постройки и вдохнула морозный воздух, насыщенный запахами рыбы и снега. Уже вечером сидя у костра, она пересказывала миф о падении огня на планету, проводя параллели между тем, кто принёс огонь этому миру, и Императором. Старики и дети бросив свои дела, вслушивались в мягкую мелодичную речь. Все молчали, не позволяя перебить огненную жрицу.
В стороне клацнул зубами пойманный сегодня песец, когда тот же круглощёкий мальчик попытался поцеловать того в нос.
— С тех пор на планете есть огонь и Император как отец над семьёй своей, следит, чтобы огонь тот вечно горел по всему миру, дарил тепло и жизнь. А Легион помогает ему в том. А иначе хаос бы давно поглотив всё тепло и свернулся бы сам на себе, втягивая в себя всё больше и больше. Пока ничего не останется. Империя — тот порядок, который позволяет детям целовать песцов в нос.
Мийя позволила себе некоторую вольность. Послышались смешки.
— Среди снега и льда у нас есть тепло. Среди холода и белых пустынь, мы владеем великим даром. Лишь тем, кого любим, дарим своё тепло и протягиваем руку. Величайший из всех Его даров — тепло. И жизнь от тепла.
Здесь даже не было шамана. Но Мийя в совершенстве владела ритуальными практиками и в движении и танце незаметно выхватив из рукавов две трубочки, поднесла их к огню. Те мигом вспыхнули о двух концах. Мийя принялась раскручивать их выполняя древнее поклонение огню за тепло и свет. Она так и сидела подобрав под себя ноги, быстро вращая трубочками, сопровождая движения медленным плавным переливом речи. Всё глубже впадая в легенды и сказания о доблести чести Чертога. О смелости и величии Легиона. И об огне, не упоминаемом, но сверкающем в каждом слове и согревающем при каждом взмахе.
Старая Сила тоже сидела молча и наблюдала за жрицей, которая в её памяти слилась с десятками других таких же жриц. И те такими же прекрасными голосами рассказывали об мудрости разной да порядке вещей. Сила улыбалась выставляя миру на обозрение единственный оставшийся белый зуб, аккурат торчащий в центре рта.
Маленькая Сила сидела у костра, обнимая пушистого чёрного щенка. Это была её первая жрица.
Где-то далеко завыли собаки.
— Император хранит нас, — закончила Мийя-Мэй подымаясь.
— Император хранит нас, — отозвались голоса.
Начать стоило с проповеди, постепенно действуя на более тонком уровне. Нужно больше укоренить почтительность и веру во всемогущество Небесного Чертога. Действую через обычаи и сказания, которые сотни и тысячи лет назад уже насаждали другие Жрицы Огня.
Но на сегодня она закончила. Близилась ночь, жизнь в посёлке потекла по привычному руслу. Другие охотники вооружившись гарпунами, отправились в пустыню. Другие рыбаки припали ко льду у проруби. Женщины разделывали туши. Долбили шкуру. Бабушка учила внучку держать шило. Поскуливали щенята на улице. Хорошо и радостно было воплощениям великого дара Небесного Чертога.
Женщина в красном одеянии с чёрным узором вдоль подола, стояла на балконе, положив руку на заиндевелый камень. Казалось, она совсем не ощущает холода. Тонкие пальцы смахнули снежную крошку. Нувомус Хольц смотрел на точёный профиль: длинный нос, маленький острый подбородок. Глаза большие теперь кажутся почти чёрными. Волосы собраны так, чтобы открывать шею. Прямая осанка свидетельствует о очень хорошем позвоночнике. Кисти рук тонкие, шея длинная. Очень хорошая костная структура и соразмерное расположение губ, глаз и носа.
— Интересно, почему люди так не любят ледяные скульптуры, — сказала Аривана из рода иовов, старшая принцесса и наследная дочь династии.
Нувомус понимал, ему не нужно отвечать.
— Мой садовник полагает, что в ледяных скульптурах они видят подобие замерзших. Якобы, скульптуры им напоминают о не сожжённых уснувших и готовых высвободиться агорах. Суеверные страхи. — Аривана говорила с отточенной утончённостью и обуздывающей прохладой в голосе. Подобная холодная учтивость была в ходу среди иовов.
— Что с передатчиком?
Нувомус не позволил себе удивиться выбранным местом для подобного разговора. И послушно обратил взор на одну из скульптур из прозрачного льда. Танцующие девушки образовали круг, воздев ледяные руки к небу. Звёздный свет проникал сквозь тела и скользил по рукам. Медик остался равнодушен к подобному подражанию.
— Нам удалось получить данные. Передатчик выслал их в хаотическом порядке, и их так же перехватили имперские передатчики. Но мы успели записать данные. Среди прочего, — он и не помышлял скрыть возбуждение, — о физиологическом строении и… — Потёр руки нервно. — Составе кожного покрова. Это удивительно! Количество кристалла просто поражает. И притом не представляет никакой угрозы для жизни. Более того. И голосовые связки…
— Меня не интересуют голосовые связки. Как скоро мы сможем выращивать их?
Мигом уняв пыл, медик выговорил:
— С учётом имеющейся информации можно начать эксперименты.
— Эксперименты ведутся испокон веков. Нам нужны не они, а готовый результат. Я не хочу больше теории.
Нувомус предпочёл не замечать принцессе некоторую неточность в её формулировке.
— Но даже имея их состав и возможность воспроизвести его при должных ресурсах, понимаете, нужны так же соответствующие технологии выращивания. Расчёт времени и прочих кх-м, аспектов. К тому же, инкубаторы.
Слово повисло между ними. Аривана только теперь повернула голову, сверив приземистого уже седеющего мужчину холодным взглядом. Однако стыда он не испытал и продолжал ожидать ответа.
— Я предоставлю два выдержавших проверку инкубатора. Приступайте к работе немедленно.
— Могу я узнать, сколько особей мне потребуется создать.
— Создайте хотя бы одного.
При мысли о предстоящей работе глаза медика-инженера загорелись возбуждённым огнём.
— Это будет великолепно. Воистину великолепно. Если удастся создать стабильные образцы… о да.
— И главное, проследите, чтобы они обладали соответствующими физическими качествами.
Смотря на ледяные скульптуры медик Нувомус Хольц думал о будущих плодах собственной инженерии. Наследная дочь иовского рода принцесса Аривана думала об армии. О скрытой и явной. Той, которую они будут наращивать в согласии других родов. И той, которую и иовы, и ушады, и ноины непременно примутся растить в тайне друг от друга.
— Начинается снег, войдёмте.
Исполняя приказ Нувомус двинулся вслед за принцессой. Двери балкона за ними тут же задвинулись. От масляных ламп было достаточно света. Там же, где предстоит работать ему, оборудование выполнено на кристалле. Свет. Везде мягкий рассеивающийся свет, невозможно пропустить ни одной детали.
— Позвольте знать, будет ли ещё какая-нибудь информация…
— Не в ближайшее десятилетие.
Медик притих уходя в расчеты. Не стал напоминать, что приток информации ему нужен ежеминутно, для удачного завершения проекта. Но он понимал, что теперь иовскому роду придётся так или иначе затаиться и выполняемые ими функции должен взять на себя другой род. И нужен кристалл.
— Вам доставляют его по первому требованию, — как будто прочитав его мысли, сказала Аривана.
— Для некоторых экспериментов… кх-м, в процессе соединения кристалл уничтожается и нужно постоянное обновления для достижения… стабильности.
Они остановились.
— Нужно ещё, — закончил Нувомус Хольц.
— Я дам вам кристалл. Покажите мне результат.
Тот молча поклонился.
Люмен наблюдал как по приказу Императора через Карнута, Шайло и Лукас сопровождают принцессу Ашарию в место заточения, в котором ей предстоит уснуть сегодня же. Ашария не выглядела испуганной или сломленной. Скорее застывшей. Лишённые какого бы то ни было выражения глаза смотрели в пол. Выбившиеся из причёски пряди скрывали побледневшее лицо.
Доведя дочь иовов до Карнута, Шайло и Лукас остановились. За ними в качестве сопровождения следовали шестеро стражей.
— Сай Ашария, — Карнут говорил ровно, слова звучали холодно. — Вас приговариваю к усыплению в связи с антиимперской деятельностью, шпионством, передаче данных а так же еретичестве. Да простит тебя Император.
Карнут отдал знак и принцессу увели прочь от легионеров, где вскоре ей предстояло заснуть в одиночестве в небольшой комнате в глубинах Чертога.
— Не думал, что династии осмелятся на подобное.
Люмен знал, о чём они говорили. Чертогу удалось перехватить сигнал из передатчика там, где его не должно было быть. На место отправили легионеров и те обнаружили лежащую на полу иовку, с раскинутыми руками и глядящими в пустоту глазами. Та не сопротивлялась, когда её поднимали и осматривали. Не произнесла ни звука и когда читали обвинение. Сигнал был нацелен на все передатчики в радиусе действия. Один из них находился в городе, в доме находящегося ближе к Чертогу. По свидетельствам хозяина отеля, гость проживал там тридцать два дня, заплатив наперёд. После чего быстро собравшись съехал. Лица никому не показывал и не с кем не разговаривал.
После этого сработало ещё десять передатчиков, большинство расположенные в разных городах и поселениях. Каждый из десяти направил информацию к ещё десятерым.
— К настоящему моменту зафиксирован приём в пустынных регионах, — говорил один из легионеров, Шад.
— Продолжайте отслеживать.
— Информация о кожном составе и голосовых модуляциях.
Карнут посмотрел на Люмена.
— Да.
Это случилось, когда Шайло подал руку Ашарии. Он отворил для неё двери и впустил внутрь. Смотрел, как принцесса села на койку и сложила руки, подняла голову, но смотрела в сторону. Шайло знал, что когда закроет дверь, через минуту в Ашарии уже не будет жизни. Подобное предательство в стенах Небесного Чертога! Пытаться пойти против Императора… Шайло закрыл двери.
Поспешно он вернулся к Люмену и остальным.
— Ты сожалеешь? — что-то неясное появилось в голосе друга.
— О чём?
— Я вижу на твоём лице сожаление, — сказал Люмен.
— Да, это так. Она предала Императора не смотря на то, что он пощадил род иовов, не смотря на их заговоры. Ей было дозволено быть в Чертоге, не смотря на то, что такой чести удостаиваются лишь самые достойные. И при этом она предала Императора, пытаясь завладеть тем, чем владеть недозволенно. Я огорчён, Люмен, ведь подобное нельзя простить.
Шайло не видел тяжёлого взгляда, потому что сам смотрел на Карнута и слушал каждое его слово.
Тот же уже доложивший Императору, теперь стремился скорее вернуться к отслеживанию пути передаваемой информации. Скорее всего, эта волна затихнет в отдаленных незаселённых регионах. Там уже сидящие и ожидающие агенты династических родов послужат последним звеном назначения и уже на упряжках доберутся до замков или дворца иовов. Официально им не удастся подтвердить, к какому роду в результате был предназначен сигнал. Хоть так же официально Чертог обвинит иовов. На самом же деле предпринятая операция могли исходить и из другого источника.
Мы потребуем отчётов о распорядке Ашарии на протяжении всей жизни. Иовы не посмеют оставить чёрных пятен.
— Зачем такой риск?
Карнут прекрасно понимал вопрос Люмена.
— Жадность. Они пытаются копаться в мудрости Чертога выискивая её крупицы, не зная потом, что с ними делать.
— И всё же. Исключая все мыслимые и немыслимые пороки, что остаётся?
Карнуту не понравилось, как тот говорит с ним, будто наводя на определённую мысль.
— Что ты хочешь сказать? — решил прямо спросить он.
— Я хочу сказать, что рисковать подобным образом, подставляя род такой большой опасности и лишаясь всех мыслимых привилегий можно лишь рассчитывая на куда большее вознаграждение.
— Такое как выращивание легионеров.
Ответом ему было молчание.
Или причина в другом? Если их отвлекают от чего-то куда более важного? Но от чего?
— Для выращивания легионеров нужно так же неисчислимое знание Чертога и соответствующие технологии, — заметил подхватывая мысль Шайло. Впрочем, как всегда, он обратил её в другую сторону. — Нужно проверить все замки и дворец иовов на обнаружение запретных технологий и запасов кристалла. Арест Ашарии обусловил это.
— Если такова будет воля Его, — сказал Карнут обдумывая слова.
— Вы думаете те, кто получил данные не позаботились о собственный скрытности? — поинтересовался Люмен, обращаясь ко всем сразу. — Они станут держать инкубаторы у себя или же попробуют совершить подобное в тех местах, куда не положено проникать человеку. Мы можем кинуть силы на проверку родов, но это ничего не даст.
— Почему?
Он и сам не знал, интуитивно видя за этим всем ум куда боле острый, чем представляет Карнут. Странное переплетение причин и следствий, уходящие во тьму выводы. Ещё более импульсивное не объяснимое поведение тех, кто так рискнул с Ашарией, тем более что это и были вероятнее всего иовы. Из-за невозможности проследить сигнал усыпление роду не грозит. Но отсюда следует арест на все действия и передвижение. И на добычу кристалла.
— Иовы заплатят за своё отступничество, — изрёк до того молчавший Лукас. — Мы же поступим так, как повелит Он. До прибытия в Чертог Ашария в течение десяти лет посетила замки ноинов и ушадов как оперная дива. Они давно готовили своё предательство пытаясь замаскировать его. Но никто без ведома иовов не успел бы вживить в неё кристалл.
Всё это Карнут уже обговаривал с Императором. Если же в произошедшем были и другие стороны, ему о них не сообщили. Был отдан приказ доставить предательницу в комнату и усыпить. Отследить конечный пункт назначения получателя информации и мгновенно выслать группу перехвата. Не дать данным попасть в чужие руки. Всех, кто имеет отношение к информации — усыплять, даже если отношение косвенное. Ни в коем случае не допустить её распространения.
И всё же Он был как всегда спокоен. Ни одного лишнего жеста или мимической реакции. Император прошёлся вперед, словно обозревая лишь ему доступное видение, остановился. Карнут жаждал увидеть свет всезнающих, мудрых выцветших от времени глаз. И Император посмотрел на него.
Карнуту не нужны были слова, чтобы понять.
«Будет исполнено».
Уже когда все разошлись, Люмен обратился к Шайло.
— Ты не должен был отводить её в комнату.
Тот удивился.
— Почему?
— Потому что ты подал ей руку.
— Она предатель, осквернить своими действиями Чертог…
— Не имеет значения предатель она или еретик. — При последних словах Шайло хотел было мотнуть головой, но не успел. Люмен заговорил снова:
— Идёт против Чертога по своей воле или же по принуждению. Ты дал ей своё тепло протянув руку. И ты не должен был вести её на усыпление.
— Я исполнял приказ Императора.
Они друг друга не понимали.
— И всё же ты о чём-то думаешь. Оно засело в твоём сознании и тревожит, — обратился к Карнуту Император.
— Это то, о чём говорил Люмен.
— Ах, Люмен. — Что-то в Его голосе изменилось, или же то только мираж. — Что же он сказал, сын мой?
— Что для такой рискованной операции должна быть большая награда. Намного превышающая всё то, что получат как последствия иовы. Ведь это они организовали сбор информации и вживили в черепную коробку кристалл.
— Они.
— Так чего же…
— Хотят. И сами не знают, к чему на самом деле стремятся. Как ещё не открывшие глаз щенята тыкаются носами куда ни попадя.
Видно было, сегодня Императором владело возбуждённое, насколько это возможно для него, настроение. Движения стали быстрее. Понимал и Император, что это заметил его легионер. И позволял тому наблюдать не впадая в привычный покой и умиротворение.
— Хотя, — Император иначе посмотрел на Карнута, как будто тот не мог понять Его слов. — Как старые ослепшие псы, в которых не осталось жизни, но те каким-то чудом продолжают существовать. Их глаза изъела катаракта. И всё же собака по привычке хочет служить и лаять, бросаться на врагов и защищать дом. Вот они и бросаются, куда бы только броситься. Лишь бы лаять и кусаться.
— Мы уже выслали легионеров и сопровождающих стражей к иовам и прочим династическим родам.
— Хорошо.
— Будет ли позволено осуществить полную проверку с целью обнаружения незаконных механизмов и кристалла.
— Да.
Карнут ощутил желание и дальше задавать вопросы, как будто так мог дотянуться до понимания, которое как призрачное сияние ускользало от него лишь проявляя себя в стороне.
— Ты всё ещё думаешь о цели. Вижу, Люмен смутил и твой ум.
— Лаять и кусаться, — как будто убеждаясь в истинности слов, проговорил легионер.
Император одарил его мудрым всепроникающим взглядом. Раз такова природа мирозданья, то не стоит искать в ней ошибки или же нарушенного порядка. Династии всегда пытались урвать побольше власти. В самом деле, как те изголодавшиеся псы за разбрасываемые куски мяса.
Император отвернулся. Лишь Ему одному было известно, что когда двери за пленной закрылись и она осталась одна, к ней молча и бесшумно подступил сон и так же молча занёс изогнутый кинжал над головой. Так же бесшумно опустил его, нанося сонные раны. После чего пульс пленной выровнялся, как и дыхание. Грудь мерно опадала, а глаза закрылись. Она уснула. Сон поднял тело, чтобы скрыться с ним в тёмном проходе. Правосудие свершено.
В Чертоге будут говорить, она умерла по воле Императора.
— Карнут, пришли ко мне Люмена.
— Да, Император.
Легионер вышел.
«Порядок вещей. Естественный ход существования как первостепенный приоритет. Удивительная человеческая особенность характеризовать нужное».
— Мне необходимо подумать, Шайло.
— О чём?
— Ещё не знаю.
— Тогда иди и думай. Я приду.
Он всегда знал, когда приходить, чувствовал.
— Рад видеть вас.
Альтер приветственно наклонил голову. Он всегда походил скорее на бледную тень, чем на человека без каких-либо запоминающихся черт. Бесцветные глаза, светлые ресницы и брови. Взгляд у него всегда был мягким и знающим. Альтер с удовольствием проследил за Люменом.
— Прекрасно, не правда ли.
Рука того скользнула по гладкой поверхности инкубатора. В царящем здесь мраке ласкающий кристаллический свет от него переливался всеми оттенками синего и голубого. Вставленный в тиски кристалла цилиндр не имел ни малейшего изъяна. Гладкие стенки ласкали прикосновение. Внутри цилиндр был довольно высоким и широким, как раз, чтобы там поместилась зрелая человеческая особь и при этом могла совершать некоторые мышечные движения, развивая моторику и координацию. Заполненный изнутри прозрачной, лишь слегка матовой жидкостью, инкубатор являл совершенную среду для развития организма. Обеспечивая как питательными веществами, так и теплом.
— Мне нравится, когда здесь темно, — сказал Альтер. — Тогда можно увидеть его истинное сияние. Ты ведь знаешь, что тебя вырастили именно в этом.
Люмен смотрел через отшлифованные стенки инкубатора. Да он знал.
«Причинно-следственные связи, — говорил Император. Люмен пришёл к нему до того, как оказался здесь. — Интересный выбор объяснения. Им нужна забава. Это всё».
«А если нет?»
Глаза Императора наполнились смехом.
«Аргумент, о который разбиваются все доказательства. Если нет — Я разберусь с этим».
«Объяснение, которое успокоит любого легионера».
И тебя, знал Император. И Меня.
— А вон в том, Шайло, — указал Альтер на соседний инкубатор недалеко от первого. — Когда вы уже начали открывать глаза, смотрели друг на друга. — Взгляд его всегда понимающий, не последовал за взглядом Люмена, когда тот посмотрел на инкубатор Шайло. Генетик продолжал смотреть на Люмена. Тот всегда приходил сюда погружаясь лишь в одному ему ведомые мысли и ища ответа, о том даже не подозревая.
Альтеру было приятно говорить о своём деле. Люмен его тешил.
Ныне все инкубаторы пустовали.
— Мы выращивали вас из мельчайшего организма. Следил, — Альтер перешёл на личные наблюдения, — как вы развиваетесь. Это всегда удивительно и прекрасно. Как развиваются органы. Сердце, лёгкие, кровеносная система, мозг. Да… Кристаллическая жидкость идеальная среда. Она обеспечивает нужное развитие на нужных этапах и при этом совершенствует заложенные от природы потенции человеческого организма. Как состав кожи. Более прочная и эластичная, препятствующая большинству повреждений от колюще режущих предметов. Так же повышенная способность к регулированию процессов в теле. Как и к накапливанию тепла. Великолепный физические и интеллектуальные параметры.
О психических он как всегда промолчал.
«Люди беспокойны и склонны к деятельности в различных её проявлениях».
«В то время как мы спокойны».
«Заговоры будут продолжаться и дальше. Таков естественный ход вещей. Необходимые меры по сдерживанию нравов династических родов уже приняты. И вновь мир обретает должный ему порядок. Так будет всегда. И всё же тебя продолжают донимать назойливые вопросы. Достойная награда за поступок. За попытку свергать и бороться. Обретать власть и править. Разве жизнь не достаточно достойная награда».
«Так они живут таким образом».
«Да, — в Нём всегда что-то менялось. Неуловимое и скрытое. Когда Он говорил о жизни и сути всего. — Стремиться к продолжению существования так же свойственно всем. — Он говорил уже не о жизни».
— Совершенны.
— А знаешь, — вдруг иначе заговорил Альтер. — Почему Император любит тебя больше других своих детей?
Люмен обернулся. Альтер оценил тень непонимания на его лице. Действительно, довольно резкое и грубое замечание, тем не менее, абсолютно правдивое. Молчание подтвердило вызванный сказанным интерес.
— На определённой стадии, когда вы ещё не шевелились, не открывали глаз. Тогда был ещё только ты. Когда развитие ещё не предполагало никаких движений и реакции на внешний мир. Император часто заходил сюда и просматривал отчёты о твоём развитии. Как позже и о развитии твоих братьев. Но о тебе Он беспокоился больше. Да, слово и впрямь интересное. Но так мне казалось и может статься, так оно и было. С другой стороны, кто я такой, чтобы стремиться понять Его? — Вопрос не искал ответа. — Он часто останавливался перед инкубатором и смотрел на организм. На тебя. — Поправил себя Альтер. На Люмена сам он не смотрел. — Он всегда стоял достаточно близко, с такого расстояния можно уловить мельчайшее тепло от поверхности. И вот когда он стоял рядом, ты всё ещё с закрытыми глазами и не осознающий себя поднял руку в попытке приложить её к стеклу.
Это было, — Альтер как будто не находил слов. — Волшебно. — Слово всё же его не удовлетворило и тогда он посмотрел на Люмена, словно так пытался в полной мере выразить свои впечатления. Тот не реагировал. По крайней мере, внешне, но генетик заметил нечто другое в выражении лица. Ведь не зря же он сам проектировал последнее поколение. Как и другие генетики и биологи до него. Хотя, может, раньше всё было несколько иначе. Ведь сам Он принимал активное участие в планировке и с уже готовыми…
Альтер прервал себя, не позволяя уму заходить слишком далеко.
— А потом вас по завершении формирования высвободили из инкубаторов. Раньше вы дышали кристаллической жидкостью, она в достаточной степени заменяет кислород и крайне эффективна при погружениях. Теперь же научились дышать кислородом. Что характерно, легионеры не кричат при первом вздохе, так как лёгкие уже раскрылись, находясь непосредственно в инкубаторе. Пуповина при таком взращивании не нужна, ещё одно интересное отличие.
Так вы и родились, если это можно назвать подходящим определением. Я, конечно, присутствовал при изъятии каждого из вас. Временной интервал был не таким уж и большим. Не больше девяти лет между Туофером и Гавилом, не больше года пяти лет между всеми остальными. — Воспоминания приносили Альтеру удовольствия и обычно бесцветные глаза зажигались внутренним огнём. — Надо заметить, крайне высокая адаптация к изменившимся условиям. Быстрое усвоение координации, расчёта пространства, усвоение речи при способности реагировать на несвойственные ей звуки, то есть не отказ от последних как от ненужных. И всё другое. — Это «другое» вмещало в себя такое обилие подробностей и особенностей, что Альтер предпочёл не углубляться в них.
— Великолепная работа.
— Ты спроектировал и Эву.
— Она создана с моим участием, — ответил Альтер не раздумывая, не надеясь, что Люмен пропустит уклончивый ответ.
— Она создана подобной нам?
— Эва — женская особь, в любом случае она не может быть полностью подобной вам.
Альтеру показалось, что это позабавило Люмена.
— Думаешь, легионеры не знакомы с теоретическим аспектом различия и взаимоотношения полов.
Позволив себе поддаться его настроению, Альтер улыбнулся. Но Люмен вдруг изменился в лице, чем почти испугал его.
— Я спрашивал тебя не об этом.
— Понимаю, — приходилось следить за каждым словом и языком собственного тела. — Что ж, Эва достаточно молода, ей одиннадцать лет после изъятия из инкубатора. Она ещё не достаточно зрела, чтобы делать окончательные выводы.
Альтер помнил, как и сам Люмен осматривался, ещё не до конца обретший себя, после пробуждения, и пытался вызвать какую-нибудь реакцию у всё ещё пребывающего в инкубаторе Шайло. И когда тот уже мог открывать глаза, смотрел через пелену кристаллической жидкости на Люмена. Дети, тогда они были необычными детьми в телах взрослых. И сейчас в каждом из них остался жестокий капризный ребёнок. Но ребёнок совершенный.
— Почему её изъяли на этой стадии физического развития?
— Такова воля Императора.
— Мне нужны объяснения.
— Спроси у Него.
— Спрошу.
Всего на один миг Альтеру показалось, что инкубатор отзывается на близкое присутствие Люмена. Приглушённой серебристой пульсацией. Но видение тут же исчезло.
Генетик не желал говорить и вскоре оставил Люмена одного, предпочитая вначале издалека наблюдать как тот ходит между инкубаторов, а потом и вовсе скрылся. Здесь рос Шайло, здесь — Лукас. Там — Рамил, Гавил, Диан, Тобиас. И Туофер. Эву растили уже в инкубаторе Люмена.
Люмен ходил между слабо светящимися цилиндрами на подставке из кристалла и с такой же кристаллической крышкой. Со стороны это выглядело так, как будто кристалл подобно морскому наросту, окутал собой гладкое стекло. Поверхности он не касался. Только иногда останавливался, на коже отражался приглушённый свет. Еле ощутимое тепло манило и вызывало любопытные ощущения. Иногда ему удавалось вычленить довольно ясные воспоминания: ощущения пола под мокрым телом. Капли воды, стекающие по рукам. Вязкие и тяжелые, ведь то была кристаллическая жидкость. И Он, стоящий тут же и смотрящий на него с диким светом в расширенных глазах. Потом воспоминание рассеивалось. Было странное ощущение прикосновения гладких стенок, как призрачный мираж, ничего ясного. Ощущение невесомости. И новые вспышки в сознании по мере развития мозга.
Обладали ли легионеры сознанием до изъятия из инкубаторов? Он говорил, что оно зарождается вместе с их телесным развитием. И так же вместе с ними самими при извлечении пробуждается к жизни. И потому говорить о подобных воспоминаниях, значит признавать излишнее воображение.
Воображение… Альтер когда-то говорил о воображении голосом из прошлого. Что-то опять об интересных особенностях. Личностные вариации довольно специфичны, но вы же понимаете… Да.
Император смотрел на Своё создание, а не на генетика когда они разговаривали тогда. В день извлечения Люмена. Они думали, Люмен ещё не в состоянии запоминать. Позднее Альтер назвал это ранним осознанием себя как личности. И воображение… Вы же понимаете, я не мог предусмотреть результат от соединяемых комбинаций, ведь… Понимаю.
Император прервал разговор. Умолк и генетик. Император улыбнулся, впервые Альтер видел Его улыбку.
— Он понимает.
Люмен вернулся к своему инкубаторы. Через его стенки посмотрел на инкубатор Шайло. Обернулся в темноте. Альтер успел вернуться и теперь наблюдал за ним издалека и сейчас наслаждаясь результатом собственных трудов.
Так они и родились. Если это можно назвать рождением, выходит так. Изначальное планирование и подборка нужных генов в их выверенном сочетании. Полностью просчитанное и доведённое до совершенства планирование ради достижения результата.
И каков же на самом деле этот результат? Угодный Ему во всех отношениях? И если они совершенны, для чего вносить изменения и почему Эва отлична от всех остальных легионеров?
Всё ж коснулся поверхности инкубатора. Постоял так недолго смотря через голубое свечение и развернувшись, покинул тёмную залу с одиноко стоящими в темноте кристаллами.
— Диана, Тобиаса, Рамила и Гавила отправляют на задавание, — на ходу сказал Шайло. Тут же появившийся Тобиас добавил отвечая на вопросительный взгляд Люмена:
— Это спасательная миссия. Пришёл сигнал о помощи. Корабль по добыче кристалла попав в ловушку льда. — И добавил. — Мы отправляемся немедленно.
Видно, Император решил дать возможность набраться опыта последнему поколению.
— А вы сидите здесь, — уже уходя бросил Тобиас в полуобороте. — Прозябайте, пока мы будем бороздить океан.
— Может нас ждёт что-то куда более интересное, — парировал Шайло.
— Да, конечно. В общем, ждите нас, братья мои. И попытайтесь сильно не скучать, — с этими словами Тобиас дошёл до ближайшего поворота. Там к нему присоединились и остальные легионеры. Все они уже были собраны и готовы к дороге.
Туофер заметил, что Люмен смотрит на Рамила. Тот слегка кивнул ему и вместе со всеми скрылся с глаз.
Не хватало только Лукаса, но вот и он подошёл к оставшимся трём братьям.