«Тогда ещё не изобрели ни механизмов, ни инструментов, в те времена жил великий ремесленник Лоос. Что не видели другие — то давалось ему. Стал он изобретать один механизм за другим. К великому мастеру стекались родовые господа со всего света. Одному он вручал чёртёж такого дома, что все только диву давались. Славился ремесленник великим умом и мастерством. Другому оружие, чтобы отпугивать медведей. Третьему — помост для сохранности добычи.
И вот пришло время, когда заскучал мастер-ремесленник. Всё он изобрёл и нечего больше ему делать. Так проходили годы и в волосах заструилось серебро. И был у него сын Лело — должен был тот унаследовать дело отца. Был он юным и способным.
Однажды Лоос вышел на холм и, смотря далеко впереди, видел как земля в темноте сходится с небом.
— Небо — это продолжение земли. Так почему мы всё ещё не овладели им?
С такими мыслями вернулся Лоос домой и заперся у себя в комнате. Три года не выходил он, пускал к себе только сына. Но и тот хранил молчание. А когда вышел великий ремесленник — нёс с собой большие крылья. Их смастерил он не зная отдыха и покоя.
Вывел мастер сына на самую высокую гору и сказа:
— Я уже стар, но ты молод и полон сил. Так возьми крылья и лети. Плавно управляй ветром. Узнай как выглядит мир с высока.
Так Лело и поступил. Пристегнул крылья. Потом спрыгнул вниз и распрямил их. Подхватил его ветер и полетел он всё выше и выше. Хорошо и вольно было в небе. А Лоос наблюдал за полётом с земли.
Лело поднялся выше полёта плицы и вершин гор. Больше не различал его Лоос. И когда поднёс руку к глазам чтобы рассмотреть, не увидел — как замёрзли крылья и отяжелели камнем, потрескались перья и разлетелись.
А Лело полетел вниз и разбился.
Найдя тело сына, Лоос сжёг его как повелевал обычай. Отчаяние мастера и горе его стало горче самой ночи. Проклинал он час, когда надерзил смастерить крылья.
Люди же запомнили его гордыню и больше никогда не помышляли о полётах».
Отец всегда говорил о справедливости. И о надежде. Он часто повторял слова о чести и долге, о том, что ответственность лежит на каждом. Он говорил о многом даже не подозревая как внимательно его слушали. Каждый вечер у камина.
Но где здесь справедливость? И где она в мире? Когда отец умер, Аджеха понял, что её нужно устанавливать самому. Иначе той так и не будет.
А мир без справедливости не стоит права существовать.
Он не хотел думать. Сапоги оставляли тяжёлые следы в снегу. В голове воцарилась возведённая им же стена. Он шёл и тащил с собой Люмена не думая ни о чём.
Задумайся он хоть раз над своим поступком и придётся признать — что то, что он сейчас совершает — неверно. Это внутренний голос постоянно пытался прорваться из глубин сознания, но и тот Аджеха немилосердно обрывал.
Кровотечение он остановил ещё на берегу, для этого пришлось расстегнуть костюм. Раны оказались глубокими, кристалл прошёл на вылет. Если бы это был простой человек — оставалось бы только дождаться сна и сжечь, но с легионерами дело обстояло иначе. Неизвестно насколько те выносливы.
Этот же не засыпал, только проваливался в забытье и подолгу не открывал глаз. Каждый такой провал длился больше четырёх минут. И каждый раз Аджеха думал, что уже всё, прислушивался к пульсу и слышал, как тот то подскакивал, то затихал. В коже, во всём теле, ощущался кристалл, именно он помогал организму быстро регенерировать повреждённые ткани. И справиться с холодом. Оба промокли до нитки. Аджехе пришлось собрать всю волю, чтобы наладить теплообмен и унять дрожь.
Надавливая на нужные точки на теле, он попытался сделать тоже самое с Люменом.
И они пошли. Вернее, шёл Аджеха, таща на плечах Люмена. Густая тишина обличала каждый шаг глубоким скрипом. На свисающих руках легионера остался лёд.
Костюмы к тому времени вытолкнули воду, но лёд оставался в волосах. Открытые участки кожи по-прежнему приходилось согревать тратя на это много сил.
Он опять вспомнил отца. Тот последний вечер, когда вся семья собралась у камина. Такого большого камина не было ни у одного хозяина в тех землях. Решётку не сложили из камня, как то принято везде. А выковали из настоящего железа. По ней струились вырезанные искусно огненные языки и соединялись вверху в один поток. В детстве этот поток казался Аджехе хаотичным, но отец объяснил его суть, говоря: «Только присмотрись, всё не так, как кажется на первый взгляд».
Это был один из первых преподанных сыну уроков.
Снег выпал давно и идти было легче, если бы тот был мягким. Ветер не поднимался. Смотря вперёд можно было видеть только как земля сходится с небом в иссиней черноте. Звёзды на небе указывали дорогу. Нужно добраться в деревню до наступления ночи. Каждой минутой шансов выжить у легионера всё меньше. О своей усталости Аджеха не думал.
В храме, когда послушников выпускали на стужу и мороз с единственной целью — выжить в царящем кругом холоде, они сооружали палатку и жались друг к другу. Аджеха всегда лежал с краю. Его часто пытались продвинуть в центр, но всегда так получалось, что он оказывался с краю. Его никогда не отправляли на задания вместе с братом.
В память врезались белые руки в темноте и влажность чужого дыхания на щеке. Никто не пытался разговаривать. Не тратили сил на ненужное. Главное — согреться. Так могли проходить недели. За всё время обучения на его памяти заснуло трое. Не выдержали испытания холодом. Ещё двое разбились на скалах. Двое — от когтей белого медведя. Но больше всего он запомнил тех, кто заснул от холода, отвердевшие, скрюченные. Аджеха смотрел в эти лица. Слишком долго и внимательно, об этом доложили наставникам и те в который раз долго совещались. Однако замечания ему не вынесли и тогда он этого не понял.
Люмен не приходил в себя. Кристалл прошил его в пяти местах, жизненно важные органы не были задеты. Но он потерял много крови. Холод не способствовал быстрому заживлению. Аджеха уже успел убедиться в том, что кожа начала затягиваться. В тепле и покое процесс восстановления пойдёт быстрее.
Останься они на месте — и легионер заснёт. Неизвестно, когда их найдут. Да и то произойдёт не скоро.
Неправильно.
И снова в голове зазвучало звенящее понимание происходящего. Так поступать он не должен.
У него не было с собой рюкзака. В этот раз им их не выдали за ненадобностью. Операция предполагала захват контрабандистов и доставку тех в населённый пункт, где они смогут взять дополнительные вездеходы и доставить преступников в Чертог на последний допрос. Не было рюкзака, а вместе с ним и раскладной палатки, в которой можно согреться.
На таком холоде задерживаться нельзя. Единственная возможность выжить — двигаться. И как можно быстрее добраться до поселения. Нужно предупредить людей об агорах.
Снегопад начался когда Аджеха уже прошёл большее расстояние. Тяжёлые снежные хлопья липли к лицу и забивали воротник. Ему пришлось свернуть к скалам. Там под сенью свисающего сверху льда отыскалась небольшая пещера, где можно было скрыться и переждать вьюгу. Люмена он уложил подальше от входа, подложив под голову единственную оставшуюся у него перчатку. Сам остался стоять ближе к зияющей черноте за порогом.
В храме их предупреждали, что оставаться в таких ледяных пещерах крайне опасно. В любой момент лёд может обломиться и погрести под собой неосторожных путников. Сейчас у них не было выбора.
Аджеха обернулся и посмотрел на Люмена. Тот всего пару раз открыл глаза. Отвернулся и уставился на безумный танец снега. До слуха доносились завывания ветра. Казалось, что это отбившийся хищник рыщет в темноте в поисках тепла и крови.
Вдруг в голову пришло, что он никогда прежде не слышал о беглых стражах. Интересно, были ли подобные случаи. Хотя с чего бы?
Дышит.
Аджеха со скрещёнными на груди руками продолжал смотреть в темноту. Если смотреть достаточно внимательно — можно различить очертания каждого отдельного комка снега. Все они как один повинуясь установленному порядку, падали с неба. Влага испаряется в тех областях планеты, что не покрыты снегом. Их не так много, но достаточно для падающего снега. Там чуть теплее и наиболее обширные не заснеженные пустоши охраняются законом Чертога о недобыче кристалла.
Чертог дарит нам снег. В старых сказках бури происходили чаще. Иногда казалось, что мир становится холоднее, но ощущение пришло уже после смерти родителей.
Истории часто начинались со стука в дверь. Таинственный путник просился на ночлег и его пускали. После чего тот награждал человеческое добро и приносил пустившим его людям дар.
Губы тронула усмешка. Они впустили его, хоть путник был не один. Остальные разбрелись по дому и тогда мать тихо приговаривала, что это большая честь. Она не знала как вести себя, отец держался на почтительном расстоянии и велел детям идти в другую комнату и они послушно удалились.
А потом Аджеха услышал крик. Снегопад кончился так же внезапно, как и поднялся. Теперь были видны неясные контуры нанесённых метелью сугробов. Просыпался звёздный свет. К тому времени Люмен несколько раз пошевелился и открыл глаза, ничего не видя перед собой. Температура его тела повысилась.
— Лукас.
Аджеха не отреагировал, когда услышал имя. Взвалил легионера на плечи и вышел из пещеры. До поселения оставалось совсем немного. Теперь идти вперед было в два разу труднее из-за мягкого рыхлого снега. Он же занесёт их следы от озера.
Проверять сугробы нечем. От них обоих пахнет кровью. И счастье, что ещё ни один медведь не напал на след. Медведей не могут отпугнуть даже агоры, хотя тех приходится опасаться только людям. Аджеха не слышал об агоре, вселившийся в животное или птицу.
Но откуда ему знать?
Ноги по колено утопали в снегу. Пальцы на правой руке скоро потеряют чувствительность. Люмен дышал реже и иногда Аджехе приходилось прислушиваться, чтобы убедиться, что тот до сих пор не спит. Люмен не засыпал и Аджеха продолжал идти не останавливаясь. По его расчетам осталось не больше десяти минут ходьбы. Тишина следовала за ними по пятам.
В какой-то момент Аджеха поймал себя на том, что прислушивается. Даже в тишине можно найти сотни вариаций. Его собственные шаги, затихающее дыхание, скрип снега. Храм редко отпускал послушников одних в пустыню. Наставники слишком хорошо понимали влияние одиночества на осознание самости.
Теперь жар стал настолько ощутимым, что отдавал даже через костюм. Пришлось остановиться. Температура тела легионера была слишком большой. Стражей не обучали приёмам лечения детей Легиона и потому в полной мере Аджеха не мог определить насколько это опасно. И всё же интуитивно стало понятно — организм приближается к критическому состоянию.
Он взял пригоршню снега. Не имя возможности растопить его, просто насильно впихнул его в рот Люмена. Тому нужна жидкость. Как тогда в импровизированной палатке, когда все сжались от холода. Но один мальчик уже не двигался, Аджеха всмотрелся в лицо Люмена. Взгляд его длился недолго, вскоре он уже поднялся и снова взвалив того на плечи, пошёл через снег.
Тайна тишины в том, что она умеет кричать. Он поступал плохо и знал об этом. Не достойно сына своего отца. От помощи легионеру в сознании появился отпечаток предательства. Чтобы бы об этом подумал брат, Аджеха предпочёл не думать.
Вскоре впереди показались столбы чернеющего дыма. Глаз согревали отсветы далёких костров. Жители деревни все как один остановились, когда перед ними появился страж с бесчувственным человеком на плечах. Тут же появился старейшина. Испещрённое морщинами лицо выражало беспокойство. Быстро пробежавшись взглядом по Аджехе, он разглядел форму легионера.
Аджеха сделал шаг вперёд в сторону света. Кто-то ахнул в толпе.
— Мне нужна кровать, чтобы уложить его.
— Конечно, конечно, — старейшина не оборачиваясь на других поспешил отвести стража с раненным к приземистому аккуратному домику. Краем глаза Аджеха заметил внимательные глаза, наблюдающие за ним. От них исходило тепло, а потом его ввели в дом и он опустил Люмена на кровать.
— Чем можем мы…
В дверях стоял ещё один мужчина. Он закрыл двери и прошёл в угол так чтобы не мешать и иметь возможность наблюдать за происходящим.
— Из озера вырвались агоры.
Старейшина всё ещё не отрывал взгляда от окровавленного легионера. Слипшиеся покрытые льдом волосы закрывали лицо того. И все же он был дико не похож ни на кого из поселенцев. Продукт личного взращивания Императора казался абсолютно чуждым. Аджеха понимал их страх.
— Поставьте дозорных, но не оставляйте их одних. Нужно знать, если приблизятся агоры.
Они будут достаточно истощены после событий на озере и понадобится некоторое время на восстановление стремления воплотиться. Однако опасность оставалась слишком большой.
Мужчина в углу кивнул и вышел. Вместо него вошла согбенная старуха. Из капюшона выглядывал только кончик длинного носа. От неё пахло старостью. Этот запах мигом успокоил его затуманенное сомнениями сознание. Такое человеческий и родной оттого.
— Пахнет кровью, — Сила перевела взгляд с Люмена на застывшего Аджеху.
Тот опомнился.
— Принесите мне тёплую воду и тряпки.
— Больше ничего? — отозвался мигом старейшина.
На этот раз Аджехе было некогда обращать внимание на благоговейный трепет, охвативший того.
— Нет.
— И никого больше не впускайте, — тут же окликнул он уже вышедшего была старейшину Герда.
Последнее замечание показалось тому настолько естественным, что он даже не ответил. Только выскользнул наружу. Даже через массивную дверь Аджеха слышал царившую там тишину. Люди боялись и не смели задавать вопросов.
Он перевел взгляд на Люмена. Вскоре принесли таз с водой, полотенца и бинты. Старуха всё это время стояла в углу.
— Как вас зовут?
Почтение в его голосе ей понравилось и она ответила шепелявя.
— Сила.
— Хотите остаться?
— Тебе помощь понадобится. Я останусь.
Аджеха кивнул. Вытащил нож из сапога и тут же отложил на тумбочку. Кристаллический костюм так просто не разрежешь, и всё же его нужно снять. Вскоре он разобрался где соединяется ткань и стащил его. Кожа оказалась сухой. Костюм сделал свою работу, восстановив наиболее оптимальную температуру и влажность под собой.
Подушка начала намокать от таявшего с волос льда. По его лицу тоже текли капли. Плотно прилегающий к коже воротник формы не давал им забраться за шиворот.
Нет ничего хуже холода и влажности. Теперь он начинал чувствовать первое. Руки горели в тепле хижины. Сила тем временем развела огонь в очаге. Люмена охватил озноб. Участилось дыхание и пульс, он побледнел.
Вернулся старейшина.
— У вас есть что-то похожее на ванну.
Тот замялся, но тут же собрался с ответил:
— Боюсь, нет.
Понятно, они даже не подозревают что это такое.
— Корыто, что угодно, куда можно налить воды и поместить человека.
При слове человек тот кинул нервный взгляд на Люмена.
— Найди, Герд. Найди, — в последнем было столько тоски и предубеждение, что Аджеха с трудом удержался чтобы не повернуться. Они и впрямь думают, что заснут, если то же произойдет с легионером? А может так оно и будет? Нет, он не позволит.
Корыто отыскалось поразительно быстро. Так же быстро туда натаскали воды и Аджеха опустило в неё Люмена. Раны того не закрылись и вода медленно начала окрашиваться в розовое. Постепенно он поднимал температуру. Теперь от воды подымался пар, щёки у Аджехи горели, лицо и руки кололо как иголками. А когда он опускал их в воду, погружая туда Люмена, полыхнули огнём. Та казалась нестерпимо горячей.
Ушли все, он этого даже не заметил.
Аджеха приподнял конечности Люмена над ванной и принялся забинтовывать их. Следов отморожения на теле не было. Организм любого легионера несравнимо выносливее даже стража. Кожа начала приобретать багровый оттенок. Хорошо, поражение холодом не настолько серьёзное как от ран.
Вода стала почти розовой. Под корытом от волос натекла лужа. Откалывалась и падали на пол тонкая ледяная корка. Аджеха надавил на точки на шее и груди.
Теперь нужно было закрыть раны. Вытащив Люмена, он перебинтовал того и вытер лоб тыльной стороной ладони. Вернулась Сила как будто знала, когда ей позволено появиться.
Аджеха не понимал, почему та не накроет Люмена и сам накинул на того простынь. Только теперь Сила повернулась.
— Давай я тебя осмотрю.
— Со мной всё в порядке.
Он просто устал.
— Как скажешь, сынок.
Аджеха повернулся к ней слегка нахмурившись. Странные слова, звучат непривычно, но слуху приятны. Старуха смотрела на него как будто видела какие-то надписи по всему его телу.
— Отдохни.
— Позже.
Аджеха решительно поднялся и вышел на свежий морозный воздух. Вдыхать его после влажного воздуха хижины было холодно и непривычно. К тому времени Герд разогнал всех жителей и поселение как будто заснуло. Аджеха стоял у дома. Следом за ним проковыляла по вырубленным ступеням и Сила. Остановилась у него за спиной. Глаза у неё были внимательные и цепкие. Кроме старейшины здесь стоял тот же мужчина, что вначале был в хижине. И ещё одна закутанная в куртку фигура. Она остановилась чуть поодаль и терпеливо ждала. Все они ждали и Аджехе пришлось заговорить.
— Здесь есть средство коммуникации с другими поселениями?
— К сожалению, нет. — Сказал Герд.
Аджеха надеялся передать сигнал и сообщить, что они живы и где находятся. В любом случае. Это ближайшее поселение от озера. Когда прекратятся поиски на Бини, первым делом Люмена будут искать здесь.
— Ничего страшного.
Его слова, похоже, не сильно успокоили людей.
— Вы дали пристанище легионеру и Чертог, — говоря это он не позволил ни одной эмоции отразится на лице, — будет вам безмерно благодарен.
Герд не сразу понял, что следует поклониться. И всё же склонил голову и выпрямился.
— А… — верные слова никак не находились.
— Угрозы для жизни нет, — насколько это было правдой Аджеха не знал. Ему придётся ещё наблюдать за Люменом, чтобы определить в каком состоянии тот находится и станет ли ему лучше.
— Если мы можем помочь, скажите нам, — мягкий женский голос привлёк его внимание и Аджеха узнал жрицу Огня. Та, скорее всего, выполняла одну из миссионерских программ Обители.
Аджеха кивнул ей.
— Как это произошло? — спросил мужчина, сопровождавший Герда.
Тот не имел права задавать подобные вопросы стражу. И не задал бы, если бы перед ним стоял кто-либо другой кроме Аджехи. Тот не казался далёким как все они и Нил рискнул.
— Мы могли бы послать гонца, — вмешался Герд чтобы сгладить дерзость племянника. — Он донесёт весть.
— Агоры вырвались из озера. Потому вам нужно оставаться в поселении.
Через стены просачиваться они не умеют, так что если покажется хоть одна агора — жители смогут запереться в домах. Не имея возможности добраться до человека, агоры обычно улетали.
— Скажите людям, чтобы были предельно осторожны.
Кто-то из поселенцев распорядился, чтобы ему внесли койку в тот же дом, где они поместили Люмена. Аджеха услышал шаги людей, которые заносили матрас.
— Что нам делать теперь?
— Следите за территорией. Сообщите мне, если увидите агор. Когда появятся другие стражи, дайте мне знать, — Аджеха не стал упоминать о том, что со стражами, скорее всего, будут и легионеры. На сегодня этим людям и без того хватит потрясений.
Крыш домов еле касался свет звёзд. Скоро начнёт темнеть и на небе проявятся молочные пути. Никто так и не заглянул в окна чтобы проверить, что же происходит на улице.
Аджеха пошёл в дом, на пороге его встретили те двое, что заносили матрасы. Оба потупились и пропустили стража так и не поднимая головы. Воздух успел прогреться от зажженного очага. Мягкий приглушённый свет кутал стены в саван полутьмы. Матрасы сложили у стены напротив кровати. Единственное окно закрывали плотные шторы. Окровавленные тряпки, с помощью которых он делал компресс пока не принесли корыто, и те унесли. Внутри всё убрали.
Люмен всё так же лежал с закрытыми глазами, хотя отчётливо было видно как бегают зрачки под веками. Он даже может улавливать некоторые обрывки фраз, иногда выхватывать смутные образы из расплывающейся действительности. Температура тела то спадала, то повышалась. Он всё ещё мог уснуть. Аджеха не мог знать, продержится ли тот достаточно долго чтобы выжить.
Опустившись на табурет он впервые позволил себе оглянуться назад. Там его поджидала неумолимая правда. Он смог управлять агорами.
— Еду и одежду, — скомандовала жрица обращаясь к людям. — Страж должен восстановить силы.
— Конечно, — Герд повернулся к ней как к последнему утешению. И отходя подальше от дома сказал на ходу:
— Но если случиться что-то плохое. — Ему не хотелось говорить недозволенное. — Если… я хочу сказать… что будет тогда?
— Милость Императора не знает границ, — успокоила его Мийя смотря в глаза всем по очереди. — Вы дали прибежище Его сыну. Это великий поступок и большая честь. — Она протянула ладони и взяла в свои тёплые руки Герда. — Вот увидишь, всё будет хорошо.
Это как будто его немного успокоило.
— Я распоряжусь принести еду и одежду.
Тогда они разошлись и Мийя пошла к своему дому. Там она задержалась на пороге всматриваясь в наползающую за окраину темноту. Ничего не было видно кроме редкого отблеска исчезающей звезды. И если агоры и скрывались где-то среди нанесённых метелью курганов, то ещё не успели подобраться к поселению.
— На всё воля Твоя, — горячо прошептала она и вошла в дом.
В первое же утро после прибытия легионера и стража людей охватило волнение. Переговаривались сегодня иначе, чем обычно, и даже старая Бура не следила внимательно за прохвостом Фрэем. Дети с любопытством глазели на домик где как они знали, спрятался легионер. Иногда они поглядывали на старших, но те хранили молчание.
Выйдя из дома впервые, Аджеха увидел, что люди смотрели на него так. Это нисколько не было похоже на его прежние посещения городов и поселений. Там к нему привыкли, храм находился рядом и люди вели с храмом торговлю. Форму он оставил ту же, не став надевать принесённую одежду.
Он спустился по вырезанным из камня ступеням.
— Утро доброе.
Ночь прошла в непрекращающемся наблюдении за Люменом. Приходилось ежеминутно проверять состояние того, которое лишь к утру немного стабилизировалось. Иногда он что-то говорил, но Аджеха не прислушивался.
Стоящая перед ним жрица улыбнулась.
— Утро доброе, — ответил Аджеха.
Ему хотелось дышать свежим воздухом, пройтись по снегу.
— Позволите узнать, лучше ли чувствует себя сын Легиона?
— Вполне, — кажется, она не заметила изменения интонаций в его голосе. Смотря в эти чистые доверчивые глаза, Аджеха почувствовал вину и исправился. — Лихорадка спала, температура понизилась. Можно рассчитывать на постепенное выздоровление.
Жрица с облегчением вздохнула прижав руку к сердцу.
— Хвала Императору! И тебе.
Аджеха нахмурился не зная, как реагировать.
— Спасибо, — в это слово было вложено столько горячей благодарности, что ему не оставалось ничего другого, кроме как молча кивнуть. А ещё он заметил, что когда заговорил со жрицей, люди словно расслабились и уже спокойнее занимались своими делами.
— Я буду рядом, — после она кивнула и ушла.
Только потом Аджеха вспомнил, что так и не узнал её имени. Но как жрица и обещала, она всегда была рядом. Прошло ещё несколько дней и за это время значительных изменений к лучшему не происходило. Люмен так же большую часть времени проводил с закрытыми глазами. Часто тело охватывала дрожь, он то замерзал, то его охватывал жар. И тогда Люмен бредил. Как бы Аджеха не пытался игнорировать это, он против воли узнавал имена. Тот звал других легионеров. Чаще — Шайло. Говорил: «Отец».
Однажды ночью он резко открыл глаза и невидящим взглядом уставился в пустоту.
— С ними всё хорошо, — Аджеха подошёл к нему и остановился у кровати. — С ними со всеми всё хорошо.
Тому как будто стало лучше и он откинулся на подушки. Так прошла ещё одна ночь. Посланники Небесного Чертога не пребывали. Всего один раз ему доставили сообщение о том, что была замечена агора. И Аджеха немедленно выбежал на улицу. Вскарабкался на холм и оттуда увидел мерцающую вдали яркую точку, похожую на блуждающую звезду. Вместе с ним вышел и Герд со своим племянником. Последний молча наблюдал, как и Аджеха. Только агора вдруг повернула в другую сторону.
Услышав об этом происшествии жрица Огня в который раз воздала хвалу Императору. Аджеха же понял, что может держать агор на расстоянии от поселения.
Чем больше времени проходило, тем меньше он заглядывал в дом, где лежал в полузабытьи Люмен. Однажды, когда он дышал воздухом у границы поселения, к нему подошла жрица. От неё как всегда пахло теплом и покоем. Аджехе доставляло удовольствие слышать умиротворённый её голос.
Они стояли одни на холме и смотрели вдаль. Сегодня звёзды светили ярче обычного.
— Ему нужна помощь, — прямо заговорила она. — Необходимо поменять повязки.
— Пусть это сделает кто-нибудь из них.
Кто угодно, Аджехе было всё равно. Он и так переступал через себя каждый раз, когда помогал легионеру и больше не мог делать этого. Жрица заметила борьбу в нём и сказала:
— Они не могут.
Аджеха выглядел искренне удивлённым.
— Люди не имеют право прикасаться к сыну Легиона.
Надо же, а он совсем забыл.
Снова повернулся к горизонту. Мийе хотелось положить руку на его руки и утешить стража. Так бы она и поступила, если бы не запрет жрицам касаться кого угодно кроме своих сестёр. Таким одиноким тот выглядел. Ей осталось только сказать как можно мягче.
— И они опасаются. Это свойственно человеческой природе, трепетать перед высшим.
— Я сделаю всё необходимое, — хотя со сравнением с высшим он мог бы и поспорить.
— Мийя, — она повернулась и улыбнулась как делала всегда.
И уже почти обернулась, чтобы снова посмотреть на освещённые синим маревом долины, но тут Аджеха произнёс:
— Аджеха.
Мийя всё с той же улыбкой казалась несколько удивлённой. Впрочем, ей, верно, не доводилось слышать, что у стражей есть имена.
И снова день прошёл без вестей о прибывающих служителях Чертога. Не зная, что могло произойти, Аджеха всё же не испытывал беспокойства. Рано или поздно их обнаружат. Возможно, всё ещё ведутся поиски на озере. Или уже кто-то едет к ним. Прошло всего три-четыре дня после того, как они оказались в поселении.
Одежда аккуратно сложенной стопкой лежала на тумбочке. Простая человеческая одежда: рубашка, нижние штаны, верхние обшитые мехом в обе стороны, куртка. От неё пахло кожей и чистотой. Аджеха иногда задерживался и смотрел на эту одежду сам не зная отчего. Раз дотронулся, вспоминая как это, не быть стражем Императора.
И у него почти не получалось вспомнить. Как-то ночью, вернувшись в дом для отдыха, он остановился перед тумбочкой и расстегнул костюм. Снял его. От груди по всему телу расходились белые линии.
Тогда он взял одежду и надел чувствуя удовольствие от ощущения себя снова человеком. Трапезу он разделил с Мийей в её хижине. Они и сами не заметили, как привязались к ежедневному ритуалу. Аджеха всегда приходил и стучал в дверь. Потом открывал её и входил внутрь принося с собой запахи снега и морозной свежести. На замёрзшей воде в бочке стоящей у дома отражался свет из окна.
— Как он сегодня?
Первым делом она всегда спрашивала о Люмене. Аджеха готов был терпеть это и потому отвечал без какого либо выражения.
— Кризис миновал.
Это было правдой на этот раз. Несмотря на серьёзные раны, теперь он точно убедился, что Люмен не заснёт.
Мийя разлила горячий чай в чашки. Нарезала вяленое мясо. Обычно они молчали. Еле и передавали тарелки не произнося ни слова. А потом Аджеха уходил.
Однажды днём, когда они прохаживались между домами, Мийя остановилась перед постройкой имеющей круглую форму и предложила войти. Она первая ступила на пол, вымощенный мелкой мозаикой. Ей хотелось привести всегда серьёзного сосредоточенного Аджеху в место, где тот сможет обратиться к Императору. Она видела, что помощь всё не приходит и понимала как сильно ждёт её страж. А потому улыбнувшись, обвела рукой внутреннее пространство, как будто слов больше и не требовалось.
Всё же Аджеха отреагировал иначе, чем рассчитывала Мийя. Он молча прошёлся возле стены, посмотрел себе под ноги и запрокинул голову смотря на картину поражения драгора.
Здесь было почти так же холодно, как и на улице.
— О чём ты думаешь?
Вопрос застал его врасплох.
— Об Императоре.
— Конечно, — голос звучал мягко, почти как прикосновение меха к щеке, — я тоже прихожу сюда когда хочу ощутить близость с Ним. Поговорить. Рассказать и укрепиться в вере.
— Что? Что такое?
Мийя вылетела следом за ним на улицу.
— Мне нужно проверить его, — Аджеха сделал вид, что спешит из-за Люмена. На самом деле ему хотелось уйти оттуда и больше не возвращаться. Ему даже на мгновение удалось забыть кто он и разочарование от возвратившегося осознанием жгло в горле. Слишком притягательно воображать, каково это — быть простым человеком и иметь право на свою собственную жизнь. Не хранить в памяти то, что хранил он. Идти вперёд.
Он захлопнул двери хижины и не сразу понял, что Люмен смотрит на него. Только спустя пару секунд Аджеха понял, что тот так ничего и не видит перед собой. На лбу выступил пот, температура снова подскочила. К тому времени огонь в очаге почти потух и еле тлели распавшиеся угли.
— Отец. Шайло.
Тот снова бредит.
— …только холод…
Аджеха не смотрел на него. Он снова облачился в форму стража. Некоторое время стоял на месте и только потом обернулся, чтобы тут же подойти к окну. Чуть отодвинул штору давая холодному воздуху из щелей скользнуть в мягкую полутьму хижины.
Ему не хотелось слушать. Было в этом что-то неправильное. Ему не раз доводилось видеть людей и на грани сна, и тяжело раненных или пострадавших. Некоторые из них бредили, но это был не человек. И Аджехе не хотелось знать, что скрывается под внешней оболочкой.
Привязаны ли друг к другу легионеры? Любят ли своего создателя? В чём видят смысл своего существования? Всёго этого ему не хотелось знать.
— …знать…
Люмен самодоволен и самовлюблён не в пример другим. Он буквально преподносится на осознании собственного превосходства. Даже если так… даже если ему важна жизнь другого легионера. Жизнь человека для каждого из них — ничто.
— Аджеха.
Он чуть не вздрогнул.
— Одержимый.
Не обернулся. Так и смотрел за стекло в приснувшую синь. Уходящая далеко вперёд равнина как покрывало скрадывала пространство. Снег искрился отражая свет звёзд и не было больше ничего, на чём бы мог остановиться глаз.
Затылка касалось матовое тепло. Но перед глазами был только холод. Он и сам не видел, каким жёстким стало его лицо. А если бы и смог понять — испытал бы облегчение, что здесь больше никого нет.
Только снег и звёзды. Замёрзший мир.
Долго, долг, изгоняя из себя все остальные мысли, он думал только об этом. Легионер за спиной затих.
Одна самая яркая звезда сияла в окружении других поменьше. Все они образовывали круг. Прошёл ещё один день. С момента их последней встречи Мийя ни разу не видела Аджеху. И вот она нашла его одиноко стоящим среди снегов. И было в его позе что-то странное. Присмотревшись, она увидела, что тот прижимает руки к груди как будто пытается что-то сделать, но ничего не выходит.
Тогда он опустил руки и была в этом жесте горькая усмешка. Тут же Аджеха вскинулся и посмотрел на жрицу через темноту. Она неуверенно помахала ему рукой.
— Здравствуй.
— Добрый день.
Они вернулись в деревню. Аджеха шёл впереди и Мийе приходилось прилагать усилие, чтобы не отстать от него. Вот страж миновал один дом, другой. И остановился, когда Мийя позвала его.
— Сегодня такой чудесный день!
Пришлось обернуться. Отвечал он ровно, без выражения.
— Это так.
Они оказались в окружении трёх пустующих домиков. Когда-то давно здесь жили люди. Но после первой катастрофы на озере многие покинули эти места. Захваченные ставнями окна сурово темнели под крышами. У одного дома притаилась покорёженная лавка с отвалившимися двумя ножками. Мийя приложила ладонь к заснеженному камню и оставила свой отпечаток на подмёрзшем снеге.
Всё это время Аджеха стоял в стороне с заложенными за спину руками. Смотрел он в сторону.
— Смотри, мой отпечаток пошёл в вечность.
Отвечать тот не стал.
— Как на сегодня его состояние?
— Удовлетворительное.
— Хорошо, — Мийя была искренне обрадовала. Легионер шёл на поправку и это замечательная новость. Хвала Императору, всё образуется. — Я так рада.
Аджеха стоял как на допросе с таким видом будто ждал, когда же его, наконец, отпустят.
— Ты ведь воспитывался в главном храме?
— Да.
— Там, наверно, было холодно. Мне рассказывали, что вы проходите специальные тренировки, чтобы не бояться холода.
— Да.
Весь такой серьёзный и собранный. Прямая осанка, сам смотрит в сторону. Костюм стража только подчёркивает нарочную отдалённость. Ни дать ни взять совершенный служитель при Императоре.
— Аджеха, ты всё время отвечаешь одно и тоже.
— Как угодно жрице.
Он как будто весь закаменел. Мийе на секунду показалось, что стоит дотронуться, и весь пойдёт трещинами. Она и сама замолчала, только смотрела внимательно на застывшего стража. Слишком внимательно, так что ему оставалось или заговорить, или уйти. Вдруг стало так тяжело, что казалось — вот сейчас тишина окутает уши. Напряжение росло.
И вдруг ему на голову упал снег. Аджеха нахмурился как ребёнок. Первой расхохоталась Мийя, за ней и сам страж. Оба смеялись, пока она не утёрла слёзы и не выпрямилась.
— Всё будет хорошо. Они приедут рано или поздно.
— Меня волнует не это.
Будь мир чуть теплее, они могли бы сесть на каменный круг тут же и разговаривать. Аджеха впервые ощутил возвращение в Чертог так осязаемо. Чертог всегда будет ждать его, через снега и равнины. Громоздящийся в вечности рукотворный айсберг со стенами без единого огреха, точно выточенный волнами.
Правда была в том, что ему хотелось остаться здесь.
— Тогда что?
— Здесь хорошо, — слова прозвучали так просто и естественно, что ни один не удивился.
— Я тебя понимаю, — Мийя говорила со свойственной ей убеждённостью. — Мне тоже нравится бывать среди людей. Я люблю их.
— И их тепло.
К тому времени они уже стояли рядом. Она улыбнулась, отчего Аджехе захотелось улыбнуться точно так же. Кажется, всё таки что-то отразилось на его лице. Потому что глаза Мийи зажглись и стали ещё красивее. Они были большими и тёмными, и очень тёплыми.
Некоторое время оба смотрели на звёзды.
— Мне нравится их свет, — удивительное дело, она произнесла это так, что Аджеха по-новому вглядывался в далёкое холодное сияние. — Когда-то давно нам рассказывали, что это те агоры, что покинули планету. — Снова улыбка. Аджеха задержался взглядом на мягких губах. — Может, так оно и есть. Тогда это были агоры удивительных людей, их тянуло вверх. Ты бы хотел стать звездой?
— Что?
Аджеха как будто с трудом перевёл взгляд снова на небо.
— Стать звездой. Освещать путь другим.
— Не знаю.
— Ты слишком серьёзен.
— Разве не таким полагается быть стражу?
— Так-то лучше.
Он хмыкнул.
— А чему учат жриц в Обители?
— Слушать суть мира.
— Получается?
Казалось, Аджеха готов рассмеяться. В Мийе взыграла природная скромность.
— Я на это надеюсь.
Он в который раз удивился такой перемене. Когда разговор касался служения Обители и её целям, Мийя делалась другом. Или же раскрывалась глубже, этого он понять не мог. Менялось даже её лицо, взгляд становился глубже. И порой Аджехе казалось, что ему не дотянуться туда, не узнать истоков того, что преобладает в ней.
— Расскажи мне о храме.
Память настойчиво пыталась выудить нечто стоящее.
— Ты права, там и правда, холодно.
— Что ещё?
— Много тренировок.
— Ты справлялся.
Это прозвучало так, как будто она видела всё лично и с чем-то ещё. С чем? Как будто гордость.
— Я вижу людей, — отвечая на невысказанный вопрос, сказала Мийя. — Это основная задача жрицы огня — понимать того, с кем устанавливаешь контакт. Только так мы можем быть услышанными.
— Стражу понимание не требуется.
Уловила ли она иронию в его голосе? Похоже, нет. Но это и не бывало важно. Аджехе просто нравилось стоять здесь и слушать тишину, изредка нарушаемую голосом Мийи. Здесь было спокойно, только снег и пустые дома, нависшие над ними крыши собирающие тень в углах, затихшие далеко за небом звёзды.
Было спокойно. Месть и долг отступили, давая ему возможность просто быть здесь и наслаждаться прикосновением холода при дыхании и икрящейся темноте кругом.
Эти жрицы, ведь их так и воспитывали, чтобы умели подчинять без силы.
— У каждого свой путь. — Мийя подмигнула Аджехе. — начертанный Им.
— Что ж, ты наверно тоже очень хорошая жрица.
Она как будто смутилась.
— Да… — и добавила. — Долг это то, что делает нас людьми.
Упоминание последнего Аджеху не побеспокоило. Он всё так же спокойно всматривался в небо. Иногда ему казалось, заговори он сейчас обо всём, и даже то прозвучит отстраненно, как будто не имело к нему отношения.
— Тогда жизнь упрощается, — слова звучали без эмоций.
— Напротив.
Это заинтересовало Аджеху. Теперь он смотрел на Мийю. Очень внимательно и она пояснила:
— Не всегда можно отличить истинный долг от того, что названо положенным.
— Я думал, жрицы хранят закон.
— Так и есть. Но порою сложно разобраться, что хорошо, а что плохо.
У неё всё звучало так просто.
— Иногда люди принимаются интерпретировать закон и из того выходят недоразумения.
Что ж, стремление к интерпретации обличали ещё в незапамятные времена. Само понятие субъективности выступало пугалом и мишенью для насмешек со стороне того же храма.
— Иногда им сложно понять его суть.
— И вы облегчаете эту задачу.
— Мы вносим ясность, где её не хватает.
— «Хаос — это отсутствие ясности», — процитировал на память Аджеха.
— Именно так, — Мийя улыбнулась. — Порядок — всё позитивное в жизни человека. От него исходит счастье. Когда человек живёт в гармонии с собой через связь с Ним, его жизнь проходит, как и должно. Через одну жизнь порядок охватывает мир. Потому для нас важен каждый.
— А хаос?
— Сомнение, эгоизм, ограниченность. Нужна мудрость, чтобы бороться с этим в себе. Вырывать из сердца и охранять дарованную нам милость. — Руки у неё были бледными в свете звёзд и наверняка замёрзли. Только виду она не подавала или же была так увлечена, что не замечала того. Пальцы с розовыми ногтями коснулись грубой ткани куртки и скользнули верх по рукаву. Аджехе хотелось, чтобы она коснулась выбившейся пряди вьющихся волос. Но вместо этого Мийя вздохнула и затихла.
А он продолжал смотреть на прядь, испытывая желание протянуть руку и самому пропустить её через пальцы. Ощутить на прикосновение.
В этот момент Мийя обернулась к нему желая сказать нечто и застыла. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. На её лице отразилась боль и сожаление, что она не может утешить его дотронувшись. Аджеха помнил об этом и всё же смотрел на неё.
Ей было невыносимо. Тогда Мийя попыталась улыбнуться, улыбка вышла слабой. И бледной как тень звезды.
Он же понимал…
— Аджеха.
Тот молчал. Просто в какой-то момент пришлось отвернуться и смотреть впереди себя, всё на те же звёзды и тёмные крыши домов.
— Мне всегда хотелось, — Мийя заговорила тише, чем обычно, слова её звучали матово как колыбельная, — вылепить из снега птицу и попытаться отпустить её в небо. Только старшая сестра сказала, что это ерунда и не разрешила заниматься глупостями. Хотелось посмотреть, как птица будет лететь. Хотя этого конечно быть не может. — Улыбнулась в темноте украдкой.
Улыбка предназначалась ему и Аджеха спрятал её в уголках своей памяти. Как ещё одно дорогое воспоминание. Их было не много, таких воспоминаний, но каждое из них грело сердце. От каждого становилось теплее.
На что ещё они умеют право? Кроме как хранить такие крупицы в себе в тайне от остальных.
Они стояли молча друг подле друга, а потом пришло время уйти, чтобы вернуться к своим обязанностям. В ту ночь Люмен пришёл в себя. Аджеха сидел у очага, когда тот пошевелился и открыл глаза.
Обернувшись, Аджеха увидел, что тот смотрит в потолок как будто пытается узнать, где находится. Взгляд всё ещё оставался затуманенным, когда Люмен повернул голову. Теперь он заметил Аджеху. Тот заговорил не сразу.
— Ты ведь знаешь, я одержимый.
— Всё равно.
— Ложь.
— Я никогда не лгу.
И он опять провалился в беспамятство. Только после первого раза всё чаще оставался в сознании. Теперь Аджехе приходилось отвечать на осмысленные вопросы, несколько раз пришлось повторить одно и то же. Люмен как будто хотел получить как можно больше информации о случившемся на озере. В конце концов, Аджеха рассказал тому практически всё, о происшествии с агорами и с ним он промолчал.
— И ты не видел, что случилось с остальными.
Под остальными он имел в виду другого легионера.
— Нет.
В комнате было светлее чем обычно, огонь плясал в очаге, бросая длинные тени на кровать и стены, за окном кружился снег. Люмен сидел прислонившись к стене и смотрел будто через Аджеху. На лице застыло непроницаемое выражение. Руку он положил на колено и долго молчал. О чём бы он не думал, Аджеха не сомневался, его так же интересует, почему в поселение до сих пор не прибыли другие стражи. С легионерами всё ясно — их опасно посылать к озеру и ближайшим к нему территориям, раз те так привлекают агор. Но не было и стражей.
На тумбочке стоял стакан с водой. Аджеха решился и прямо посмотрел на Люмена и понял, что тот всё помнит. Да, он одержим. Но это, похоже, легионера не волновало.
Об этом знали в храме, отчего постоянно разгорались споры о недопустимости воспитания одержимого мальчика. Но по прямому приказу Императора его всё же приняли. И так же благодаря Его воле отослали прислуживать в Небесный Чертог.
Как бы там не было, в отличие от своего привычного поведения, Люмен желания насмехаться над ним не изъявлял. Казалось, присутствие Аджехи его вообще не интересует. И тогда тот вышел, оставив легионера одного.
Люмен ещё некоторое время сидел в той же позе, после чего попытался подняться, сел обратно. Ему понадобится ещё две недели на полное восстановление. Он направил процесс заживления ран, отключил болевые импульсы, сейчас в тех нет необходимости. И тогда, наконец, смог подняться чтобы подойти к очагу.
Костюм легионера был никуда не годным, пришлось надевать простую одежду. Ощущение было непривычным, но зацикливать внимание на этом он не стал. Что люди принесли самое лучше из того, что у них было — Люмен тоже не заметил.
В конце концов, он несколько раз прошёл по комнате. Теперь нужно регулировать напряжение. Нагрузка на мышцы заставит пойти быстрее процесс восстановления.
Он остановился, подумал о Шайло и остальных и сжал кулаки. Достаточно аргументированных объяснений почему до сих пор никто не появился в поселении, не было. И это наводило на новые неприятные мысли. Перевёл взгляд снова на очаг, на зашторенное окно, в доме было тесно и темно. К такому Люмен не привык.
Когда Аджеха вернулся, Люмен сидел молча на кровати. Так и проходила большая часть времени. И только к следующему дню стража ждало большое удивление. Когда Мийя принесла еду в корзине и он поблагодарив её, внёс корзину в дом. Как оказалось, легионеры тоже едят. Люмен молча взял хлеб с мясом и принялся есть. Аджеха сидел на стуле у очага и старался не смотреть на того. Ему было странно и дико осознавать, что легионеры, оказывается, нуждаются в пище. Хотя, воду же тот пил. Теперь он готов был посмеяться над собой, насколько зацикленным оказалось собственное сознание.
И как назло Люмен не смог пропустить это мимо внимания.
— Удивительно, не так ли, — выражение его лица оставалось как всегда непроницаемым, а вот голос сочился такой себе изысканной насмешкой. — Я как биологическая форма жизни нуждаюсь в пополнении энергии для жизнедеятельности.
Нужно было промолчать, более того, Аджехе хотелось просто проигнорировать, но тот поднял брови изображая удивление. И Аджеха сказал:
— Скучно?
Вот это вроде бы Люмена позабавило.
Аджеха играл с огнём и прекрасно это понимал, тем не мене молча продолжил есть, зачерпывая в ложку комки каши. В сторону легионера он не смотрел принципиально. Только раз. Когда поднял голову заметил, что тот не ухмыляется как следовало ожидать.
Время пошло медленнее. Если раньше Аджеха полностью наслаждался пребыванием в тихом заброшенном на краю мира поселении, то теперь ему вопреки желанию приходилось больше следить за Люменом. Однако вскоре тот уже в этом не нуждался и стремления быть в компании стража тоже не выказывал.
Так по обоюдному молчаливому согласию они практически не разговаривали. Лишь изредка перекидываясь короткими фразами. Поначалу Люмен не выходил из дома, только позже всё так же молча открыл двери и вышел под слабый северный ветер. Куртки он не надел, или же не испытывал в ней необходимости. Только вид стоящего безмолвного легионера, в рубашке на голое тело, уверенности в людей не вселил. К счастью, тот хоть додумался обуться. Как бы там ни было, жители поселения воспринимали его как нечто сверхъестественное. А видимая устойчивость к холоду это только подтверждала.
Не бояться холода — удел высших. Это впитывалось с молоком матери и жило в крови от поколения к поколению. Люмену же хотелось дышать, люди его внимание особо не привлекали. Он только стоял и делал один глубокий вдох за другим, пока не ощутил нечто похожее на удовлетворение и только тогда вернулся в дом.
В те же дни стало известно, что старая Сила скоро уснёт. Она совсем ослабла и могла теперь только лежать на кровати, выстланной шкурами и греть озябшие руки у очага. Из-за тяжёлых век казалось, что глаза у неё постоянно закрыты. Да и видела ли ещё Сила, никто не знал. Разговаривала она только со своим внуком.
А тем временем близилось время охоты. В ночь перед ней, когда до первой звезды оставалось ещё несколько часов, разожгли большой костёр. Был здесь и Аджеха. Мийя сидела подле него и когда пришло время, поднялась, чтобы начать речь.
Мийя обошла вокруг костра и остановилось, обращая взгляд в самую гущу собравшихся. В этот раз все стояли и в свете костра горели тёмные глаза. Огонь мягко касался лиц и плясал дрожащей тенью под ногами.
— Завтра начнётся охота. — Растягивая слова, говорила жрица. — Всё, от света звезды и до темноты на дне океана дано нам Его милостью. И с Его милостью завтра мы уйдём в снежную пустыню и вернёмся с пищей для наших детей. — Она прошла вперёд и вместе с ней двинулась тень. На миг глаза Мийи и Аджехи встретились и она, улыбнувшись, продолжила. — В падении каждой отдельной снежинки, в жаре огня, Он всегда с нами и не оставит детей Своих.
Аджеха слышал её слова как через одеяло.
— Благодаря Отцу нашему в мире есть справедливость и Он гарант её. — Мийя не задавала вопросов, не упускала внимания окружавших её людей. Поставленный голос звучал правильно. Верно расставлены интонации. Как в ремесленном произведении, которое звенит полностью завершённое и готовое служить цели, ради которой и было создано.
Смотря на Мийю, Аджеха затаил дыхание, когда она попросила всех сейчас воздать благодарность Творцу всего сущего. И Люди подняли руки, подставляя их теплу от костра. Аджеха не знал, смотрят ли сейчас на него. Он видел только обращающуюся к остальным жрицу, летящие в чёрное небо искры.
Рук он не поднял.
— Император — есть любовь, — на этот раз она нарочно не посмотрела на застывшего Аджеху. — Любить, значит освещать Его волей саму жизнь. Да сохранит нас завтра хранитель всего мира.
После этого жрица склонилась в глубоком поклоне. Аджеха попятился назад. Он видел, как к Мийе подошли другие люди и как разговаривали с ней, выражая радость и уверенность.
Люди получили своё благословение. Считалось, что теперь охота будет удачной и принесёт много жира и мяса в поселение. Аджеха поедет с ними. Люди должны добывать пищу не смотря на риск появления агор и ему нужно быть там, на случай нападения.
Он не подпустит агор. Аджеха сделал ещё один и ещё один шаг назад, а потом просто ушёл с места собрания.
Через четыре часа были готовы три упряжки. Собаки крутились на месте чуя дорогу. Кто-то складывал гарпуны, кто-то утягивал провизию. Охотников не будет больше двух дней и требовались запасы в дорогу.
— Но я имею право.
И ещё громче.
— Я должен!
Паренёк с рюкзаком за плечами отчаянно жестикулировал, доказывая высокому мужчине в капюшоне свою правоту. Кто-то даже решил подтрунить над мальчишкой, после чего тот ещё больше надулся и вздёрнул подбородок. Наблюдая за всем со стороны Аджеха понял, что теперь тот ни за что не отступит. Ещё бы, ведь дело шло о чести как никак!
Запрягли последнюю собаку. Та мигом стала по стойке смирно, демонстрируя большое серое пятно на густой белой шерсти. Блестел на морде нос чёрным углём. Запахи поселения, дыма и шкур, перебивали запах снега. И всё же Аджеха представил, как окажется в бескрайней долине, где только и пахнет простором и холодом.
— И буду!
Мальчишка на вид лет пятнадцати, не на шутку разошёлся. Внук Силы, вспомнил Аджеха. Больше из семьи у неё никого не осталось.
— Я поеду с вами. Я уже взрослый.
— Я, я, я! — передразни его мужчина в капюшоне и уставился сурово на парня, отчего тот сначала сжался, а потом распрямил плечи упрямо глядя перед собой. Пытавшийся устрашить его мужчина не выдержал и расхохотался.
— Эй, Брок, что с ним делать будем? С нами просится.
— А пусть его, учиться давно пора.
— Лучше дома сиди. Сам знаешь, сейчас тебе лучше здесь.
Видно парнишка тоже подумал о засыпающей бабке.
— Знаю, поэтому и… я, нет, не потому! — Тут же он покраснел видя, что его неправильно поняли. — Я к ней с добычей вернусь, покажу!
— Ладно уж, залезай. Только что б не мешался!
— Я умею охотиться, — пробурчал вслед парень и тут же притих, рассудив верно, что лучше к себе лишнего внимания не привлекать.
И когда уже Шайло решил, что все готовы и пора трогаться в путь, из дома вышел Люмен. Одет он был как для охоты и радости это стражу не добавило. Люмен сошёл со ступенек и как ни в чём не бывало, присоединился к охотникам. Тем с трудом удалось совладать с собой. Не каждый день сын Чертога на их глазах проверяет упряжку собак.
Аджеха не успел и спросить, как Люмен уже ответил:
— Я еду с вами.
Ему хотелось возразить, сказать, оспорить, что угодно, но тут легионер посмотрел на него так, что все сомнения мигом отпали.
— Или ты будешь разговаривать со мной как с тем мальчишкой?
Мальчишка в санях вытянул шею.
— Нет, что вы, — Аджеха изобразил поклон и уступил Люмену дорогу в сани.
В воздухе просвистел кнут, ударил снег возле собак и они сорвались с места. Сани покинули деревню, врываясь в заледенелый простор бескрайней долины.
Только во время первой остановки Аджеха позволил себе обратиться к его величайшей особе, злясь про себя и сдерживая позыв нахмуриться. Люмену следовало оставаться в поселении на случай, если приедут из Чертога. По здравом рассуждении, то же самое нужно было сделать и Аджехе. Но этот момент он предпочёл упустить.
— Вам нужно было остаться.
Пока другие кормили собак и шумно переговаривались, сказал Аджеха. В этот раз он был облачён в белый костюм стража, служивший идеальной маскировкой среди снегов.
— Как и тебе, — так он и думал. Ответ легко парировал его замечание.
— Если покажутся…
Люмен не дал ему договорить.
— Твоя обязанность — охранять меня. И как бы ты справился с ней, останься я в поселении? Так что охраняй.
Собаки выхватывали друг у друга куски мяса. Мальчишка, внук Силы, искоса поглядывал на стража и легионера, слишком уж диковинное то было зрелище, сам сын Легиона в плоти, это вам не легенды у костра слушать.
Люмен отвернулся от Аджехи. Весь его вид говорил о полном равнодушии касательно мнения стража. Последнему ничего не оставалось, как заняться своими обязанностями, делать вид — что всё так и должно быть.
Когда пришло время отдыха, соорудили укрытия из саней и шкур. Охота продолжилась и уже через несколько часов на санях покоились туши двух тюленей, которых пришлось караулить стоя с гарпунами у отверстий во льду. И одного молодого самца белого медведя. Люди из поселения часто отправлялись к морю для охоты на моржа. Отсюда до него было два дня пути. Однако в этот раз так далеко отъезжать не собирались.
Мальчишка, которому так ни разу и не удалось проявить себя, беспокойно ёрзал в санях. И только когда ему дали управлять упряжкой, приободрился, так что пришлось слегка унять его пыл. После этого поехали вровень.
Но не досталось метнуть оружие не только парню, за всё время Люмен ни разу не выказал желания принять непосредственное участие в охоте. Что же его привлекало, так это наблюдение за процессом, людьми и их поведением. Он часто всматривался вдаль, как будто хотел увидеть там что-то. Аджеха кидал на него периодически взгляды исподлобья и молчал каждый раз. Только однажды заметил, не желает ли легионер развлечься. Видно, раздражение всё же прорвалось в его голос, потому что Люмен отозвался, подчёркнуто равнодушно.
— Я не собираюсь усыплять.
— Тогда зачем ты поехал?
Тот не ответил как будто и не должен был.
— Я не считаю, что их жизни стоят сна его, — и Люмен указал взглядом на груду белого меха на санях.
Мясо, тем не мене, в хижине он ел. Аджеха умел молчать красноречивее любых слов и это хоть немного развлекало Люмена на протяжении всей охоты.
Пришло время собираться обратно, затушили костёр, проверили ремни, один мужчина хлопнул другого по спине и впервые послышался смех. Люди начинали привыкать к присутствию легионера, хоть и не подходили близко. Тот всё время молчал и за это Аджеха был благодарен вселенной не меньше, чем за огонь и хлеб.
— Вперёд.
Мальчишке с острым подбородком снова доверили направлять сани. На половине пути сделали очередную остановку, снова собрались. До поселения оставалось не больше пяти часов. Тогда то справа и показался белый медведь. Сани с парнем ехали последними, гружёные добычей. Никто сразу не заметил, как они остановились и мальчик с гарпуном спрыгнул на снег. Звёзды освещали долину. Он прицелился и даже не вздрогнул, когда медведь резко понёсся на него.
— Чаум!
Аджеха впервые слышал его имя. И обернулся как раз тогда, когда медведь почти настиг мальчишку. Только гарпун был выпущен с недостаточной силой и лишь ранил зверя. Медведь в один прыжок кинулся вперёд и тут же послышался крик.
Секунду назад оба сидели в санях. Аджеха и не понял, что Люмен тоже кинулся к сражающимся парню и медведю. Только было уже поздно, парнишка затих, запахло кровью, кровь впиталась в снег.
Сразу несколько гарпунов прошили тело медведя. Потом ещё один и ещё один, пока тот не прекратил вырываться и не завалился на бок. Оба они, и легионер, и страж, стояли над растерзанным телом парня. Аджеха тяжело дышал, Люмен побелел, выступили желваки.
Всё ещё потрясённый Аджеха с трудом перевёл взгляд на того и понял, что тот злится. Всесильный Люмен оказался недостаточно быстрым и сильным, чтобы успеть вовремя.
И снова на парня. Каким бескровным тот сразу стал. И пока Люмен пылал гневом, Аджеха помог поднять Чаума, так звали уснувшего, и отнести на сани. Его молча положили и накрыли шкурами.
И так же молча двинулись обратно в путь. Верным спутником им была тишина. Снег всё так же сверкал под светом замерзших звёзд. И иссиней чернотой покоились вдали очертания холмов и айсбергов.
Наконец впереди показались мерцающие огоньки окон и стали видны поднимающиеся над крышами струи дыма. Понурые и хмурые. Охотники все как один въехали в поселение. Вдруг стало очень тихо, отчего то всем сразу стало понятно, что случилось что-то плохое.
Аджеха видел, как из домов повыскакивали женщины, одна так и не накинула куртки и с развевающимися волосами кинулась к мужу.
— Живой!
Они переглядывались, пока один из охотников не подошёл к крайним саням и не откинул шкуры. Из толпы вышла Мийя и остановилась, а потом подошла к заснувшему мальчику и склонилась над ним. Губы её беззвучно шевелились.
Жрица отошла от тела и дала распоряжение готовить костёр.
Принесли четыре каменных блока и уложили один к другому в самом сердце поселения. На камни водрузили пропитанную маслом ткань, за ней ещё одну, пока не образовалось ложе достойное принять в себя свершившийся сон. Люмен наблюдал, как тело мальчика подняли с саней и отнесли через проход из безмолвных людей, и как положили на погребальное ложе. Грудь еле заметно вздымалась и опадала, кровь давно перестала сочиться из рваных ран, губы побелели, глаза ему закрыли.
Было всё так же тихо, когда он услышал:
— А Сила как же?..
— … сама скоро заснёт, зачем же…
— Не тревожьте её, такое горе.
И:
— Нельзя.
Он снова посмотрел на тело. Жрицы Огня подошла к уснувшему и поднесла руку ко лбу, не касаясь, благословила его и отошла на почтительное расстояние. Стоящий возле неё парень на секунду поднял лицо и Люмен замер. Через погребальный костёр ему были видны пронзительные голубые глаза и золотые волосы. Парень опустил лицо, утёр рукавом набегающие слёзы.
Подожгла костер не жрица. Вместо неё вышел Герд с факелом и, остановившись, коснулся ткани. Та тут же воспламенилась и вмиг стало нестерпимо ярко. На лицо дохнул жар. Фигуры людей в одно мгновение очертились пронзительной тенью от взметающихся языков пламени. Золотой и красный смешались, растянулись по всему телу. Снег полыхал оранжевым.
Не спеша огонь поглощал тело, и вот настал миг, когда слабое свечение частицами отделилось от плоти и тут же растворилось в ночном небе, точно и не было совсем тех искр.
А костёр продолжал гореть. Люмен впервые видел церемонию сожжения заснувшего. Взглядом он попытался отыскать золотоволосого парня и не нашёл в столпотворении человеческих тел. Лицо вдруг стало жёстким, взгляд острее.
Тяжело было Силе выбраться из дома. Глаза почти не видели, глухота сковала слух и слова с трудом слетали с губ. И всё же еле передвигая ноги под руку с долговязой девочкой, она добралась до места. Где отчётливо вдохнула тепла. Уловила запахи угасающего пепла, слабые тени плясали впереди.
— Чаум.
А потом повторила прося.
— Чаум?
Все молчали. Никто не хотел отвечать старой женщине, которой Император отвёл часы до сна. И всё же Сила ждала, а вместе с ожиданием угасали и последние отблески костра. Кругом становилось темнее.
Старуха отвергла помощь девочки и проковыляла вперёд. Она шла к единственному, что ещё имело свет и схватившись за воротник куртки, упала на снег, Люмен опустился на колени вместе с ней. Сила по-прежнему держала его глубокой хваткой и хоть не могла видеть лица, смотрела как в последний раз в жизни. Ей был видел мягкий ореол вокруг головы и плеч, за это и хваталось угасающее сознание.
Мийя с сожалением смотрела как засыпающая женщина призывает к ответу легионера. Тот сидел перед ней застывшим льдом и не шевелился. Люмен не мог отвернуться, не мог не смотреть в глаза в паутине морщин. Взгляд его приковывали белые ресницы и с трудом шевелящиеся сухие губы.
— Что с Чаумом? — Сила тут же вздохнула. Слова дались ей с большим трудом и теперь она набиралась сил для следующего вопроса. — Где он?
Всё тише грел костёр, ореол вокруг того, в кого вцепились нечувствительные пальцы тоже засыпал. Засыпало всё кругом и дыхание становилось тише.
— Чаум, Чаум. Что с моим сыном?
Она забыла, что тот не сын ей вовсе. Ничего не имело значение, только жизнь. Тишина врывалась в женщину неумолимыми щупальцами, все молчат. Почему все молчат?! Костёр. Пахнет костром и сожжённым телом. Этот запах она не спутает ни с чем, когда жгли дочь её и её мужа, сестру… все они ушли в огонь, пахло пеплом и тряпьём. Воздух не чистый.
— Скажи мне правду!
Он замер.
Сила уже точно не знала, есть ли кто кругом, кажется, ей камень в руках попался. Аджеха до того смотревший на женщину, резко посмотрел на Люмена и ждал.
Ждали все они. Он впервые видел старость так близко. Люмен наблюдать то, что не доступно остальным. По внешним проявлением анализировать состояние организма. Проследить процесс угасания, но в висках стучало только скажи… правду, правду, правду!
Через минуту она заснёт. Её не станет. Они ждали, что он успокоит её, что уверит — её внук не заснул. С ним ничего не произошло, вот он стоит со всеми. Тогда она успокоится и уснёт с миром.
Ждали и сомневались. Что, если иначе…
— Скажи. Мне. Правду.
Слова растворялись едва достигнув слуха. Скрыть правду и подарить ей покой перед сном.
— Правду!
— … правду… — мольба такая острая как клинок.
Скажи. Глаза потухают в последнем отблеске костра. И только он открывает рот ещё не зная, что скажет, женщина уже спит на его руках.
Никто не подходит, кругом тихо. Аджеха сам поднял Силу и отнёс к костру, где ветер слизывал прах её внука с почерневшего камня. Люмен не обернулся, когда вспыхнуло новое пламя. Он молча поднялся и пошёл прочь. Люди почтительно расступились перед ним.
Свет звёзд после костра не выглядел ни холодным, ни далёким. Только поразительно синим. Так же скрадывающе притих снег под ногами.
— Это так печально, — Мийя стояла возле Аджехи и смотрела в огонь. — Хоть сон — это естественное завершение жизни, каждый раз мы испытываем грусть. Потому, что нужно прощаться с теми, кого любишь.
Её слова не звучали странно. Она любила даже эту женщину, Аджеха в этом не сомневался.
— Я пойду утешу людей.
Аджеха остался один. Потом и он ушёл, оставив другим убирать после погребальной церемонии. В доме оказалось пусто. Тогда он опустился на подстилку и упёрся спиной в стену.
Мийя разговаривала с собравшимися около неё людьми, двумя мужчинами и двумя женщинами. Одна из них периодически кивала головой. Парню с золотыми волосами было видно только как убедительно шевелятся губы в ночной темноте. Костёр во второй раз потух, но в воздухе ещё пахло жаром.
Отпущенный в эту ночь на свободу песец резво побежал по снегу, оставляя маленькие частые следы. Выпустивший его мальчик помахал зверьку на прощанье и вернулся домой. Мать потёрлась носом о нос дочери.
Это ночь все провели в своих домах. И уже утром с началом нового дня началась привычная деятельность и шум. Треск разделываемой туши, лай собак и поскуливание мохнатых упитанных щенков, маленькие костры из собранных далеко отсюда веток и сухих растений, и пуха цветов из пустоши, запаха льда в чашке для растопки. Утро началось как ему и положено было, захватив всех в мерное течение жизни.
Только старая собака по имени Иста стояла с задранным хвостом и смотрела вдаль. В отличие от свои молодых товарок, она чуяла приближающееся нечто. И нечто это нарастало, вот уже и запах его пробрался в ноздри, да что там! Уши стали торчком ещё до того, как другие собаки услышали как снег отзывается под ловкими машинами.
Кто знает, обращалась ли успевшая пожить собака к другим псам, заявляя о своей видимой зоркости и правоте, или же была слишком увлечена, чтобы вспоминать об остальной своре — только вдруг залаяла громче обычного и к ней присоединились и все уважающие себя псы.
Кто остановился всматриваясь в даль. К первому подошёл второй и сначала молчали прикидывая, кто же это может быть. И тут же сообразив, кинулись предупреждать остальных.
К ним едут из Чертога! Да что же вы стоите, поторапливайтесь!
Только успели приготовиться, как вездеходы достигли крайнего дома. Их было пять штук, все блестящие и красивые. Вот остановился первый и из него вышел легионер в серебряном костюме. Обведя всех долгим взглядом, он спросил:
— Где он?
И все знали, о ком тот говорит. Герд тут же указал рукой на один из домов и пошёл следом, когда Лукас направился к своему брату.
Аджеха уже знал, что они здесь. Ему оставалось только ждать, когда двери откроются и легионер войдёт внутрь. Сразу же дохнуло холодом. Стражи выстроились возле дома не давая никому приблизиться. Лукас протянул руку и крепко пожал руку Люмена выше локтя. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, оба молчали, а потом Лукас заговорил продолжая изучать внешний вид другого.
— Рад видеть тебя.
От него не ускользнула ещё не сошедшая бледность, организм ещё не восстановился. Судя по внешним проявлениям, раны были достаточно глубокими.
Люмен ему усмехнулся.
— Как тебе удалось?..
Лукас перевёл взгляд на Аджеху, отметил что-то и точно потерял к тому интерес. Последнему же постоянно казалось, что вот сейчас Люмен скажет об одержимости стража. Вот сейчас, но ничего не происходило. Лукас хотел спросить и отослал стража. Тот послушно повиновался.
Когда они остались одни, первый сказал:
— Мы искали на озере.
Пристально смотря на брата, Люмен ждал ответа на невысказанный вопрос. Почему их не было так долго? Почему не приезжали? Лукас вдруг как будто поник, плечи чуть опустились и если бы не тренированное зрение легионера, можно было бы и не заметить.
— Я добрался до берега. Что-то произошло на озере. Возможно, агоры уже выдохлись, их атаки стали спадать. Их раскидало. — Видя суровое лицо брата, Лукас попытался подобрать боле точные слова. — Отшвырнуло от озера. Как бы там ни было, мне удалось скрыться. Вскоре вернулись Шайло с Туофером. Они задержали беглецов. Мы сообщили в Чертог и… — Замолчал. — Он приказал искать на озере. После того, что случилось, шансов оставалось мало, но Он приказал обыскивать озеро, не останавливаться, искать везде. Туда отослали других легионеров.
По Люмену ничего нельзя было определить и всё же оба понимали, о чём говорит Лукас. Риск был неоправданно велик и всё же Император отослал их к озеру и к агорам.
— Мы искали. Карнут предложил выслать разведку к ближайшим поселениям. Но учитывая характер повреждений, нельзя было предполагать, что ты мог добраться туда. И Он приказал искать дальше.
— Вас не было больше семи дней.
— Шайло вернулся в Чертог и лично попросил разрешения отослать людей в поселения. Ему Он велел оставаться подле Себя, мне позволили произвести проверку. Что ж, страж исполнил свой долг, его отблагодарят. — Лукас и сам понимал, насколько резко звучат его слова, но ничего поделать не мог. Император как будто… не внимал ничьему голосу, только Шайло удалось… Думать и дальше об этом Лукас себе не позволил.
— Люмен, — он положил руку тому на плечо. Подбирать слова было сложно и потому Лукас молчал. Хорошо, что для того, чтобы брат его понял, слова не нужны.
Потом они сидели за столом и разговаривали. И Люмен видел, насколько дико смотрится Лукас в этой обстановке. На нём же самом была всё та же простая одежда.
— Мы вернёмся в Чертог. Скоро.
— Хорошо. — Это прозвучало отстранённо.
Спрашивать о процессе заживления Лукас не стал. Не смотря ни на что, он прекрасно помнил, кто перед ним. Разве может Люмен восстанавливаться медленно?
— Были ещё случаи нападения агор на легионеров?
— Никто не пострадал. Все будут очень рады видеть тебя.
Это он знал и без проговаривания. А Лукас хотел сказать: «Я всё видел», но не говорил. Агоры, лёд, много света и понимание, теперь здесь больше никого нет. Как бы там ни было, это осталось позади. Ему довелось испытать видимое облегчение, когда вездеход остановился. И по лицам людей Лукас сразу же понял, что Люмен здесь. И когда вошёл в дом и увидел того.
— Мне нужно отослать сообщение в Чертог, — достав коммуникатор из внутреннего кармана костюма, он открыл крышку и завёл механизм. Пальцы быстро привели колёсики в нужный ритм вращения. Потом Лукас отложил коммуникатор на стол и тот лежал на потёртой поверхности, гладкой и полированной драгоценностью.
— Здесь душно, — на самом деле Лукас так не думал.
— Это так.
Просто предположил, что так, скорее всего, ощущает Люмен. Тому всегда не хватало простора и воздуха.
— Мы доставим тебя сразу в Чертог.
Тот промолчал. Потом встал и подошел к очагу, как будто хотел согреться. Лица его Лукас не видел, хотя и сел вполоборота. Люмен обдумывал то, что услышал.
— Значит, все сейчас в Чертоге.
Лукас с готовностью подтвердил.
— Да. Ждут твоего появления. — Ему не так часто доводилось улыбаться, но сейчас это получилось легко и стало спокойнее. — Тобиас, Рамил, Диан и Гавил уже прибыли со своего задания. Ты бы видел как пришлось его успокаивать.
Это относилось и к остальным. Лукас не говорил, но то, то творилось в Чертоге испугало его. До исчезновения Люмена ему и в голову не приходило, что начнётся нечто подобное! Чуть ли не половина Легиона впала в крайне тревожное, сокрушенное состояние, кто-то плакал. Всего на миг ему показалось. Что они любят Люмена так же, как Императора, а потом это заблуждение прошло.
Он снова улыбнулся представив, какая радость охватит легионеров, когда Люмен вернётся. Диан говорил что-то насчёт самой яркой звезды, Лукас тогда пропусти его замечание, а сейчас оно высветилось в сознании.
Поднявшись, Лукас открыл дверь и подозвал одного из стражей. Тот молча выслушал приказ и вскоре принёс костюм для легионера. Когда Люмен надел его, Лукас испытал удовлетворение, теперь все, как и должно быть.
— Пойдём, здесь нам больше нечего делать, — нечего здесь делать тебе, вот что хотел сказать Лукас и дал Люмену выйти первым. Тот не стал останавливаться и прямо прошёл к вездеходам. Стражи охраной следовали за ними и теперь выстроились, сложив руки за спиной, ноги на ширине плеч. Никто из них не смотрел по сторонам, лица суровы и сосредоточены.
— Отчего ты усмехаешься? — Лукас внимательнее всмотрелся в Люмена.
Тот же в который раз отметил, что его персональный страж, хоть и пытается это скрывать, отличается от себе подобных.
Старейшина поселения стоял в стороне почтительно склонив голову. Никто не решался прямо взглянуть на детей Легиона. Стражи внушали опасение перед лицом закона.
— Подойди.
Герд повиновался властному голосу Лукаса и остановился перед тем, всё так же не поднимая головы.
— Небесный Чертог выражает вам благодарность. Император будет милостив.
Молча кивнув, Герд попятился назад.
— Что такое? Ты как будто сердишься.
Люмен резко посмотрел на Лукаса и промолчал. Если ему и нужно сказать это, то Шайло или же Ему самому. Это было неразумно, вот что не давало ему покоя со времени приезда Лукаса и его истории. Кидать все силы на поиски на озере, отсылать туда легионеров, всё это было неразумно и мысль теперь жгла холодом.
Только, на этот раз, Лукаса подобные обстоятельства не злили. Впервые Люмен чётко понял, насколько его братья и другие легионеры готовы не замечать некоторых очевидных вещей — ведь те исходят от Него.
— Когда мы поедем?
— Сейчас.
Точно желая сказать ещё что-то, Лукас замер, и передумав, успокоился. Многое произошло за эти дни. На его памяти впервые легионер подвергался непосредственной опасности. Теперь нужно успокоить Легион, вернуть Небесному Чертогу его порядок.
Маленькая девочка Сила выглядывала из-за матери. Блестящие тёмные глаза с интересом следили за странными легионерами. Они двигались не как привычно и пахли уж точно иначе. Только вот подойти и понюхать Силу не пускали. Попробуй подойди — ясно, к этим серебряным и холодным нельзя. Наконец мать заметила праздное любопытство дочери и как можно незаметнее опустила той голову.
Дверь вездехода открылась.
— Ты уезжаешь.
Аджехе не нужно было проговаривать очевидное и потому он только стоял и молчал. Тогда Мийя улыбнулась ему ободряюще и заметила, глядя украдкой на небо за его спиной.
— Вот бы сейчас пошёл снег.
— А ты вернешься в Обитель.
— Да, со временем. Когда закончу миссионерскую деятельность здесь. Потом нужно будет отправляться в другое место, этим мы, жрицы, и занимаемся. Вы же защищаете легионеров.
— Более или менее.
На этот раз от Мийи не ускользнула ирония в голосе Аджехи. Теперь она видела его яснее и хоть и поняла, но слишком поздно. Теперь она могла видеть недоверие и решительность в его глазах, вместо покорности и должной веры. Ему предстоит пройти ещё долгий путь, решила жрица, в то время как Мийя продолжала отмечать малейшие изменения в выражении лица и движениях.
— Я испытываю грусть, но всё так, как должно быть. — И подумала: «Печаль — неотъемлемая часть человека. Это хорошо, что ты испытываешь её, хоть и пытаешься это скрыть». Она не была точно уверенна, позволено ли стражам грустить, но раз на это способен один, значит, и все они. Всё же люди. «Это хорошо и правильно».
— Служба…
— Да, конечно…
— В любом случае…
— Да.
На этот раз улыбка вышла несколько неловкой. Аджеха тоже попытался улыбнуться и с непривычки только нахмурился.
— Руки мёрзнут.
У стражей руки не мёрзли, однако он нарочно ощутил холод.
— Смотри.
Вдруг пошёл снег. Как ребёнок Мийя восхищённо подняла руку и попыталась поймать снежинку на ладонь. Та мягко опустилась на кожу. Аджеха понял, что время пришло и сказал приглушённо:
— Прощай.
— Почему ты прощаешься? Мы может ещё встретимся.
На этот раз Мийя с удовольствием всё же отметила, как чуть приподнялись уголки губ. И кивнула в ответ. Тогда Аджеха пошёл прочь. На ходу заковываясь в привычный панцирь. Снег прекратился как его и не было. Аджеха вышел к отряду как раз тогда, когда Люмен открыл дверцу вездехода и сам присоединился к остальным стражам. Его белый костюм выделялся как снег на кровавом фоне.
Лукас сел внутрь следом за Люменом. Аджехе выпало ехать со стражами. Вездеходы заработали и тут же тронулись с места, постепенно набирая скорость. Позади оставались, растягивались длинные полосы от поселения. Небо впереди чернело приближающейся ночью.
— Скоро мы будем дома, — с уверенностью сказал Лукас, наслаждаясь звучанием своих слов.
Люмен ответил ему молчаливым вниманием. Слишком темно было там за окном и резкий свет внутри вездехода погружал в белый холод. Когда огни поселения остались далеко позади, впереди раскрылась пустынная долина снега и льда.