- Гм... Я не думаю...
- Иди и приведи ее! - настаивал он. - Сарай - не место для девушки.
- Расти? - Джош вглядывался в окно. Быстро опускалась ночь, но он еще мог видеть последнюю яблоню и фигуру, стоящую под ней.
- Пойди сюда на минутку.
Снаружи Свон, держа одеяло вокруг головы и плеч как капюшон, смотрела на ветки тоненькой яблони. Убийца, сделав пару кругов вокруг яблони, вполголоса залаял, желая вернуться в сарай. Над головой Свон ветки двигались как тощие, ищущие руки.
Она прошла вперед, ее сапоги погрузились в снег на пять дюймов, и она положила голую руку на ствол дерева.
Под ее пальцами был холод. Холод и то, что давно умерло.
Совсем также, как все остальное, подумала она. Все деревья, трава, цветы - все без листьев, выжжены радиацией много лет назад.
Но это - симпатичное дерево, решила она. Оно полно достоинства, как памятник, и не заслужило того, чтобы быть окруженным этими уродливыми пнями. Она знала, что тот ранящий звук в этом месте должен был быть долгим, как вопль агонии.
Ее рука легко двигалась по стволу. Даже в смерти, в этом дереве было что-то горделивое, что-то вызывающее и бунтарское - дикий дух, как сердце огня, которое никогда нельзя окончательно уничтожить.
Убийца тявкал на ее ноги, убеждая ее поспешить, чтобы она ни делала. Свон сказала:
- Хорошо, я...
Она замолчала. Ветер завывал вокруг нее, дергая за ее одежду.
Могло ли это быть? - удивилась она. Я и не мечтала об этом, не так ли?
Ее пальцы чувствовали покалывание. Хотя и едва достаточное, чтобы сопротивляться холоду.
Она положила ладонь на дерево. Чувство покалывания, как булавочные уколы, пронизывало ее руку - пока еще слабое, но растущее, становящееся сильнее.
Сердце ее застучало! Жизнь, осознала она. Здесь еще была жизнь, глубоко в дереве. Это было так давно - слишком давно, когда она ощущала биение жизни под своими пальцами. Ощущать это снова было почти новым для нее, и она поняла, сколько она пропустила. То, что она ощущала теперь, было как мягкий электрический заряд, поднимающейся, казалось, из земли через подошвы ее сапог, двигающейся вверх по ее позвоночнику, по рукам и из руки - в дерево. Когда она отняла руку, пощипывание прекратилось. Она снова прижала пальцы к дереву, ее сердце застучало. Это был для нее подобно сильному шоку - она чувствовала, будто огонь поднимается по ее спинному мозгу.
Ее затрясло. Ощущения становились сильнее, теперь почти болезненными, кости ныли от пульсаций энергии, проходящей через нее в дерево. Когда она уже больше не могла выносить это, она оторвала руку от дерева. Ее пальцы продолжало покалывать.
Но она еще не закончила. Импульсивно, она вытянула указательный палец и стала выводить на стволе дерева буквы: С... В... О... Н.
- Свон! - из дома донесся голос, окликающий ее. Она повернулась на звук, и когда она делала это, ветер дернул за ее самодельный капюшон и сорвал его с головы и плеч.
Слай Моуди стоял между Джошем и Расти, держа фонарь. В его желтом свете он увидел, что у фигуры под яблоней нет лица.
Ее голова была покрыта серыми наростами, которые когда-то были маленькими черными бородавками, а теперь стали толще и распространились за эти годы по всей голове, связанные серыми ушками как ищущими, переплетенными венами. Опухоли покрывали ее череп словно узловатый шлем, скрывали ее человеческие черты и замазывали их, кроме маленького участка на ее левом глазу и рваной дыры перед ртом, через которую она дышала и ела.
Позади Слая пронзительно закричала Карла. Слай прошептал:
- О, боже мой...
Фигура без лица схватила одеяло и замотала свою голову, и Джош услышал ее душераздирающий плач, когда она кинулась в сарай.
49. ИЗБЕГАЙТЕ МЕТКИ КАИНА
Темнота опустилась на покрытые снегом здания и дома того, что раньше было городом Брокен Боу, штат Небраска. Город окружала колючая проволока, и здесь и там куски бревен и ветошь горели в пустых жестянках из-под масла, ветер уносил оранжевые спиральные отблески в небо. На изгибающейся северо-западной дуге шоссе номер два лежали, замерзая, десятки трупов, прямо там, где они упали, и обломки обугленных машин все еще трещали в огне.
В крепости, в которую превратился Брокен Боу за последние два дня, триста семнадцать больных и раненых мужчин, женщин и детей отчаянно пытались сохранить тепло вокруг огромного центрального костра. Дома Брокен Боу были разрушены на части и поддерживали пламя. Еще двести шестьдесят четыре мужчины и женщины, вооруженные винтовками, пистолетами, топорами, молотками и ножами, припали к земле в траншеях, наскоро вырытых в земле вдоль колючей проволоки на западной окраине города. Их лица были обращены на запад, к пронзительно завывающему ветру, убившему так многих. Они дрожали в своей изорванной одежде, но сегодня вечером они боялись смерти другого вида.
- Вон они! - крикнул мужчина с затвердевшей от льда повязкой на голове. - Вон! Они идут!
Канонада выстрелов и взрывов эхом отозвалась вдоль траншей. Быстро были проверены винтовки и пистолеты. Траншеи вибрировали от нервного напряжения, и дыхание человеческих существ кружилось в воздухе, как алмазная пыль.
Они увидели головные огни, медленно покачивающиеся через бойню на шоссе. Потом жалящий ветер донес звуки их музыки. Это была карнавальная музыка, и по мере того как они приближались, худой, с ввалившимися глазами мужчина в поношенном овчинном пальто поднялся в центре траншеи и навел бинокль на приближающийся транспорт. Его лицо было испещрено темно-коричневыми келоидами. Он опустил бинокль, прежде чем холод мог затянуть окуляры.
- Прекратить огонь! - крикнул он влево. - Передайте дальше! указание начали передавать по очереди. Он посмотрел направо и прокричал тот же самый приказ. Потом он застыл в ожидании, одной рукой в перчатке сжимая под пальто автоматический пистолет "Ингрем".
Машина миновала горящий автомобиль. В красноватых отблесках можно было заметить, что на бортах этого грузовика остатки краски рекламировали различные сорта мороженого. Два громкоговорителя возвышались на кабине грузовика, а ветровое стекло было заменено металлической пластиной, в которой были прорезаны две узкие щели, через них смотрели водитель и пассажиры. Переднее крыло и решетка радиатора были заслонены металлом, из брони торчали зазубренные металлические шипы около двух футов длиной. Стекла обеих фар были укреплены лентой и покрыты проволочной сеткой. С обеих сторон грузовика располагались бойницы, а на верху грузовика находилась грубая, сделанная из листов металла орудийная башня и высовывалось рыло тяжелого пулемета.
Бронированный грузовик, чей видоизмененный двигатель хрипел, переехал шинами, обтянутыми цепями, через труп лошади и остановился в пятидесяти ярдах от колючей проволоки. Веселая, записанная на магнитофон музыка продолжалась еще, может быть, минуты две и потом установилась тишина.
Молчание затянулось. Наконец послышался мужской голос через громкоговоритель:
- Франклин Хейз! Ты слушаешь, Франклин Хейз?
Тощий мужчина в овчинном пальто прищурил глаза, но ничего не сказал.
- Франклин Хейз! - продолжил голос насмешливо и оживленно. - Ты оказал нам честь, сражаясь с нами, Франклин Хейз! Армия Совершенных Воинов приветствует тебя!
- Пошел ты! - тихо проговорила дрожащая женщина средних лет в траншее рядом с Хейзом. На поясе у нее висел нож, в руке был пистолет, и зеленый келоид в форме листа лилии покрывал большую часть ее лица.
- Ты прекрасный командующий, Франклин Хейз! Мы не думали, что у тебя хватит силы уйти от нас в Даннинге. Мы думали, ты умрешь на шоссе. Сколько вас осталось, Франклин Хейз? Четыреста? Пятьсот? И сколько человек в состоянии продолжать борьбу? Может быть, половина из этого числа? Армия Совершенных Воинов насчитывает более четырех тысяч здоровых солдат, Франклин Хейз! Среди них и те, кто были под твоим руководством, но решили спасти свои жизни и перешли на нашу сторону!
Кто-то в траншее слева выстрелил из винтовки, и за этим последовало еще несколько выстрелов.
Хейз закричал:
- Не тратьте пули, черт бы их побрал! - Огонь уменьшился, потом прекратился.
- Твои солдаты нервничают, Франклин Хейз! - насмехался голос. - Они знают, что они на волосок от смерти!
- Мы не солдаты, - прошептал себе Хейз. - Ты, ненормальный ублюдок, мы не солдаты.
Каким образом его сообщество выживших - сначала насчитывавшее свыше тысячи людей, пытающихся восстановить город Скотсблаф - оказалось впутанным в эту безумную "войну", он не знал.
В Скотсблаф приехал фургон, который вел длинный рыжебородый мужчина. Из него вышел хилый человек с бинтами, закрывающими все лицо, кроме глаз, прикрытых солнцезащитными очками. Забинтованный мужчина говорил высоким, молодым голосом. Он сказал, что давно сильно обгорел; попросил воды и место, где можно провести ночь, но не позволил доктору Гарднеру даже дотронуться до своих бинтов. Сам Хейз, как мэр Скотсблафа, показал молодому человеку сооружения, которые они восстанавливали. Спустя какое-то время среди ночи двое мужчин уехали, а спустя три дня Скотсблаф был атакован и сожжен до основания. В его сознании до сих пор отдавались крики его жены и сына. Потом Хейз повел выживших на восток, чтобы спастись от маньяков, преследовавших их. Но Армия Совершенных Воинов имела больше грузовиков, машин, лошадей, трейлеров и бензина, больше оружия, пуль и "солдат", и группа, которую вел Хейз, оставляя за собой сотни трупов.
Это был безумный кошмар без конца, осознал Хейз. Когда-то он был выдающимся профессором экономики в университете Вайоминга, а сейчас он чувствовал себя как затравленная крыса.
Фары бронированного грузовика горели как два злобных глаза.