- Ну да, да, ведь ты тут впервые, - заговорил Кис с чувством и видом человека, знающего жизнь. - Это, впрочем, неважно. И все, конечно, это пустяки - лампа и так далее. Проказы. Но, во-первых, - Кис значительно вздернул бровь, - тут есть магнит и по-притягательней... - Он поглядел на Ёлу, сам в тайне обрадовавшись цитате, которая только что пришла ему в голову. Ёла вежливо потупилась, ожидая, чт( дальше. - А потом, во-вторых, - заключил Кис, - свобода: без гегельянства, вот видишь ли, натуральная. Гм... - Тут он удостоверился еще, что Гаспаров понял сказанное и, по своему обыкновению довольный собою и им, смолк.
- Mersi, - сказала Ёла светски, подымая взгляд от букета, который держала пока на коленях. - Ты забыл о ma tante.
Кис тотчас смутился. Он в самом деле упустил из виду, когда строил планы, что нужно будет поздравлять Наталью Поликарповну, и, собственно, вовсе не ждал, что застанет ее. Правда, в словах Ёлы заключен был двойной смысл, а с другой стороны, у Киса был и второй букет; но он предназначался Маше, и Кис как раз раздумывал, удастся ли ему так же беспечно поздравить Машу и болтать с нею - по крайней мере, при ней с другими, как он это делал теперь.
- Ох, ну разумеется! - воскликнул он поспешно, пряча смущение. - Где же ma tante?
- Ее теперь нет, - ответила Ёла с невинным видом. - Что ж: она в самом деле нужна тебе? - Вместо "в самом деле" Ёла слегка выделила "она", насмешливо сощурясь.
- Позволь, позволь, - запротестовал Кис, который, конечно, хорошо очень понял намек, и у которого вместе с тем отлегло от сердца. - Я, может быть, еще не решил, за кем приударить - за тетушкой или племянницей.
Ёла и Гаспаров рассмеялись. Кис между тем, болтая, действительно старался прикинуть в уме, когда именно может явиться Маша. Пока что его и печалило и вместе радовало ее отсутствие: по примеру многих в его положении, Кис в сердце своем боялся своего кумира.
- Эй, Кисонька! - позвала Света с дивана. - Поди сюда: они тут все обнаглели.
- Вот н(! Это с чего бы? - важно спросил Кис, прежде отвесив извинительный поклон Ёле и кивнув Гаспарову и затем выходя из "кельи" в общую часть studio. Портфель со вторым букетом он оставил за шкафом, прислонив его неприметно к тумбочке и рассудив про себя, что тут он едва ли попадется кому-нибудь некстати под руку, а между тем глупо было бы таскать его все время с собой до прихода Маши. Свету он застал притворно-обиженной и веселой.
- Хамят, - лаконически объявила она ему, указывая в сторону Пата и Тристана и при этом насмешливо, хотя и внимательно его оглядывая; у ней кое-что было на уме, и она недаром позвала его.
- Ты ее не слушай, Кис, - печально воспротивился из-под стола Тристан, копавший, как и прежде, розетку. - Мы были куртуазны.
- Да? гм, - на лице Киса явилось строгое выражение, вызванное, правда, насмешливым тоном Светы, но которое сам он тотчас решил адресовать Тристану. - Сейчас увидим, - посулил он. - Ну? чт( тут у вас?
Света перестала улыбаться и презрительно скривила рот.
- Орловской, оказывается, это можно, - сказала она, вытягивая голые ноги и ставя их на острие каблучка так, чтобы ими удобно было вертеть из стороны в сторону (Ёлу обычно она звала по фамилии). - А мне шиш, да? Разве я плохо одета?
Пат хихикнул
- Изрядно, - признал Кис, смерив ее взглядом. - Это всё?
- Всё, - Света с серьезностью кивнула. - Ладно уж, хоть ты еще соображаешь, - прибавила она, подумав. - Ну-ка: иди сюда. - Это она произнесла с чуть слышной интимной хрипотцой и похлопала по пружинам возле себя.
- Эй, эй! Не говори так; он бог знает чт( вообразит, - заволновался Пат, хрипотцу расслышавший.
- Тебе-то что?
- Как же: а репутация дома?
Кис плюхнулся на диван возле Светы и уложил руку на спинку вдоль светиных плеч.
- Далась вам эта репутация, - сказал он сварливо, подгоняя по необходимости тон к смыслу слов; строгость его уже исчезла. - С тетей Натой, что ли, переобщались? Тут все свои, недоразумений не выйдет. Взять хоть Тристана...
- Ага, - сказал Тристан, - возьми.
Он выполз из-под стола, ткнул что-то в магнитофоне, и тот вдруг взревел с адским рокотом, гадко растянув первый звук. Кис поморщился. Тристан, впрочем, тут же умерил басы, вообще выровнял частоты и, повернувшись к Кису и Свете, сделал рожу. Света в ответ высунула ему язык.
- I just want - to say - I love you* , - подпел магнитофону Пат, произнося "love" через о, по-американски, и обращаясь к Свете.
- Отвали, - сказала она. - Кис! Пошли потанцуем.
Кис, который только что присел, тотчас с готовностью и поднялся, подавая ей руку. Впрочем, после того, как они доплясали песенку до конца, он заявил, что хочет курить. Танцевать он почти не умел, хотя с Светой это было приятно, а курить его в самом деле давно тянуло. Studio вновь обволоклась дымом: из кисовой пачки взяли по сигарете все, кроме Тристана, и даже отнесли Ёле и Гаспарову за шкаф. Выяснилось, что Гаспаров не курит.
- Это напрасно, - заметил ему Пат наставительно. - Тебя, значит, не удастся отучить.
Гаспаров вежливо согласился. Шутка Пата, на его взгляд, была глупа, а кроме того он успел уже подпасть под действие ёлиных чар, так что теперь робел перед всеми и Патом чуть ли не больше прежнего. Разумеется, он первый отдал себе в этом отчет и постарался это скрыть, улыбаясь и по-возможности отмалчиваясь. В отличие от Киса он в таких случаях не испытывал нужды говорить.
- Слушай-ка, Кис, - сказала между тем Света, когда они с Кисом, оттанцевав, вернулись на диван; она неторопливо и глубоко затянулась и в это время перестала улыбаться. - Что это ты нынче расфуфырился? На тебя тяжело смотреть.
- На тебя тоже, - сказал Кис, слегка обидевшись и переполнясь тотчас злой иронии; он наклонился к ней. - Я, можно сказать, трепещу, - проговорил он трагически, с деланным пылом. - Ты же знаешь, я давно влюблен...
- Я знаю, - кивнула Света, но так, что Кис вдруг осекся. Глядя мимо него и выпуская одновременно со словами изо рта дым, она продолжала странно-серьезно. - Если тебя это утешит, можешь сегодня поволочиться за мной. Орловская все равно занята с этим противным Гаспаровым...
От светиных слов внутри у Киса что-то болезненно ущемилось. Он почувствовал боль под ребром, в области диафрагмы, но даже толком не разобрав, отчего могло это быть, понял вдруг, что Света говорит ему это не так просто, что т(, о чем на самом деле она говорит, близится сейчас к нему, Кису, и она это знает и видит, а он нет.
- П-почту за честь, - вымолвил он с запинкой, садясь тотчас прямо. Света пока молчала. Однако же Кис, не зная точно, как понимать ее слова и боясь, кроме того, конфуза, молчания тоже испугался. Ему стало неловко, хотя внешне он и ответил впопад, и для того, чтобы неловкость сгладить, Кис спешно встрепенулся и заговорил обычным своим тоном, делая как бы вид, что смеется над собой: он где-то читал, что в этом заключен смысл романтической иронии. - А-а, да, кстати! - заговорил Кис. - Я тут подумал: не покружить ли мне, часом, голову Ирке. (Он косвенно глянул в сторону Тристана.) Ты чт( скажешь? она теперь одна; чем мы не пара?
Света в ответ надула было губы. Но тут же и рассмеялась - Кису в тон: в ее планы не входило отнюдь упорствовать в своем предложении.
- Попробуй, - сказала она, смеясь и поводя красиво плечами. - Ирка-то от тебя без ума... Ага! - прибавила она, взглянув на дверь, - вон, кажется, сама она; сейчас спросим. ("Сейчас" она произнесла как "щас".)
Действительно, при этих ее словах в прихожей раздались шаги и голоса - и в комнату вошло сразу целое общество. Но, к своему удивлению, дрогнувший сердцем Кис - он думал, что увидит Машу - увидел почти сплошь одни только незнакомые лица. И, собственно, кроме Иры, которая в самом деле вошла со всеми, но держалась особняком и, должно быть, как и Кис, никого не знала, - кроме нее Кису был тут знаком лишь пресловутый Лёнчик, тот самый, о котором говорил Тристану Пат, и чего, к слову же, Кис не слышал... Его, впрочем, едва ли бы и заинтересовало это, как не заинтересовало и Тристана: они с Лёнчиком недолюбливали друг друга.
Лёнчик - маленький, верткий, с кривой ухмылкой и злыми глазками на веснушчатом в желтую мелкую крапинку лице, с носом острым и хищным, вздернутым решительно вверх, уже даже своим видом не мог бы понравиться Кису. Все в нем говорило о том очень практическом, незамутненном чтением и всякой побочной чепухою взгляде на вещи, который, правда, был и у Пата - но, в отличие от того, не мягком и симпатичном, а, наоборот, воинственном. Каратышка-Лёнчик - это было видно - умел скалить зубы на жизнь.
Сейчас, как и всегда, он был оживлен. Он тотчас пожал руки Тристану и Пату, пропустив Киса, которого тоже, конечно, терпеть не мог и только косо хмыкнул, его оглядев, - и сунул нос за шкаф.
- Эге, Гаспарыч! - заорал он тут же пронзительным смешливым голоском, словно пересыпанным от звука к звуку сиплыми песчинками и потому подходившим ко всему его облику. - Ёлка, привет! Откуда ты его взяла?
Гаспарову он руку подал, хотя отличал про себя не более Киса, но говорить больше ничего не стал и сразу вынырнул обратно в studio.
Между тем приход его и тон Гаспарову не понравился. Тем более был он удивлен, заметив, что Ёла отвечала Лёнчику радушно и, должно быть, глядела на него как на тесного и теплого приятеля, отношения с которым давно установлены и обоюдно определены. Казалось, она даже была рада ему. Так это было и на самом деле - по случаю, о котором Гаспаров не мог, конечно, догадаться, хотя отчасти дело было в нем самом.
Попросту все объяснялось тем, что Ёла, решив про себя соблазнить слегка Гаспарова - это она решила еще тогда, когда услышала в первый раз, что он будет у ней на вечеринке, - от некоторой неопытности своей заключила сама с собой, что сделать это будет не так-то легко. Гаспаров казался ей слишком уж себе на уме, нелюдимым и мрачным, и, думая так, она сочла за лучшее взяться за него сразу, с порога. Но у нее было и чувство меры. Она хорошо знала, как вреден может быть перебор, а потому, добившись первого результата (добилась она его много быстрей, чем ожидала), сейчас же стала отыскивать украдкой повод, чтобы изменить весь ход дел: Гаспаров, в сущности, нужен был ей лишь для галочки, она не собиралась пополнять им список своих жертв. Лёнчик же, и сам по себе не вовсе ей безразличный (в глубине души Ёла не скрывала от себя этого), к удовольствию ее, явился как раз вовремя за шкаф, прервав их tкte-а-tкte так именно, как это ей было надо.
Она тотчас воспользовалась этим. Улыбаясь невинно Гаспарову, она отдала ему подаренные Кисом цветы, попросив его куда-нибудь их пристроить, поднялась вслед за тем с кушетки и, еще раз ему улыбнувшись - уже напоследок, - ушла встречать новых гостей.
Гаспаров приуныл. Оставленный в одиночестве в "келье", с цветами на руках, вначале попытался он объяснить себе, чем могла быть вызвана излишняя, на его взгляд, приветливость Ёлы в отношении ее к Лёнчику. Однако, как он ни старался, кроме дружбы меж Патом и Лёнчиком с одной стороны и привязанности Ёлы к Пату с другой, на ум ему не шло. А между тем и это его мало устраивало. Он вздохнул. За шкафом ему стало уже скучно. С сомнением поглядел он вокруг, ища, как бы избавиться по крайней мере от цветов: портфель Киса как раз попался ему на глаза. Но, решил он, сложить туда цветы без ведома Киса было бы столь явной бестактностью, что он даже поморщился, спешно выкинув это из головы, и поднял взгляд выше, к свече, горевшей над тумбочкой.
Тут ему на миг показалось, что выход найден и что букет можно попросту оставить на толстом, переложенном закладкой томе Чехова (Ёла читала вперед по программе). Эстетически цветы шли к ребристому корешку. Однако сейчас же подумал Гаспаров и то, что Ёла, конечно, сделала бы это сама, без него, если б хотела, ей незачем было отдавать ему букет... В затруднении побарабанил он пальцами по колену. Теперь уж он ничего придумать не мог и сам это видел. Явиться в studio с букетом цветов, к тому же чужих, в руках он, разумеется, тоже не захотел. Пристроившись как мог удобнее на кушетке, закинув ногу за ногу и положив цветы на ворс коврика возле себя, решил он ждать, тем более что, судя по голосам в studio, новые гости не собирались задерживаться долго. Он еще взглянул на часы было без малого десять, - и, не имея другого занятия и устремив рассеянно взгляд на огонь, он стал следить за тем, что было слышно в гостиной. Вскоре он обнаружил, что без труда понимает порядок и смысл событий, происходивших там.
Гости - те, что явились с Лёнчиком, предводительствуемые им, составляли, вероятно, его уличную команду и были знакомы Ёле не больше, чем Гаспарову и всем прочим. Вошло из сразу человек пять или шесть, а потому на пороге, как они ни толпились, все уместиться не смогли. Они к тому же еще робели и не шли вперед, в studio, отчего задним поневоле досталось только выглядывать из прихожей через спины передних. Все они были уже слегка навеселе. С красноватыми от мороза лицами, в распахнутых настежь каких-то черных полушубках или в клетчатых дешевых пальто, с длинными шарфами навыпуск и в кромешных шапках с ушами, завязанными неплотно вверх, они составляли жалкое и вместе грозное зрелище. Входя, они галдели и пересмеивались, и так же, видно, галдели и пересмеивались на лестнице - в глазах их мерцало возбуждение от вина и сообщества,- но тут вдруг затихли, став у порога и, непроизвольно-почтительно улыбаясь, смотрели перед собой: чужой дом их смутил. Из всех них один Лёнчик чувствовал себя здесь в своей тарелке. Но и он, конечно, не мог не заметить общей принужденности; его оживление, его особое намеренное веселье было вызвано именно этим: он попросту старался показать своим, как именно следует тут себя держать. Сам он не церемонился и, на свой лад, был злобно-весел.
- Фиу! - присвистнул он, выходя на подрагивающих молодцевато у колен ногах из-за шифоньера в studio и увидав в руках у Киса пачку "Ту". - Самолеты курите? А-яй-яй. Дай-кось сюда - да не мне, не мне: даме, - уверил издевательски он его, ибо Кис что-то замешкался, протягивая ему сигареты. - Я слаботу не курю...
Он выхватил проворно у Киса пачку, запустил в нее корявые цепкие пальцы с никотиновыми пятнами у суставов, вытянул за фильтр три сигареты и, дурашливо кобенясь, подошел к своим, среди которых и в самом деле была девица.