Долговязый Вертел мрачно покивал. Неизвестный Книжнику мужичок, похоже преизрядно потрепал ряды кодлы, потому что рожа у Вертела преисполнилась самой, что ни на есть - вселенской тоски, густо замешанной на неподдельной злобе.
- А уж какое пошлое название придумали-то! - Веко крепыша задёргалось вдвое чаще. - "Зайти - не выйти". Это у кого же, хотелось бы знать - такая убогая фантазия? У нас все заходят, и выходят тоже. Выход, правда, на редкость однообразный, но это тут уж без права выбора. Как мать-природа распорядилась, так тому и быть.
Четвёрка снова зашлась в приступе хохота, на этот раз - довольно продолжительном.
- Да не дёргайся ты! - Отсмеявшись, Фюрер подошёл к Лихо вплотную. - Басмач у нас мастер узлы вязать, у него ещё никто не выскальзывал. А вот расслабиться - советую. Удовольствие получать всё же придётся... Мы, ребята незамысловатые, хотя и людоеды. Человечинку уважаем. Едим, жрём, наворачиваем за обе щёки, трескаем, хомячим. Одним словом - потребляем в своё удовольствие. Хотя мы много чего кушаем, но вот предпочтение отдаётся тому мясцу, которое умеет складывать два и два, и обычно норовит доказать нам - что от него, у нас непременно случится несварение желудка. Чего - как-то не случалось: вот такое расхождение теории и практики... Но и с женщинами во всех смыслах общаться не брезгуем, мужское начало требует.
Он начал расстёгивать на блондинке штаны, насвистываю какую-то мелодию, и с ублюдочной насмешечкой, глядя ей прямо в лицо.
- Басмач - полезный член общества. - Дополнительно сообщил он, стягивая штаны вниз, и развязывая одну верёвку. - Привязывает каждую ногу - по отдельности. Удобно. Одну отвязал, и пользуйся без проблем. Вот сейчас ты и поймёшь все превосходства этого метода. Ах, как я тебя трахать буду, ты даже не представляешь... Сука, мразь!
Он яростно ударил Лихо по щекам, наотмашь, со всей силы. Добродушный балагур куда-то пропал, и вместо него появилась опасная тварь, наслаждающаяся своей властью над беспомощной жертвой.
Ударил ещё раз, и ещё. Голова блондинки моталась из стороны в сторону, на её кресте не имелось никаких зажимов, вроде того, в котором находилась голова Книжника. Кровь из разбитого носа закапала на грязный пол, покрытый: как только сейчас заметил очкарик - тёмными разводами, похожими на высохшую кровь. И, учитывая признание Фюрера - озвучившего свои пищевые пристрастия: ею и являвшейся.
Сзади кто-то яростно замычал, скорее всего Шатун, но желанного звука ломающегося креста, очкарик так и не услышал. Громила был очень силён, но он не был суперменом, способным сделать что-то, выходящее за рамки его возможностей. Оставалось только покориться судьбе, и ждать, что же будет дальше. Хотя почти стопроцентный расклад, уже был обрисован: и надеяться на чудо...
Сзади, со стороны входа в помещение, раздался высокий крик, наполненный непередаваемым ужасом, как будто с кого-то заживо сдирали кожу, при этом опаляя освобождённые от неё места - сильной струёй огня! Фюрер замер в нелепой позе, с наполовину снятыми штанами. Остальные быстро переглянулись, на их физиономиях было отображено самое натуральное недоумение, пока ещё не успевшее смениться страхом. Вертел с "тусклым" Басмачом, бросились ко входу; долговязый на ходу начал вытаскивать торчащий сзади за поясом "Глок".
В ноздри Книжника резко ударил какой-то незнакомый запах, пряный, устойчивый. Первый крик поперхнулся, заткнулся: сопровождаясь каким-то непонятным, влажным треском. Словно вопящему, с размаха вбили в глотку затычку: самую малость - превосходящую размеры ротового отверстия. Запах усиливался, становясь почти невыносимым, резким...
Очкарик замер, боясь пошевелиться. Сзади, одновременно заорали в два голоса, и Книжник с самыми смешанными чувствами, узнал в них голоса Вертела и Басмача. Фюрер, выставив вперёд ладони, и уронив штаны на пол, попятился. Упал, запутавшись в одежде и, пополз к дальней стене, отчаянно подвывая. Опасная тварь исчезла, и на его лице теперь красовалось выражение, которое бывает у человека, узревшего нечто, выходящее за пределы его понимания. И, с небрежно наляпанной на этом самом явлении - бирочкой "Скорая Смерть". Страшная смерть. Одна штанина сползла напрочь, и брюки волочились за ним, таким же комичным элементом, нисколечко не соответствующим назревающей ситуации.
Самсон тоже заорал, и бросился бежать куда-то вбок, сломя голову, заполошно размахивая руками. За спиной Книжника, послышался выворачивающий желудок наизнанку, звук. Как будто Басмача с Вертелом, давили, тонким слоем размазывая по бетонному полу помещения. Их крики тоже смолкли, с тем же характерным треском, зато заверещал пузан, пропавший из поля зрения очкарика.
Фюрер пока был целёхонек, он полз как можно быстрее, стараясь разорвать расстояние с чем-то, пока ещё невидимым Книжнику, но жутко напугавшим людоеда. Дополз до стенки, и с расширившимися от ужаса глазами, пополз вдоль неё, в самый дальний угол.
Книжник дышал через раз, страстно желая оказаться подальше отсюда, или хотя бы слиться воедино с крестом, к которому он был привязан. Естественно, ни первого, ни второго - не получалось, по причине сугубой материальности этого мира, в котором не было места волшебству, и прочим сопутствующим дисциплинам.
Через несколько секунд, крепыш, забившийся в угол; взвыл нечеловеческим голосом. Очкарик, неотрывно наблюдающий за всем происходящим, заметил еле видное колебание воздуха, принявшего какие-то невнятные очертания, приближающееся к Фюреру. Безусловно, у воздуха не может быть очертаний, а для колебания - не ощущаемого кожей, а глазом: в помещении была недостаточно высокая температура. Но к замеченному явлению, подходило именно такое определение, и ничего другого в голову Книжника не лезло, хоть ты тресни... А может быть, это просто был оптический обман, вследствие перекошенных на носу очков, и всего пережитого в последние несколько минут. Но он мог поклясться, что уловил что-то прозрачно-расплывчатое, скользнувшее в сторону ошалевшего от ужаса крепыша. И тут же возник закономерный вопрос, каким-то чудом пробившийся, сквозь заволакивающий мозг - безотчётный, панический страх.
Почему не он следующий? Ведь на пути к Фюреру, прежде всего, оказался именно он. И Лихо. Но они пока что оставались в живых.
Фюрер тоненько, затравленно взвизгнул, Книжнику было заметно даже с разделявшего их расстояния, что взгляд у крепыша был поплывший, потерявший всё разумное.
Через несколько мгновений, раззявленный в визге рот Фюрера, покрылся сеточкой кровоточащих трещин, убегающих от губ - к носу, щекам, подбородку. Ещё через очень недолгий промежуток времени, за который сердце успевает стукнуть ровно один раз - вся кожа на лице крепыша, лопнула с тем самым треском, обнажив голое мясо.
Одежда на теле людоеда - исчезала, словно её щедро окатили кислотой, растворялась прямо на глазах. Грудь, живот, пах, ноги - всё покрывалось паутиной трещин, кровь брызгала из них фонтанчиками, как будто внутри тела создалось изрядное давление, выталкивающее ярко-красную жидкость наружу. На полу мелко трепыхалось нечто, уже нисколько не походившее на человека - окровавленный кусман плоти, биомасса...
А потом, раздался тот самый, тошнотворный звук. Людоеда вмяло в пол и, стало расплющивать, превращая в багровую слизь; неравномерным, широким мазком, распределяемую по поверхности. Не осталось ни костей, ни кусочков плоти - только слизь, кашица, багровая субстанция. Пока ещё тёплая, влажная, и, как снова померещилось Книжнику - шевелящаяся...
Пряный запах назойливо бил по обонянию, в голове начинало мутиться. Несмотря на всю непереносимость увиденного, от которого любой желудок давно выбросил из себя содержимое, Книжник не испытывал желания проблеваться. Все остальные, более жуткие ощущения, намертво заглушили эту естественную реакцию человеческого организма. Да, и куда травить-то? Со ртом, плотно забитым куском материи? Очкарик старательно дышал через нос, понимая, что его черед может прийти в любой момент. Но отчаянно цеплялся за жизнь, надеясь. Надеясь неизвестно на что...
Над тем, что ещё с полминуты назад, было людоедом, по кличке Фюрер - вдруг медленно начал вспухать, наливаясь ярко-алым свечением, что-то, напоминающее круглый купол, диаметром метров в пять-шесть: проявляясь из воздуха, из ниоткуда. Книжник вдруг испугался, что край "купола" достанет до них, и случится что-то непоправимое. Но явление, достигнув высоты примерно в полметра, начало подрагивать, и его основание, стало как бы "скатываться" кверху: исчезать, пропадать из виду...
Запах всё так же стоял в помещении, но дышать уже стало чуть легче. Книжник по-прежнему старался выглядеть естественным продолжением креста, боясь, что это была только разминка. А сейчас неведомая сила, раскатывающая людей даже не в лепёшку - вернётся, и они, все четверо - станут похожи на людоедов, в их нынешнем состоянии.
Но время шло, и ничего не происходило. Никто, и ничто не торопилось нанести визит в помещение. Очкарик робко повернулся в сторону блондинки, пребывавшей в беспамятстве, от деликатного отношения Фюрера. Голова блондинки безвольно лежала на груди, которая, к - безразмерной радости Книжника, равномерно двигалась в такт дыханию.
Книжник вздохнул, и начал делать первые попытки к освобождению. После нескольких минут усердного пыхтения носом, и яростного напряжения ручных, и ножных мускулов, он сдался. Не Гарри Гудини, в самом-то деле... Надежда оставалась только на Шатуна, который, может быть сумеет что-то предпринять, применив свои физические данные. Но фразочка, оброненная Самсоном, по поводу количества веревок, потраченных на укрощение громилы, сводила все надежды к цифири, имеющей приятную овальную форму.
Сбоку донеслось негромкое мычание. Книжник скосил глаза вбок, старательно выворачивая голову, пока зажимы не стали причинять боль. Лихо несильно мотала головой, приходя в себя. Голая нога, штанина с которой была снята прямо через ботинок, напряглась, словно ища опору.
Очкарик с упоением замычал, привлекая к себе внимание. Блондинка повернула голову в его сторону, явив обзору запачканное кровью лицо. Упоительное мычание Книжника, сменилось сожалеющим.
Лихо обвела взглядом место, в котором они все находились. Продолговатый мазок того самого цвета, который не оставлял сомнений по поводу, из чего этот мазок, собственно и был сотворён: задержал её взгляд совсем ненадолго. Она снова повернула лицо к Книжнику, и тот пару раз дёрнулся, показывая, что ему никак не совладать с путами, сооружёнными опытной рукой.
"Бац!" - Лихо звучно приложила каблуком ботинка, одетого на свободную ногу, по основанию креста: и, из носка выскочил узкий стальной язык, длиною сантиметров в пять. Опустив голову вниз, блондинка принялась вдохновенно пилить верёвки, которыми была привязана вторая нога.
Спустя минуту, парная конечность была свободна. Повиснув на руках, Лихо продемонстрировала неплохие акробатические навыки, и хорошую прокачку пресса; и начала чиркать лезвием по оставшимся верёвкам. С шестой попытки, правая рука стала свободной. Книжник восторженно мычал, наблюдая за всеми этими телодвижениями.
Ещё через крайне непродолжительное время, она была полностью свободна. Вытащила изо рта кляп, и принялась натягивать штаны, которые оказались, вследствие перерезки верёвок - безнадёжно покромсанными спереди, и немного - с левого бока.
- Штанам не терпелось последовать по стопам куртки... - Философски сказала Лихо, обозрев, приобретшие новый фасон, штаны. - Печально, но факт. Да не дёргайся ты, иду уже...
Последняя фраза адресовалась Книжнику. Но сначала, она подошла к тому, что осталось от Фюрера, и, наклонившись, двумя пальцами, подняла деактиватор, лежащий с самого края. Протёрла его грязной тряпкой, лежащей на столике-тележке, которой, по всей видимости - вытирали побывавшие в работе инструменты. Вернулась к Книжнику.
Освободив его голову от зажимов, и орудуя ботинком - Лихо в полминуты освободила очкарика, который с трудом сдержался, чтобы не броситься ей на шею. А вдруг, не так поймёт?
Лихо направилась к Шатуну, озадаченно примеряясь к целому сонму верёвок. Фюрер не соврал: вязали громилу действительно вдохновенно и, с большой оглядочкой на вполне вероятные сложности. Целый контейнер с коими, Шатун мог бы открыть, начав раздачу, в которой не было бы места скаредности и промедлению.
Книжник же, сгрёб с тележки-столика, первый попавшийся под руку инструмент, направился к Алмазу, принявшись кромсать верёвки с законченной ненавистью, как будто это были не верёвки - а Фюрер со сподвижничками.
- Изготовление дверных ковриков для ада, извольте видеть... - Он был бледен, но, как и Книжник, не торопился сгибаться пополам, и похабно пародировать Ниагару, с помощью содержимого своего желудка. - У меня штанина не хлюпает сзади? Если и так, то - нисколько не стыдно...
- Хорош юморить! - Лихо махнула ботинком, подзывая их с очкариком. - Давайте, эту улучшенную копию гордиева узла, как-то разрубать. Ушатаюсь в одиночку-то...
- Это же просто копия, с замуринских зарисовок... - Сказал Шатун, спустя пару минут, освобождаясь от последних верёвок. - И запашок аналогичный. Не находишь, стеклорез? Или воспоминания несколько поблёкли?
- Такое не блёкнет. - Алмаз явственно передёрнулся, непроизвольно оглянувшись на результат посещения неизвестной напасти. - А уж, после сегодняшнего просмотра, во всех подробностях процесса - точно никогда не забуду... Деактиватор не пострадал?
- Не должен. Я, конечно же, не знаю, на сколько атмосфер выдавала эта диковина, размазавшая Фюрера по бетону: но насколько помню - наша последняя надежда рассчитана на колоссальные нагрузки. Ладно! Минута, отведённая на простые человеческие слабости - истекла. - Лихо привычно взяла командование в свои руки. - Есть такое, насквозь идиотское предложение - выбираться отсюда. Есть несогласные, или воздержавшиеся? Нет? Тогда - марш!
Они покинули помещение, двигаясь очень осторожно. Никому не хотелось отправляться в небытие, причём очень болезненным способом.
- Почему нас-то не тронуло? - Шатун шёл чуть впереди Лихо, готовый сокрушать, плющить, и дербанить пополам и вдребезги. - Побрезговало? Или пожалело?
- Если бы я знала... - Блондинка пожала плечами, выразив лицом крайнюю степень озадаченности. - Может быть - потому что мы не двигались. Может быть - потому, что молчали. Не знаю. Но, кому от этого хуже?
- Никому, собственно... - Буркнул идущий сзади Алмаз, ощущающий себя практически голым, без чего-либо огнестрельного. У него даже выгребли из карманов всё метательное оружие, подчистую. Пара ножей, прихваченных со столика-тележки - настроения, почти что не подняли.
- Куда наше добро дели, узнать бы... - Шатун обошёл стороной ещё два, находящихся друг от друга, на расстоянии вытянутой руки, мазка. - Да только, как я вижу - не у кого. Щепетильно прошлась аномалия по людоедскому шалману, без халтуры. Я бы лучше не смог, признаю безо всякого смущения. Придётся самим искать...
- Найдём. - Сказала Лихо. - Вряд ли его стали прятать, каким-то неведомым чувством поняв, что нам сегодня сфартит, и мы пришкандыбаем требовать своё имущество обратно на бочку. Они - хоть и людоеды, но ведь не оракулы же. Иначе знали бы, что стрясётся полный абзац...
- Вот тебе, и - "Зайти - не выйти"... - С какой-то непонятной обидой высказался идущий за блондинкой, Книжник. - Я-то думал, что здесь что-то загадочное, непознанное...