О Славкиной даче надо говорить отдельно. Она не имела ничего общего с теми совковыми шестисоточными участками, которые были у большинства трудового народа. С другой стороны, она не имела ничего общего с номенклатурными дачами или дачами современных русских нуворишей. Это был особый случай. И любили там бывать все, кто когда-либо был туда приглашен. Что и говорить о нас - Славкиных приятелях! История этого дома восходит к незапамятным временам. В собственности Славкиной семьи она появилась, где-то в шестидесятых, когда Славкин дед Семен Мартынович, заядлый охотник, купил в местной деревне крайний дом, стоящий на отшибе. Дом стоял метров за триста от других домов, если идти прямо по берегу через приболоченные заросли ивняка, а, кругом, по дороге, и все полкилометра будет. Место, хотя и располагалось недалеко от города (всего 75 км), но направление было восточное и больших населенных пунктов вокруг не было, если не считать расположенного в пятнадцати километрах ближе к городу, районного центра.
За домом кончались все дороги. Только какие-то старые лесные тропинки вели, что на заливной луг, что на старые пожни и березовые перелески. А дальше начиналась настоящая тайга с дремучими ельниками и светлыми строевыми сосняками. И только за двухкилометровой охранной зоной, вокруг водоема, местами встречались старые и новые вырубки, к которым вели малопроезжие лежневки, проложенные от местного леспромхоза.
Сам дом стоял на большой лужайке, выходящей на уютный пляжик довольно большого проточного озера. Место было на небольшом пригорке, сухое, и комары - вечные враги человечества, появлялись здесь обычно только к вечеру. Большой сруб старого деревенского дома оставался целым, хотя и был основательно преобразован под современные удобства. Клеть была поднят на фундамент, окна увеличены в несколько раз, и со стороны озера пристроена веранда с большим крытым крыльцом, где можно было проводить время за сколоченным из бревен столом. На берегу стояла маленькая банька с мостками, с которых можно было, и купаться, и рыбу ловить, и просто дурака валять. Из огородов перед домом были только несколько клумб с цветами. Правда, было еще картофельное поле ближе к лесной опушке, но оно никого кроме самих хозяев не интересовало.
Сколько же памятных летних дней было проведено нами в различного вида дурака-валяниях по окрестностям этого милого уголка. А какие путешествия мы предпринимали на лодке - и на веслах, и под парусом и, когда уже стали взрослее, под мотором - вокруг озера, и вверх по реке и вниз по течению через протоку в соседнее, еще большее, озеро.
Поэтому, мы с Федькой, по первому же Славкиному зову, тряслись в Ниве, забитой таким нужным на даче барахлом. Дорога занимала около часа, так что у нас было время поболтать ни о чем. Чем мы и занимались, вспоминая забавные случаи из наших похождений на Славкиной даче. Федька смеялся, вспоминая:
- Жень, а помнишь эту рыбалку, когда ты сделал самое выдающееся забрасывание удочки?
- Да уж! Этого мне всю жизнь не забыть! Я ведь плавал тогда плохо.
Надо сказать, из нашей компании, я был самым заядлым рыболовом. Как-то раз, когда нам было лет по десять, мы выехали втроем на лодочке метров за семьдесят от берега, на каменистую отмель, где неплохо ловились окуни. Встали чин-чинарем на якорь, которым служил обмотанный проволокой камень. Закинули удочки. Все это было проделано под неусыпным контролем Славкиной мамы, которая с мостков прокричала нам "Смотрите! Утонете - домой не возвращайтесь!" - и видимо успокоившись, что мы на месте, пошла по своим делам.
Славка с Федькой вытащили по первой рыбешке. У меня же ничего не клевало, а поплавок все время затягивало под лодку. Я начинал сердиться и все время перезакидывал удочку. А делал я это "мастерски" - раскручивал удилищем леску пару раз над головой (при этом всем в лодке рекомендовалось пригнуться и опустить удилища) и старался закинуть поплавок как можно дальше от борта лодки. Не помню, сколько раз я проделывал этот трюк, пока не решил перебросить удочку на противоположный борт. Сделал я это так же "мастерски" от души маханув удилищем на другой борт. Однако, в запале, привстал и потянулся в сторону улетающего поплавка, и не заметил, как сам уже находился в свободном полете. Помню, что только успел удивиться: "Чего это я лечу, куда не надо?" - и тут же щучкой скрылся под водой.
- Да! Помню, как мы тогда испугались! - вспоминал Федька.
- А я-то, с испуга, вынырнул и как заору благим матом: "Помогите!", и только потом уже сообразил, что стою на дне. Правда, глубина была по горлышко, так что я сначала действительно подумал, что тону!
- А мы-то бросились тебя вытаскивать - чуть лодку не перевернули!
- А потом меня на солнышке сушили, чтобы на берегу не догадались о наших "приключениях"!
- Да, а у взрослых все было под контролем. Они все видели и только хихикали. Все-таки там мелко было, только от берега далековато. Хотя, наверно, в какой-то момент и они поволновались.
- Да, пожалуй, воспитывать нас не было необходимости. Вели мы себя после этого, как мыши, аж до самого вечера!
- Слушай, я все никак в толк не возьму. Ведь не лень было Славкиным родителям брать так часто с собой пару таких оболтусов, как мы!
- Да, за это им памятник нерукотворный ставить надо! - отшутился Федька.
Тем временем, съехав с трассы и прокатив по асфальту еще десять километров мы оказались на песчаной грунтовке, ведущей три оставшихся километра через сосновый лес к Славкиной даче.
- Закрывай окно, а то пыли наглотаемся! - предупредил Федька и припустил по песку.
Слава с Ташей основательно поработали над домом, пробуждая его от зимней спячки, и вышли на двор, погреться на теплом, почти летнем солнце.
- Как здесь хорошо! Хотя еще не хватает зелени. Но эта весенняя природа ни с чем не сравнима. Здесь такие запахи раскрывающихся повсюду почек и теплой влажной земли! - Таша разглядывала первые весенние примулы и крокусы украсившие клумбы перед домом.
- Солнышко, смотри не простынь, все же не лето! - крикнул Славка с крыльца.
- Да сейчас, наверно, все двадцать пять на солнце - теплее, чем в доме. Так что, можно вообще до купальника раздеваться! Нечего в доме в такую погоду сидеть, иди сюда!
"Как все же приятно чувствовать постоянную заботу" - думала Таша. Привыкнув уже к одинокой в своей независимости жизни, она, полгода назад, вдруг поняла, как многого ей не хватало до встречи со Славой. Таша вспоминала незабываемые дни уединения прошлой осенью, когда они приезжали сюда и просиживали долгие вечера у камина, а днем гуляли по лесу, собирая грибы и пробуя случайно сохранившиеся ягоды: "Все-таки, какое это удивительное место - прекрасное в любое время года!"
- Ласточка моя, не надо до купальника раздеваться! Пожалей меня, а то, как я буду делами заниматься? Да и ребят пожалей! Они-то без дам приедут. Каково им будет на такую красоту облизываться?! - притворно жалобным голосом Слава канючил с веранды
- Ладно! Уговорил! - рассмеялась Таша. - А то действительно, что я, почти голая, буду с тремя голодными мужиками делать посреди леса? И потом, опять по весне, наверно, какая-нибудь озоновая дырка в небесах появилась.
Их веселый диспут о пользе загорания женщин для эстетического воспитания мужчин был прерван появлением на поляне Федькиной Нивы.
- Слава! Иди гостей встречать! - крикнула Таша, направляясь к машине. Славка и сам уже заметил прибывших гостей и выскочил догонять Ташу.
- Привет! Добро пожаловать! - уже издалека крикнула Таша.
- О-о! Привет! Кого я вижу! - радостно вторил ей Федька. И сразу решил ввести новую пока для нас традицию приветствия с Ташей: - Обниматься,целоваться друзьям не запрещено?! - вопрошал он, идя с широко расставленными руками.
Я, шагая за Федькой, невольно залюбовался, летящей нам на встречу Ташей - ее точеной фигурой, обтянутой в джинсовый костюм и развевающимися по ветру волосами. Таша, все-таки немного смутившись, обнялась с Федькой "по-братски" подставив ему щечку для поцелуя. Тут же вырвалась из его, нежелающих так быстро отпускать, объятий и в спасительном рывке кинулась ко мне. Но у меня явно не хватало Федькиной, то ли выдержки, то ли наглости и, обнимая и целуя Ташу, я почувствовал, как замерло мое сердце. Ревнитель Славка сразу почуял неладное и, здороваясь, спросил:
- Ты что это какой-то пришибленный?
В панике ничего "приличного" не придумав, я просто признался:
- Ты знаешь, сколько не пытайся обниматься с такой красавицей по-дружески, все одно - дух захватывает.
- Ну это поправимо. Я могу тебя потренировать! А то Федю вон, не оторвать прямо! - хитрющее глядя на Славку, смеялась Ташка.
- Еще чего, размечтались! Напои, накорми, а они еще и жену уведут! Друзья, называется! - ворчал Славка.
- Все! Стоп! А то сейчас дуэль из-за меня устроите! Пошли устраиваться и планы строить! - скомандовала Таша и мы, захватив первую партию пожитков, прошли к дому.
Потом были обычные хлопоты. Решили провести обед-ужин на улице под первые в этом году шашлыки в Федькином исполнении. За столом на крыльце дома, греясь на нежданно теплом солнышке, водили неторопливые беседы.
- Вот в часов эдак в семь и выедем, - планировал поход на ток Славка. - Заранее костер и навес подготовим, чтобы не шуметь, а затем и на подслухи пойдем.
- А не поздно? Такая жара стоит! - спросил Федька
- Не должно. Видел, по дороге местами в болотинах еще снег белеет? Да и почки на березах еще толком не раскрылись. К тому же Ташу возьмем - новичкам везет!
- А может того? Поохотимся? У тебя же ружье было? - как бы невзначай спросил Федька.
- Специально дома оставил, чтобы и соблазна не было. Сам знаешь, глухарей здесь почти и не осталось. Зачем же последних добивать! И потом, - он поглядел на Ташу, взял за руку и сказал, - неприлично как-то это, при девушках кого-то убивать.
- Да, это было бы наверно слишком для моей психики, я все-таки не биолог… - Таша виновато посмотрела на меня, как бы прося извинения за неприличный намек на мои гипотетические садистко-лабораторные наклонности.
- Кстати, - вспомнил Славка. - На счет садизма. Что там у тебя в лабе приключилось?
Явно настал черед выкладывать новости. Я подсобрал в кучу мои изрядно расплывшиеся под действием алкоголя мозги и стал излагать проблему.
- Сначала просьба: все должно остаться между нами. Препарат, который я изучаю, уже проходит вторую клиническую стадию и прежде, чем я высуну где-нибудь свой язык, мне нужно быть на сто двадцать процентов уверенным в своих словах. Теперь по порядку. Пока я ездил по заграницам, к нам для тестирования на синаптическую активность поступил новый препарат Ксилонейросказин-В… - я излагал притихшей публике всю историю наших лабораторных перипетий и закончил рассказ результатами вчерашних анализов крови подопытной собаки, которая пробыла в коме более семи часов и проснулась при падении концентрации препарата в плазме крови с максимальной 1 мг/л до 0,1 мг/л.
- И что, после этого, все физиологические показатели в норме? - спросил Славка.
- Абсолютно! По крайней мере, те, которые мы можем замерить.
- Да, очень странно! Говоришь, ЭЭГ по нолям?
- Можно сказать, области лобных, височных и затылочных долей близко к фоновым, но мозжечок работает нормально.
- Это что же, собачка немножко умерла, а потом хвостиком вильнула и все в порядке? - с осведомленностью настоящего физика спросил Федька.
- Да, что-то на наркоз не очень похоже. Все-таки наркоз - это сон. А здесь как-то очень на смерть похоже получается! - тянул свои рассуждения Славка.
- Ну, как я и опасался, - ответил я. - Мне нужно было твое мнение, как медика, знакомого с анестезией.
- Слушай, а у собак все так же, как у человека с мозгом? Может просто видовые различия? - сумничал Федька.
- Нет, таких уж принципиальных отличий не должно быть, - рассеянно ответил Славка, явно озадаченный интерпретацией феномена. И, обращаясь ко мне, продолжил. - Я бы тебя поздравил с новым способом анестезии, но что-то здесь явно не так!
Таша, совсем было выпавшая из разговора, что-то напряженно про себя обдумывала. Потом спросила:
- И что, говоришь, собачки веселенькие и ласковые становились?
- Да они и до опыта то особо агрессивными не были, но вот радости у них сильно прибавилось. А ведь препарат не подымает уровня серотонина и к "веселящим" не относится!
- Знаешь, это мне сильно что-то напоминает! - заговорщицки начала Таша.
- Таша, Солнышко! Только не это! - взмолился Славка.
- А что же еще! Померла? - Померла! Потом радуется? - Радуется! Налицо все признаки, пусть и не человек! Ты что, не понимаешь, чем это может оказаться? - распираемая внутренним восторгом доказывала что-то Таша.
- Что-то я совсем вывалился из темы ваших дебатов, - пожаловался я. - На что ты намекаешь?
- Ну вот, - пробурчал шутливо Славка. - Сама теперь выкручивайся! Только смотри, чтобы тебя за ненормальную не приняли!
- Ну, если ты Ташу за ненормальную принимать будешь, то мы к ней всей душой! - подколол его сразу Федька и медовым голосом продолжил: Ташенька! Бросай ты его, он тебе не доверяет, а мы!.. Мы ведь на тебя молиться будем! Защитим тебя от любых происков и критиканов!
- Спасибо Феденька! - притворно обиженным тоном вторила ему Таша.
- Заговор! За моей спиной! И у меня на даче! - начал возмущаться Славка.
Я все-таки решил выяснить, о чем спор:
- Ташенька, если серьезно, ты знаешь, как я уважаю твои знания и способности. Так что, любое твое мнение будет очень важно для меня.
- Вот тебе! - Ташка показала Славке язык и, демонстративно повернувшись ко мне всем телом, стала рассказывать:
- Понимаешь, ты наверно читал доктора Моуди?
- Кто ж его не читал! - согласился я.
- Так вот, есть еще очень много описаний пограничных состояний сознания. Например, у Грофа, или Юнга, или Монро… Ну, в общем, почти все, побывавшие "там" после клинической смерти, испытывают чувства счастья и умиротворения! Что-то твои собачки, похоже, тоже где-то в астрале вкусную косточку нашли! Причем, как я поняла, никакого наркотического эффекта препарат не дает.
- А почему такой ажиотаж? - удивленно спросил я.
- А потому! Если этот препарат действительно так действует, то отделение или расширение сознания можно будет делать без всяких галлюциногенов! Понимаешь? Все внешние признаки клинической смерти мозга налицо и, вдруг, бац, и животинка живехонька и счастливая! Можно сказать: типичный случай пограничного состояния!
- Ты, кажется, уже и меня убедила! - Славка спешил реабилитироваться и задобрить Ташу.
- Ну и что нам с этим явлением делать? - спросил я.
- Надо втихаря перебазироваться к Славе, у него есть больше возможностей и ЭКГ и ЭЭГ и МЭГ, и никто подсматривать не будет! - наседала Таша.
- Ну какие-то опыты и я сумею по ночам поставить, но ты права: меня легко подловить смогут. И потом, у нас максимум, только макак резусов можно потестировать и то, разок - другой. Больше не дадут. А у вас в мединституте даже шимпанзе можно попробовать.
- Мм… - неопределенно мычал Славка, что-то просчитывая про себя.
- Только две проблемы, - вспомнил я, и тут же решил одну из них. - Где мы возьмем препарат? Его же еще нет в продаже. Но это поправимо, я "случайно испорчу" десятиграммовую банку порошка. Все равно, мы пользуемся инъекциями, а оральное введение препарата будет хорошо отработать на обезьянах, - со вздохом я подумал, что иду на должностное преступление, и спросил дальше у Славы. - А вот что мы будем делать с прибором? Такого гроба с музыкой, как у нас, у тебя почти наверняка нет?
- С такими функциями - нет, - ответил Славка
- Ну и все, делать нечего, - констатировал я.
- Как это нечего?! - вдруг возмутился Федька. - А я на что? Забываете господа медики-биологи, что я физик - полевик! Да я вам любую электромагнитную пушку в нашей мастерской склепаю, дайте только параметры сигнала!
- И действительно! Забыли с кем рядом сидим! - и Федька был одарен счастливо-восхищенным взглядом Таши. - Ура! Ребята, вы просто не представляете, какой подарок сегодня мне сделали.
- Да мы как-то и себя не обошли! - рассмеялся в ответ Федька.
- Кстати! Мы даже не выпили в честь события, из-за которого здесь собрались! - вспомнил я, и, кивнув Таше со Славкой, крикнул: - За Вас!
- Горько! - подхватил и развил идею Федька. - Самому нельзя, так хоть полюбоваться!
Славке с Ташей не удалось отвертеться, и они слились в долгом поцелуе.
- Ой!- расчувствовался Федька. - Как красиво! А у меня опять вино горчить стало…
- Обойдешься! Мы и без тебя потом продолжим! - возмутился Славка.
- Ой, мальчики, а вы знаете, что год назад в этот день, я, чуть не плача от злости, выскочила из его кабинета. Вот такая теплая у нас была первая официальная встреча!
- Да, пути господни неисповедимы, - декламировал Федька.
Я решил закончить обсуждение научной проблемы и резюмировал план действий:
- Итак, подведем итоги. Я пробую минимальную действующую концентрацию на собаках - это раз. Нащупываю диапазон частот и силу излучения - это два. Даю Феде параметры для изготовления излучателя - это три. Кстати, пушки не надо, всего лишь шесть электродов на голову. Так, что еще? Да, "порчу" препарат - это четыре… и пробую оральную дозу на резусах - это пять.
- А я с тебя не слезу - это шесть! - выпалила Ташка, сопровождаемая Федькиным ржанием, и, против воли, моей счастливой улыбкой. Тут же она попыталась поправиться, только усугубив Федькино веселье - Ну… я имела ввиду… буду помогать, чем только нужно.
- Извини Ташенька прожженного холостяка! - чуть не плача от смеха, просил прощенья Федька. - Это я Женьке позавидовал!
- Охальники - все бы вам посмеяться, невинную девушку в краску вгоняете! - наконец перешла в наступление Ташка.
- Ну хватит, - решил прервать двусмысленный разговор Славка. - О делах закончили. Теперь будем на ток собираться.
Охота на глухаря издревле считалась барской привилегией. Этого большущего лесного петуха, достигающего четырех-пяти килограмм, вполне можно назвать королем северных лесов. Обладая хорошим зрением и слухом, эта чуткая птица имеет свои недостатки в обороне: у нее почти полностью отсутствует обоняние. К тому же, во время тока, исполняя свою любовную песнь, самец задирает голову кверху и закрывает глаза во время одного из двух колен - "шипения" или "шелеста". При этом, он в течении двух-четырех секунд ничего не слышит вокруг. За что и был прозван глухарем. Во время другого колена - щелканья, которое может длиться гораздо дольше, все чувства возвращаются к птице и она внимательно следит за окружающим лесом.
Весь смысл охоты заключается в том, что охотник должен как можно ближе подойти к птице, перебежками во время шипения и, замирая за какими-нибудь укрытиями, во время щелканья. Эта игра глухарь-охотник далеко не всегда оканчивается в пользу охотника. Иногда глухарь может не сидеть на сосне, как обычно во время позднего тока, а бегать "по полу" - то есть по земле, жаждая крови соперника. Иногда он лениться из-за слишком холодной или теплой погоды, и тогда, охотнику приходится стоять по полчаса, то в раскоряк, то на одной ноге, а то, по пояс в снегу, или, провалившись в болото, ожидая, пока успокоиться подозрительная птица. Достаточно одного неосторожного движения или высунуться на прямую видимость, и охотник только слышит хлопанье крыльев улетающей птицы. Но если охотник терпелив, а глухарь не сидит посреди открытого болота, то бывает, можно подойти и под самую птицу так, что на голову начнут сыпаться кора и иголки из-под выводящей рулады огромного лесного петуха. Наблюдать с такого расстояния токующего глухаря - незабываемое зрелище. Его кажущиеся размеры увеличиваются вдвое за счет слегка расставленных крыльев и огромного - почти как у павлина, расправленного хвоста. Он красуется на фоне начинающейся зари с величеством лесного короля, поворачиваясь боками к перелетающим вокруг курочкам.
Мы выехали вечером на ближний ток - до него было десять километров на машине и всего полкилометра пешком. Правда, если машина, как минимум - Нива, а еще лучше - козлик. На простых легковушках в весеннем лесу делать нечего. Добрались мы без сюрпризов и сразу разбили бивак: напилили сухой сосны и сырой березы. А еще нам удалось найти комель давно упавшей сосны - самое жаркое и долгоиграющее топливо на ночь. Натянули стенку из брезента, чтобы отражала тепло от костра - при постоянно горящем пламени это гораздо лучше палатки. Потом мы разошлись в начинающихся сумерках на подслухи. Слава, ведя Ташу к исходной точке, объяснял шепотом:
- Говорят, ток сохраняется на одном месте столетиями, если только не подвергнется вырубке. Тогда, птицы сдвигают его к ближайшему сосняку на болоте. Заросшее сосняком болото и песчаные пригорки - обязательное условие для тока.
- А почему мы идем по дороге?
- Как ни странно, почти все лесные жители пользуются дорогами с не меньшим удовольствием, чем сами люди. Глухари, например, постоянно склевывают очень нужные для них камешки и купаются в песке… Смотри! Как раз место, где они устраивают песчаные купальни, - Славка показал Таше место усеянное сухими бананчиками глухариного помета вокруг разрытого птицами песчаного откоса.
Потом они долго стояли посреди просеки в полной тишине, нарушаемой только пересвистом пичуг. Таша встала на пенек, а Слава стоял чуть пониже и шепотом консультировал:
- Видишь, солнце коснулось горизонта. Сейчас должны прилететь. Не шуми и не двигайся, если глухарь сядет близко.
Они простояли еще несколько минут и, вдруг, Таша услышала сзади и немного справа звук легкого шелестящего свиста как будто крылья рассекают воздух. Только она успела обернуться на звук, как увидела летящую с большой скоростью на них огромную птицу, отливающую золотом в лучах заходящего солнца. Онемев от восторга, она наблюдала, как эта птица, без единого взмаха пролетела в паре метров над их головой и по инерции взмыла на верхушку огромной сосны, в пятидесяти метрах прямо напротив них. Притормаживая перед посадкой, глухарь громко хлопнул несколько раз крыльями и уселся точно на макушку, при этом кашлянув, как профессор перед докладом. Славка только успел восторженно прошептать:
- Ура! Есть! Теперь стой без движенья, пока солнце не сядет!
Это было одновременно и трудно и прекрасно - стоять недвижно и наслаждаться усыпающим весенним лесом. Глухарь с вечера не затоковал, только пощелкивал да вертел головой. Вдали еще раздалось хлопанье крыльев - это был второй прилет. Довольно скоро начало темнеть и вдоль просеки потянули вальдшнепы. Славка объяснял тихим шепотом, какие птицы поют вокруг. Совсем в сумерках, делая очень медленные движения, они потихонечку покинули пункт наблюдения. В темноте болото кипело жизнью. Низкими голосами урчали лягушки, где-то вдали гомонили тетерева. Вдруг над головой что-то загудело "Уррррр-уррррр".
- Не бойся! - шептал Слава. - Это какой-то кулик. Мы его киргуду прозвали. Он в воздухе зависает и крыльями этот звук издает. Мы еще мальчишками несколько лет выслеживали, что за привидение эти звуки издает, пока, наконец, не подглядели. Он теперь всю ночь летать будет.
Потом на болоте раздался истошный вопль.
- Ой! А это что это за кикимора орет? - испугалась Таша, прижавшись поближе к Славе. Вокруг уже была такая темнота, что она с трудом могла разглядеть его лицо. Только тонкая малиновая кромка неба на севере немного все подсвечивала.
- Не бойся! Уже в который раз успокаивал ее Слава. - Это выпь - птичка такая, я сам ее никогда не видел, а вот слышать часто приходится.
- С тобой мне не страшно. Но как это причудливо! Как будто на чужой планете оказалась. Звуки, запахи, сумеречные цвета - все какое-то сюрреалистическое!
- Поспешим к костру, Женька обещал лосося печеного сделать.
Они подошли к уже вовсю пылавшему костру.
- Что-то вы припозднились? Слышали чего? - встретил их Федор.
- Да! Такого я еще не видел! Глухарь прямо над нами спикировал и взлетел на макушку высоченной сосны! Таше определенно везет!
- Таш! Ну как тебе ночное болото? - спросил я, зная, что на новичка это должно произвести впечатление.
- Честно говоря, как на другой планете или в эпоху динозавров!
- Сейчас я вам буду демонстрировать приготовление рыбы по-фински. Меня один студент финн научил - действительно вкусно. Вот смотрите!
Я достал припасенную широкую доску, распластал напополам тушку рыбины, не разрезая кожу на спине. Вытащил кости и посыпал рыбу солью и перцем "на глазок". Пока рыба лежала на доске, я вырезал из рябинового прутика семь маленьких колышков. Потом втыкал нож по краям рыбы, пришпиливая ее к доске. Выдергивал лезвие и вбивал тяжелой рукояткой ножа колышек на место разреза так, что, в конце концов, рыба оказалась прочно пришпиленной к доске. Теперь осталось только приставить доску к огню и ждать, когда рыба пропечется.
А ночь тянулась дальше под обязательные охотничьи байки. Наташа, как будто извиняясь, спросила:
- Я слышала, что, вообще-то, женщин не берут на охоту! Я вам тут, надеюсь, не мешаю!
- Наоборот! Как такая умница да красавица может мужчинам помешать? Да и не охотимся мы сейчас! - ответил Федька и тут же спросил у Славки. - А помнишь, как смеялась твоя мама, когда увидела запись посиделок мужиков на охоте!?
- Да! Она долго смотрела и слушала на записи такие вот мужицкие разговоры у костра, а потом как засмеется! Говорит: "Пятеро мужиков всю ночь у костра сидят и ни одного матерного слова!" А отец ей и отвечает: "Так не перед кем выпендриваться! Вот все и говорят нормальным языком".
- Прямо Тургеневские какие-то мужики у вас! - усмехнулась Таша. - А как здесь на счет зверей?
- А это зависит от того, как ты их - боишься или нет? Если не боишься, расскажем, - предложил Славка. - Смотри, у меня в карманах старые стреляные патроны. Запах пороха это лучшая защита от зверья. Только один глухарь ничего не чувствует.
- С тобой я ничего не боюсь!
- Тогда слушай! Сегодня на песке я видел медвежий след, правда, старый. Потом еще были лосинных копыт отпечатки. Ну а зайцы с лисами - обычное дело. На глухариной охоте можно столкнуться с кем угодно, так как стоишь в лесу неподвижно, и любой зверь с наветренной стороны на тебя выйти может.
- Был у меня один случай. Я вот так же на подслухе один раз на дороге в тумане стою. Вдруг с обочины из лесу, прямо на меня в полной тишине вот такой сапог выныривает! - я, как заправский охотник, раздвинул руки пошире. - Лосья морда! И остановился в пятнадцати метрах. Уставились мы друг на друга. У меня ружье за плечами одной дробью заряжено. А он в холке повыше меня будет. Так вот посмотрели мы друг на друга в тишине. Потом, я - за ружье со страху, а он - через дорогу и в кусты. На этом все наше рандеву и закончилось… к счастью.
Рассказав эту историю, я заметил, что мякоть лосося начала "трескаться" и "плакать" - верный признак, что рыбу пора снимать. Выложив доску перед "охотниками", я разрезал рыбу на куски, а Федя тем временем подсуетился с чаем, хлебом и прочими закусками.
- Да… но самый комичный случай вышел у моего деда, когда мы были с ним и отцом на таких вот подслухах. Правда, на другом току, - начал свою байку Славка под рыбу и чай. - Мне тогда двенадцать наверно было. Разошлись мы, примерно, как сегодня. Я - поближе к отцу, а дед ушел на дальний конец. Что-то там подслушали и возвращаемся к костру, как сегодня. Потом подходит дед и возмущенно так на отца ворчит. "Ты чего, мол, по лесу в моей стороне бродил, всех глухарей перепугал! Я тебе, говорит, свистел уже, а ты не откликаешься!" А отец и говорит "Да мы в другом конце тока - считай, за километр слушали!" Тут до деда только и дошло: "А я-то" - говорит: "думаю, чего ты кругами бродишь да в лесу копаешься? Метрах в сорока, наверное…" В общем, утром уже, когда отстрелялись, дорогу-то и увидели. А она вдоль и поперек Потапычем истоптана! Так вот и получается, что дед пробеседовал весь вечер с медведем, сам того не зная. А ведь опытный охотник - мог бы и догадаться!
В лесу стояла абсолютная тишина. Таша заметила:
- Такое впечатление, что мы на сцене театра. А вокруг нас нарисованные декорации из густых деревьев! Настолько неподвижны елки и сосны вокруг.
- Да, тепло как на сцене, и комаров нет! - поддакнул я. - В этом-то и вся прелесть!
Потом сон все-таки победил нас. Славка улегся на лапник, поближе к стенке навеса и положил Ташу между собой и костром, чтобы та не замерзла, хотя сегодня это было в принципе сделать сложно. А мы с Федькой - где сидели, там и упали.
Славка не забыл-таки поставить будильник на полчетвертого. Проснувшись и понимая, что если он не встанет, то все проспят ток, он начал будить Ташу, целуя ее в щеки, глаза, губы… Но это мало помогало - она только улыбалась во сне и подставляла лицо под его губы. Тогда он начал шептать:
- Наталия Березина, с кем это вы целуетесь?
- Ой, милый Федечка! - шепнула в ответ Таша.
- Ах так! - шепотом "закричал" Славка.
- А нечего меня Наталией называть! - рассмеялась Таша. - Сам меня Ташей назвал, а теперь на-попятную?
- Ах ты, обманщица! Я думал, она спит, а она…- Славка с Ташкой затеяли веселую возню, которая перебудила весь охотничий лагерь.
- Все! Быстренько по "чайковскому" и на подходы!- скомандовал Федька.
- По старым следам расходимся? - спросил я. Все согласились.
Таша шла за Славкой почти в полной темноте. Лес спал. Звуки полностью отсутствовали. Только изредка какая-нибудь испуганная пичуга изредка свистанет во сне и опять лес окутывает полная тишина. Только под сапогами шелестит песок.
- Сейчас слушай, - прошептал Слава, когда они пришли на место. - Глухарь просыпается первым в лесу и токует еще где-то двадцать минут в полной тишине.
Они подождали еще десяток минут и, вдруг, в абсолютной тишине раздался звонкий щелчок, как будто двумя бамбуковыми палочками с силой ударили друг по другу. И началось. После нескольких щелчков, глухарь покатил ровную песню. Вдали ему ответила вторая птица.
- Давай, подойдем к опушке и подождем, когда хоть немного рассветет, а то по лесу нам пока не пройти, - шептал Славка в самое ухо Таше. - Повторяй мои движения, делая шаги, чтобы всегда слышать начало и конец шипения. Если не услышишь и проступишься, полчаса можем прождать, пока он снова распоется, а то и совсем улетит.
И они пошли шаг в шаг друг за другом. Подождали у опушки и продолжили движение, когда чуть-чуть рассвело. Славка еще вчера заметил, как лучше подходить, поэтому они "подкатили" почти под самую птицу еще в сумерках, и остановились за густой елкой.
- А теперь, - шептал Слава под песню в самое ухо Таше. - Натяни шапку на самые брови. Все движенья только под песню! И выглядывай вбок из-за елки, пока его не увидишь. Если замолчит - замри!
Таша стала выглядывать. Сначала было ничего не разглядеть. Где-то совсем рядом пела огромная птица, у которой все клокотало в зобу или в горле. Таша слышала, как из-под ног глухаря сыплются веточки и хвоя, но никак не могла его разглядеть. И вдруг, контур глухаря как бы проявился среди хвои, и все стало понятно. Он токовал боком и смотрел на своего соперника где-то справа. Под отставленным в сторону крылом у него белело пятно. А из-под задранного вверх мощного клюва топорщилась "борода" из перьев. Огромный хвост был распушен веером. Со стороны подлетела птица поменьше. Таша догадалась, что это самка. Глухарь, пуще прежнего, принялся напевать свою песню. Таша стояла и любовалась этим пернатым хозяином тайги. Рассвет уже раскрасил весь горизонт всеми оттенками красного цвета. Вдруг глухарь замолчал, повернулся боком, прислушался к чему-то и со страшным грохотом слетел с дерева. Таша от неожиданности зажмурила глаза. Славка тихонько смеялся:
- Так можно и инфаркт схватить! Особенно, если в лесу он вот так из-под ног взлетит!
- Я нашумела, или он меня увидел?- расстроено спросила Таша.
- Нет, Ташенька! Ты все сделала великолепно. Он просто перелетел поближе к сопернику. Послушай, он уже там поет!
И правда, глухарь начинал новую песню на расстоянии пятидесяти метров от них.
- Вот и все! Второй раз подходить далеко будет. Так что пойдем-ка к машине - сказал Слава.
Однако это было еще не все. Когда они выбрались на дорогу и тихонько слушали просыпающийся лес, утопающий в многоголосье птиц и звонких барабанных трелей токующих дятлов, к ним навстречу выбежал заяц, еще бело-серый, не успевший сменить зимнюю шубу на летнюю. Увидев людей, он тут же сиганул на обочину.
- Ну как, понравилось? - встретил их у костровища Федор.
- Наверно, эта ночь мне на всю жизнь запомнится!- восхищенно ответила Таша.
- Да, это вам не за рябчиками бегать! Ну, поехали спать, что ли. Женька уже у машины ждет.
Добравшись до дачи в шесть утра, они еле дотащились до кроватей и рухнули кто куда. Единственно, что Славка озаботился все-таки рядом с собой уложить Ташу. Ничто остальное уже никого не интересовало.
Полдень застал всю компанию на заливном лугу. Все по очереди пытались заколоть хотя бы одну нерестящуюся хищницу. Но дело было не очень легкое, и сапог болотных было всего две пары, из которых только одни были со штанами, да и острога - всего одна. В результате, к полдню была добыта только одна щука, правда не маленькая - на несколько килограмм. Зато все участники рыбалки были довольные, мокрые и грязные. Таша старалась не отставать и, тоже медленно бродила по зарослям травы, подкрадываясь к гнездам нерестящейся щуки и пытаясь достать ее острогой.
К часам двум, мы все, усталые и подмоченные, расположились на берегу погреться. Только Федька все еще ползал по зарослям тростника и пытался найти не распуганных еще щук, в который, уже самый-самый распоследний раз. Я предавался расслабленному ничегонедуманию и ничегонеделанию, щурясь на яркое солнышко. У Таши зазвонил телефон. Она что-то долго говорила и потом замолчала, поникнув и уставившись в одну точку. Слава тут же подсел к ней и что-то спрашивал, обняв ее за плечи, а она односложно, явно расстроено, отвечала. Потом Славка поднялся и позвал Федьку с берега.
- Ребята, нам с Ташей нужно срочно в город. У ее бабушки, кажется, инсульт. Она в тяжелом состоянии находится в реанимации,- сообщил Славка.
- Все! Пошли пожитки собирать! - сразу въехал в ситуацию Федька. - Ташенька держись! Может, еще все обойдется.
- Вам незачем торопиться, оставайтесь еще на лоне природы! Ключи потом мне привезете, - сказал Славка. - Мы, все равно, едем немедленно - только переоденемся.
И они быстрым шагом пошли к дому.
- Слав, у нее наверно нет шансов? - как-то жалобно спросила Таша, пока они шли к даче. - Ведь это, наверно, обширный инсульт!
Сборы и поездка прошли "на автомате". Славка молча вел машину, не зная, чем мог бы помочь Таше, а фальшивить не хотелось. Ташины мысли все время крутились вокруг воспоминаний детства. Она все время вспоминала бабушкино лицо, то доброе, то усталое, то деланно строгое… Елизавета Николаевна когда-то работала учителем младших классов, но это Таша помнила смутно. Таша дневала и ночевала у бабушки с дедушкой, просясь к ним в гости при первой возможности. Лето, а частенько и зимние каникулы, она проводила с ними на даче. Дедушка был лет на десять старше бабушки и умер несколько лет назад. Она помнила, какой это был удар для нее. До этого ей казалось очевидным, что близкие люди будут вечно жить с ней рядом.
И вот они в больнице. Славка умудрился договориться, и их провели к палате интенсивной терапии, где лежала Ташина бабушка. Подошедший дежурный врач грустно вздохнул и сказал:
- Она в коме, снимок и ЭЭГ показывают обширное кровоизлияние. Шансов практически никаких. Сочувствую, мы делаем, что можем…
Слава провел Ташу в палату. Она долго стояла у кровати и смотрела на неподвижное, серое лицо не очень пожилой женщины подключенной к аппарату искусственного дыхания. Потом резко отвернулась, взяла Славу за руку и тихо сказала:
- Пойдем.
Она промолчала всю дорогу до дому. Молча разделась в прихожей и пройдя в полутемную с занавешенными шторами гостиную остановилась, как вкопанная, посреди комнаты. Слава подошел молча сзади, взял Ташу за плечи. Она то ли всхлипнула, то ли усмехнулась:
- Вот и еще одна двухкомнатная освободилась - налетай, родня - кто хочет!
Слава развернул Ташу к себе лицом. Она как-то скривлено зло усмехалась.
- Таша, не надо так! С нами со всеми может такое случиться! - он усадил Ташу на диван и сел сам рядом. Обняв Ташу и гладя ее волосы, он тихонько говорил:
- Ташенька, ну поплачь - тебе легче будет!
Она вдруг ударила его кулачком и выкрикнула уже со слезами в глазах:
- Как ты не понимаешь! Это все! Ее там уже нет!.. Я чувствую это! Понимаешь, это все! Конец!.. Я никогда ее больше не увижу! - и она совсем разрыдалась.
- Маленькая моя, но у тебя есть я. Я тебя всегда буду любить, не бойся, - выговаривал Слава, пытаясь успокоить Ташу.
- У меня такое чувство, что часть меня умерла. Часть моей жизни ушла безвозвратно и останется только в каких-то далеких воспоминаниях! Мне кажется, что на самом деле все наоборот, умирающий человек просто усыпает надолго, навсегда. А умирает часть нашей души - близких людей, кто остается. Я боюсь дальше жить - дальше меня ждут только череда смертей близких мне людей!
- Нет, ты не права. Душа не умирает. Умирает часть твоей жизни, переходя только в память. Но на смену умершей рождаются новые части жизни. Например, я - для тебя, а ты - для меня.
- Да, ты прав! Слава, у нас будет много детей! Я не хочу только терять в жизни. Это наверно эгоизм, но только в своих будущих детях и тебе я вижу выход из этой безнадежной череды потерь близких мне людей!
- Ты знаешь, почти все когда-нибудь оказываются в таком же положении. Многие из них находят утешение в вере.
- Ты смеешься! - Таша оторвала заплаканное лицо от Славиного плеча, укоризненно на него посмотрела и, с горькой усмешкой, продолжила. - Ты же сам знаешь, каково нам во что-нибудь верить. Ты какую сказку про Бога предпочитаешь? Или, может лучше, галлюциногенов наесться?
Так они еще долго сидели в сгущающихся сумерках, сами не зная, что делать. Гладя Ташины волосы, Славка вдруг почувствовал, как Ташина рука сжала его плечо, а вся она напряглась. Он поднял голову и заметил, что Таша, замерев, смотрит на кресло в темном углу комнаты. Переведя взгляд, он обмер то ли от испуга, то ли от восторга. На кресле, дымчатым силуэтом, как бы светясь изнутри, сидела милая пожилая женщина и ласково улыбалась Таше. Слава сразу узнал в ней Ташину бабушку, которая лежала сейчас в больнице. Таша долго, как зачарованная, смотрела на призрак. Потом, сделала резкое непроизвольное движение в сторону бабушки и видение исчезло. Они долго сидели молча. Потом Таша счастливо прошептала:
- Она больше всего любила меня! Умершие во время смерти могут показаться, но только тем, кого любили больше всех, и видеть их могут чаще люди, думающие о них в это время. Ей стало легко, у нее ничего не болит, и она будет ждать меня там, - шептала Таша. - Я была права: она как бы уснула и оказалась там. Так что, мы плачем лишь жалея себя, а ей стало лучше, и у нас есть надежда на встречу! - потом подумала и попросила. - Позвони в больницу - ее сердце наверно остановилось…
И еще некоторое время подумав, добавила:
- Мы теперь знаем, как "туда" попасть, надо только поскорей Женино лекарство на себе опробовать…