- Дзак происходил из знатного рода темных эльфов, - раздумчиво и медленно начала рассказывать Кселла, глядя поверх головы Клайда в маленькое окошко.
- Он довольно много времени и сил посвятил своему обучению и совершенствованию магического искусства, и это беспокоило его стареющих родителей. Нужно было продолжать род, а Дзак мало того, что не собирался знакомиться с подходящими девушками, так еще проводил почти все свое время в варварских землях, общаясь с людьми, орками да гномами.
Того гляди его невенчанной женой могла стать какая-нибудь простолюдинка чужой крови. А дети родиться полукровками.
Они решили взять его судьбу в свои руки. Мать давила на жалость к ним, таким уставшим от жизни и одиноким, пугала его их преждевременными болезнями и даже смертью - для эльфов, живущих веками, потеря близких очень тяжела. Вот она и стала говорить о якобы подступающей кончине, о желании увидеть внуков.
Ну а отец в это время постарался найти сыну невесту получше. И оба они преуспели в своих стремлениях.
Правда, я думаю, что дело было не в их уговорах. Просто когда Дзак увидел эту девушку - Эзлариону - он просто не смог от нее отказаться.
Юную невесту привезли на смотрины какие-то дальние родичи, словно товар, словно рабыню. Они не скрывали, что ожидают немалой выгоды для себя от этого брака.
С одной стороны, девушка была круглая сирота, к ней не прилагалось ни родителей, ни братьев или сестер. С другой - она была из младшей ветви королевского рода. Будь у темных эльфов король, она приходилась бы ему троюродной сестрой.
Все это имело значение для родителей Дзака, но для него, занятого важными делами в большом мире, это был пустой звук, мелкое тщеславие.
Но при встрече - сколько раз Дзак рассказывал мне об этом! - его словно ужалил ядовитый паук прямо в сердце.
Какие-то прислужницы суетились вокруг них, какая-то тетушка-опекунша девушки громко разговаривала с его матерью, играл домашн и й квинтет, звенело серебро и хрусталь на праздничном столе.
А Эза стояла, подобно потерявшемуся ребенку, в самом темном углу, рассматривая узор на старинном гобелене. Когда Дзак подошел к ней, она сперва дернулась, будто ожидая окрика или грубого жеста, но увидев, что это не тетушка или ее слуги, робко улыбнулась.
Дзак уверял меня, что они разговаривали, не произнося ни слова, и прекрасно понимали друг друга, как иногда случается с супругами, прожившими десятилетия вместе, или с близнецами.
Она была рада, что он - это не те люди, которые все время тащат ее куда-то.
Он спросил, не хочет ли она уйти отсюда.
Она ответила, что ей хочется наверх, на воздух.
Он попросил подождать его у двери.
После чего он - взрослый, солидный маг, давно переживший все страсти юности, холодный, как снега Элмора, устроил поистине мальчишескую выходку. Он кинул в камин несколько магических зарядов, и, пользуясь грохотом и неразберихой, вывел Эзу из дворца своих родителей наверх.
Они оказались неподалеку от Храма Шилен, и первое, что сделала девушка - горячо возблагодарила богиню, упав на колени.
Но даже такая сильная и наивная вера не отвратила Дзака от нее. Она вся была как срезанный цветок в равнодушных руках торговца: если есть шанс, что его купят, то нужно побрызгать водой для придания свежести, а если совсем нет покупателей, то наплевать, что он засохнет.
И Дзак твердо решил жениться на ней. Хотя бы для того, чтобы она перестала быть товаром, вещью в чужих руках.
Была ли это любовь? Если да, то не пылкая страсть, а глубокая нежность, которую не сразу распознает в себе даже сам любящий. Мне кажется, что Эза была для него не только женой, но и немного дочкой или маленькой сестренкой.
После свадьбы Дзак оставался с ней дома несколько лет - пока не убедился, что она чувствует себя там в безопасности и не шарахается от его слуг. Он оградил ее от поучений своих родителей, которые были не многим приятнее для девушки, чем нотации ее теток.
Шаг за шагом он приближался к собственной жене, завоевывая ее доверие, приучая ее к тому, что отныне за ее спиной всегда будет муж, готовый помочь, защитить, поддержать.
Сначала она попросила у него разрешения разбить небольшой садик. Потом он позволил ей соорудить домашний алтарь Шилен: Эза с детства привыкла считать, что кроме Богини ей не на кого рассчитывать в жизни и свято соблюдала все молитвенные ритуалы своего народа.
Дзак пробыл с ней до тех пор, пока она не впустила его в свою спальню. Он приручал Эзу, как перепуганного звереныша, и сам все сильнее привязывался к ней.
Но в одном он ошибся: покуда душа ее была подобна мягкой глине в его руках, ему следовало занять главное место в ее мыслях. Но он не посмел соперничать с Шилен, думая, что может внезапно лишить душу Эзы последней опоры.
А ведь он не мог просидеть в своем поместье всю оставшуюся жизнь! Дела ждали его. И, полагая, что молитва утешит его юную супругу в разлуке, Дзак не возражал простив частых приходов к Эзе жрецов, даже делал им щедрые пожертвования.
Ошибку эту он понял только тогда, когда перепуганный слуга прискакал к нам в оренскую Гильдию.
Эзу, как выяснил у него Дзак, последний год часто навещали какие-то замотанные в черное жрицы. Богослужения их порой тянулись заполночь, от дыма благовоний у слуг по всему дому кружилась голова. Когда Дзак появлялся ненадолго дома, незваные гостьи не показывались, но после его отъезда все начиналось снова. Эза часто выглядела усталой, но встречала жриц неизменно радушно, иначе слуги встревожились бы раньше.
Никто не ожидал, что они уведут Эзу. Её исчезновение даже не сразу заметили. Через день после очередного отъезда Дзака она, как обычно, закрылась в своей комнате и попросила её не беспокоить. Жрицы приходили в тот день на непривычно короткое время, и Эза не провожала их, как раньше, до порога. На другой день утром служанка решила все-таки принести хозяйке горячий завтрак и обнаружила пустые комнаты.
Но и жрицы, скорее всего, не ожидали, что Эза оставит-таки письмо мужу, которое Дзак нашел, после нескольких дней расспросов и поисков, в их общем тайничке в ее садике.
Когда-то он прятал там маленькие подарки для Эзы, сладости или диковины из дальних краев, которым она по-детски радовалась.
Письмо было нацарапано на ее платке «лесным пером» - знаешь такое растение, веточки которого могут писать темным соком, как чернилами? Похоже, Эза писала наспех, возможно не спросив согласия жриц. Она коротко просила прощения за то, что покидает его, благодарила за счастливые годы, упоминала некий «долг крови», который призывает ее.
Вероятно, она не так уж была готова отдать жизнь ради Шилен, после того как стала женой Дзака и полюбила его. Но и решимости отказать жрицам, выбравшим ее когда-то, у нее не хватило.
Дзак искал ее, конечно, довольно долго. Он даже ходил в Храм Шилен и чуть не подрался там с каким-то важным жрецом. Был чудовищный скандал, который долго не утихал. Родители публично осудили его за святотатство. После всего этого он стал редко появляться у себя на родине.
Многие из соратников Дзака в Адене убеждали его оставить поиски жены. Но он отвечал, что покуда она жива, он не сдастся.
Он собирался отправиться на юго-восточные острова, где, по слухам, уцелел один из магических кристаллов Гигантов, способных показать любое живое существо, где бы оно ни скрывалось. Продал свой дом в Орене, чтобы оснастить корабль и заплатить тому народу, который владеет кристаллом, за один-единственный взгляд в него.
В день его отплытия в Гильдии почти никого не было. Мы получили информацию о новых возмущениях ткани нашей реальности, и все начали спешно готовиться к обороне - наш план существовал уже тогда. Мы не знали, что происходит, потому что основные силы противника не участвовали ни в чем: не проводились обряды, не собирались армии, их главари и сильнейшие маги оставались в своих логовах и замках.
Я проверяла один лесной лагерь, и вернулась затемно, усталая и грязная как угольщик: в окрестностях лагеря не было ничего подозрительного, но стаи неразумной нечисти туда стянулись преизрядные. Пришлось мне буквально прорубаться сквозь них, да еще стараясь не нашуметь.
Когда я ввалилась в малый зал Гильдии, где все мы часто грелись у очага и даже устраивали вечеринки, Дзак сидел в кресле у огня. Я страшно изумилась, ведь его корабль отплывал утром. Надо было знать Дзака - его одержимость, его силу воли - чтобы сразу понять: ни погода, ни сегодняшняя тревога не остановили бы его. Но он никуда не поплыл.
Я для него тогда… - Кселла запнулась. - Впрочем, наверное, и всегда, оставалась кем-то вроде ученицы, подмастерья на побегушках. Поэтому я не решилась ни о чем его спрашивать, только поспешила умыться в углу зала и взять кружку подогретого вина на столе у камина.
Дзак повернул голову и посмотрел мне в глаза. Я не уверена, что он видел меня и понимал, кто перед ним. Просто он осознал, что больше не один в зале, что нужно что-то говорить, отвечать, пояснять. Он разлепил пересохшие губы и сказал, глядя как-то сквозь меня:
- Эза умерла сегодня… я знаю, я почувствовал это…
Я тогда провела с ним около суток. Мне все казалось, что он принимает меня за кого-то другого, поэтому и откровенничает, словно с лучшим другом. Я поила его вином с травами, а он, хоть и опьянел, все не засыпал, но и не мог заплакать, только рассказывал, рассказывал…
Представляешь, каково ему было теперь услышать откровения Вивиан? Особенно известие о своем сыне. Словно полоснули по еле зажившей ране…
- А сколько лет назад это все произошло? - уточнил Клайд - Его сын там… в той Бездне… выглядел уже совсем взрослым.
- Около трех десятилетий тому назад, - пожала плечами Кселла.
- Но поверь, для него это примерно как три года для нас. Да и потом, есть боль, которая не утихает со временем.
- Может ли Дзак встретить в Бездне своего сына? Поговорить с ним? Коснуться его? Живы ли они вообще, те, кого мы успели увидеть?
- Не знаю. Никто еще не возращался оттуда, - вздохнула Кселла.
- С тех пор ты… стала помогать ему? - на языке у Клайда вертелся несколько иной вопрос, но он проглотил его.
- Да, и Дзак тоже стал относиться ко мне… действительно дружески. Если кого-то из Гильдии это и удивляло, то они не показывали вида. А я стала усиленно тренироваться, стремясь получить более высокий уровень…
- Чтобы лучше помогать ему? - догадался Клайд.
- Если говорить откровенно, то не совсем. Ты же знаешь, что чем выше уровень мага, тем медленнее он начинает изменяться внешне…
- Да, конечно… - растерянно подтвердил Клайд. - Но причем тут это…
- Да просто я не хотела выглядеть старухой рядом с Дзаком, неужели не понятно! - воскликнула Кселла, ярко покраснев. - Сколько, ты думаешь, мне лет?
- Ну, если ты три десятка лет назад уже была в Гильдии магом, а не ученицей, то получается… - Он изумленно вскинул на нее глаза. - Никак не меньше полусотни! Ого!
- Вот именно. Если ты хоть раз видел женщину такого возраста, никогда не имевшую дел с магией, то представляешь, как я могла бы выглядеть?
- Ну, в общем… да… - промямлил маг.
- Ну а потом я успокоилась, наверное. Поумнела, поняла, что никогда стану для Дзака второй Эзой, а так же, что дружба - чувство не менее важное, чем… что-то еще. Мы с ним вместе прошли немало разного, отлично дополняя друг друга как в бою, так и в исследованиях, которые нам поручала Гильдия.
- А твой… жених? - не утерпел Клайд. Он не очень-то понимал, как можно влюбиться, а потом «успокоиться». Но Кселле и Дзаку сочувствовал всех душой.
- Это еще более печальная история. Ариотан был молод и горяч, он как-то стремительно влюбился в меня и плевать хотел на все: на мой возраст, на мои… сомнения. Он буквально взял меня в осаду, при этом умудряясь не быть навязчивым или грубым. Просто он был везде, где была я.
Однажды я попыталась улизнуть тайком от него в одну экспедицию. Наутро он догнал наш отряд на взмыленном страйдере. В общем, вместо моего бегства получилось полтора месяца плечом к плечу с ним в южных болотах. А это раскрывает любого, кем бы он ни представлялся до того, каким бы ни пытался казаться. В Ариотане все было… настоящее. Он действительно был честен, отважен, горяч и полон решимости одолеть Тьму.
И еще - он не просил ничего, кроме возможности быть со мною рядом. И только когда заварилась эта каша с заброшенным храмом, он попросил моей руки. Как всегда откровенно он сказал, что хочет идти в бой хотя бы с надеждой на что-то, пусть не мужем, не любимым, но хотя бы моим женихом.
И я согласилась, совершенно не зная, как поступлю, когда он вернется. Мы пышно обручились. Это был печальный праздник, ведь все понимали, что обручение такое пышное потому, что свадьбы может не быть. И он ушел… - Кселла покачала головой, сдерживая горестную дрожь на губах. - Они оба ушли теперь…
Клайд не знал, что ей сказать. Он слышал много печальных историй и страшных легенд, но то были рассказы о ком-то незнакомом. Вот так разговаривать с человеком о его беде ему приходилось только однажды - с Сэйтом.
Однако, Кселла не ждала от него каких-то слов. Она молча потрепала его по руке и несколько поспешно покинула келью. Как ни странно, у Клайда осталось на душе теплое чувство. Так бывает, когда незнакомый, казавшийся тебе чужим и суровым, человек вдруг говорит теплое слово или ты видишь как он ласкает свою собаку, или возится с свежевылупившимся дракончиком…
Вот поэтому всякий раз при взгляде на желтую робу Клайд испытывал теплое чувство, гораздо большее, чем простая благодарность.