Волонд
Оставшись один в библиотеке, я устало смотрел на манускрипт с предсказанием. Что так расстроило Таннию, я так и не понял. После его прочтения она очень разволновалась, и пламя вырвалось из ее рук, коснувшись меня. Это было удивительно, я смотрел и не мог оторвать глаз. Языки пламени обвили мои руки, держащие стакан с водой, но совершенно не обжигали, а наоборот ласково грели. А вот она наоборот, испугалась, что даже вышибла стакан из моих рук. Она испугалась за меня, что могла навредить, глупая. Мне была приятна эта забота.
Я стоял и улыбался, вспоминая ее изумленные глаза, когда она рассматривала мои руки, пытаясь обнаружить на них ожоги. Вспоминал, как обнял и прижал к своей груди, успокаивая её.
Но затем она ещё раз прочла этот манускрипт и загрустила, объяснив тем, что видела это в своём сне.
Я снова его прочел:
— «Белым пухом Боги закроют пески,
Белым покроется Храм.
Жрец руками своими коснётся земли,
Прожигая ее пополам.
Из расколов ее потечет огонь,
Что веками в земле дремал.
Красным солнцем поднимается он из земли,
Даруя спасение вам…»
Белый пух. Как странно……, Может это пепел? Огонь вырвется из земли……
Одно я видел точно — сила Жрицы росла, и надо было как-то помочь ей справиться с ней. В предсказании, что хранилось в моей комнате, говорилось, что она разделит ее с новым Жрецом. И сегодня я, увидев, как пламя потянулось к моим иероглифам, замер в ожидании. Но Танния испугалась и разорвала нашу связь.
Решив ещё раз перечитать то предсказание я вернулся в свою комнату, подошел к тайнику в стене за картиной и, достав, стал перечитывать:
" И страх пройдет лишь полюбив,
разделит силу, что дана.
Жрец новый в Храм Огня войдет
не опалив свои перста…….»
— Лишь полюбив……- задумчиво повторил я.
Я очень надеялся, что полюбит она именно меня. Но, я не должен и не буду ее торопить. Она сама должна принять меня. А в памяти всплывали моменты ее блаженства, когда я, не сдержавшись, ласкал ее, напрочь забыв обо всем. Мной руководил лишь низменный голод страсти. А если бы ещё тогда она не потеряла сознание и приняла меня? Возможно, часть ее силы уже перешла бы ко мне? Или наоборот, сожгла бы ее?
Нет, мне не нужна была ее сила без неё самой. Я не должен допустить, чтобы она, будучи неконтролируемой, сожгла свою хозяйку. Я всем сердцем полюбил Таннию и не могу так рисковать ею. Я подожду. И специально показал ей тайный подземный ход, чтобы она сама смогла пройти к Кристаллу, отдать лишнюю силу. Пусть не сейчас, а когда страх пройдет. Когда-то, в пансионе будущих жрецов, нас учили делиться силой огня, пусть теоретически, но говорили, что Кристалл сам должен позвать и принять.
Значит, когда придет время, он сам позовёт свою Жрицу. И она не сможет воспротивиться этому зову. Всему своё время. Надо просто подождать. С этими мыслями я, наконец, заснул.
Встав рано утром, я по привычке пошел в конюшню, дать сладкое угощение в виде сахара, своему любимому черному скакуну — Грому. Так как накануне похолодало, я накинул тёплую накидку с капюшоном, из верблюжьей шерсти. Выйдя с заднего хода во двор дворца я, не поверив своим глазам, встал, как вкопанный. Вокруг белым покрывалом лежал снег. Везде, куда только падал взгляд: на ограде, конюшне, крышах домов и даже вдалеке на куполе Храма. Я вспомнил название, так его называла Танния. Воздух был холодным и изо рта, при выдохе, выходили струйки пара. Я заворожено смотрел, как с неба на землю падают пушистые хлопья. Протянув руку и поймав одну, смотрел, как она медленно тает на моей ладони. Замерзшая вода…… как странно….. Войдя в конюшню, вывел Грома, который опустив морду к земле, нюхал снег. Он тоже видел его впервые, как и его хозяин. И в немом вопросе уткнув морду в снег, фыркнул и посмотрел на меня.
— Да, приятель. Я сам не знаю, что сказать….- потрепав по гриве своего любимца, сказал я, — Давай-ка прокатимся? — и вскочив на своего скакуна, направил его в сторону дворцового парка.
Проезжая по парку, я с удивлением смотрел, как на желтых листьях, которые еще не успели совсем опасть, лежит снег. Он словно одеялом окутал деревья, иногда слетая с них крупными охапками. Спешившись со скакуна и подойдя к фонтану, не обнаружил привычно бьющейся воды. Она замерзла причудливой скульптурой.
Вдруг со стороны дворца услышал громкий смех Мии. Я медленно пошёл на его звук, ведя за собой под узду Грома, который то и дело пытался откусить жёлтый замёрзший лист. Но как только он его захватывал губами, снежный ком слетал с дерева ему на морду. От чего тот смешно фыркал и тряс чёрной гривой из стороны в сторону.
Обойдя высокие, покрытые снегом кустарники, я, наконец, увидел Мию, которая вместе с Таннией бежала по тропинке в мою сторону. Танния ладошками собирала снег, лепя из него небольшие шарики, и кидала в сестру. Они заливались звонким смехом. Мия, увидев меня, двинулась в мою сторону и, добежав до меня, спряталась за моей спиной. Танния, не успев притормозить, влетела в мои раскрытые объятья. Как в моем сне, в пустыне на раскопках. Она, смеясь, подняла на меня свой взгляд, и я, не удержавшись, поцеловал ее. Сначала медленно, нежно и тягуче, посасывая пухлую горячую губу, затем углубляя свой поцелуй, соприкоснувшись языками, от чего дыхание сбилось, и я потерял голову….. Я совсем забыл о присутствии Мии за своей спиной, пока та не напомнила о себе.
— Я очень рада за вас, но давайте не при мне, — рассудительно сказала она.
С трудом оторвавшись от пухлых губ, я нежно провёл пальцем по нижней губе Таннии, глядя в ее затуманенные глаза, сказал:
— Кажется, моя младшая сестра учит нас этикету.
Ещё раз, уже нежно поцеловав ее, продолжил:
— Вы, наверное, проголодались? Идемте завтракать.
— Да, мы проголодались. Я, увидев снег в окошко, сразу побежала за Таннией, — сказала Мия, идя впереди нас.
Взяв руку Танни, я положил ее себе под руку, чтобы она не поскользнулась на снегу в своих туфельках, держась за меня. Я смотрел на нее и удивлялся, как ей не холодно в одном тоненьком платье? Хотя реально ощущал жар ее тела. А она как будто совсем не ощущала холода.
Мы завели Грома в конюшню и пошли во дворец.
Зайдя в главную столовую, я, проводив Таннию до ее места, сел рядом с ней, игнорируя недовольные взгляды матушки и Энджи. Отца с сэром Николосом ещё не было. Хотя, они могли уже позавтракать и уйти к нему в кабинет. Мы собирались с ними выбрать помещение под магазин. И планировали заняться этим сегодня после обеда.
— Волонд, ты пойдёшь с нами в Храм? Я обещала показать Энджи наш Кристалл, — сказала матушка, заканчивая завтрак.
— Да. Там сегодня как раз состоится служба. Народ принесет подношение богам, — вставил Орин.
Танния посмотрела на меня и спросила:
— Я бы, наверное, тоже посмотрела.
Я посмотрел с удивлением на неё. Забыв про вопрос, заданный мне.
Как? Страх прошёл, или она просто хотела посмотреть на службу? Оставить ее там одну я не мог. И естественно пойду, что бы поддержать. Да и отправить в Храм одну, в обществе своей «дружной» семьи, не мог.
Мама тут же ухватилась за ее слова и с улыбкой обратилась уже к ней:
— Конечно, дорогая моя! Наш народ ждет свою главную и единственную Жрицу. Все будут бесконечно признательны, если ты будешь присутствовать на ней.
Мия, посмотрев на меня, сказала:
— Я тогда помогу Таннии одеться.
— Да, и попроси Насти приготовить наряд Жрицы, — распорядилась мама.
— Ну, раз все решили присутствовать, тогда я пойду, скажу отцу. Возможно, они с сэром Николосом к нам присоединятся.
И, встав из-за стола, пошел к нему в кабинет.
Выходя, слышал, как мама расписывала Таннии все прелести службы. Войдя в кабинет отца, я обнаружил его там мирно разговаривающим и курящим трубку с сэром Николосом. Отец гордился нашим табаком, который мы выращивали в нашем поселении. Он ценился далеко за пределами пустыни. За ним приезжали купцы со всего света.
В пустыне было сложно что-то вырастить, поэтому мы в основном выращивали неприхотливые культуры, любящие зной. У нас, конечно, была вода, которую мы качали из подземной реки. Ее мы использовали для полива сада и собственных нужд. Но в жарком климате было трудно ухаживать за другими культурами, любящими влагу. И мы остановились на табаке, который приносил нам неплохой доход.
— Отец, мы все собираемся на службу в Храм. Не хотите с сэром Николосом к нам присоединиться? — спросил я отца.
Сэр Николос поднял бровь и, выпустив дым, сказал:
— Я с большим удовольствием приму участие в этом действии.
— Ну, до обеда у нас не намечено никаких дел. Можем и сходить. Ты ещё не видел действующий Храм, — ответил отец, согласившись.
— Тогда я пошел одеваться. Вам тоже следует переодеться в ритуальный наряд, — сказал я и пошёл к себе.
Мы, как хранители Храма Огня, носили черные одежды. И только наряд Жрицы на церемонии должен быть из красного шелка. Этого ещё никто из нас не видел. Но из старых записей Храма мы это знали.
Надев черный ритуальный балахон с капюшоном, я спустился вниз. Дав распоряжение, подать нам кареты, стал ждать остальных. Отец с матушкой и братом спустились следом за мной, одетые, как и я. Сэр Николос с Энджи подошли спустя некоторое время.
Друг моего отца был одет как подобает — в чёрный костюм, а вот Энджи разрядилась, как примадонна. На общем черном фоне она выделялась словно попугай. Ее платье было ярко-жёлтого цвета с глубоким декольте, тогда, как накидка была в серо-синих тонах. Даже мама открыла рот от удивления, но ничего не сказала. Энджи не принадлежала к династии Жрецов, и поэтому не была обязана придерживаться наших правил. Но выглядела до отвращения вульгарно.
Тут с лестницы спустились Мия с Таннией. У меня перехватило дыхание от ее вида. На ней был ритуальный костюм Жрицы Огня, который состоял из шелкового длинного платья красного цвета и такого же балахона с капюшоном. Волосы уложены в высокую прическу, спадающими белыми локонами по бокам. На груди виднелся кулон из красного Рубина, который переливался всеми своими гранями. Иероглифы на ее запястьях блистали красными бликами. Казалось, что она как самая яркая звезда, была соткана из огня. Я потерял дар речи. И не только я. Все замерли, поражено на неё смотря.
Она спустилась с лестницы и подошла ко мне. Я, взяв ее руку, нежно поцеловал.
— Вы прекрасны, Жрица! — с восхищением сказал я.
И уже привычным жестом, положил ее руку себе под руку и вышел с ней на крыльцо. Следом за нами вышли все остальные, и, рассевшись по каретам, мы поехали в Храм. В нашу карету сел я с Таннией и Мия.
Подъехав к Храму, мы увидели людей из нашего поселения, которые стояли с обеих сторон у входа и ждали Жрицу. Видимо молва уже дошла, и они не хотели начинать без нее. Увидев Жрицу, они все низко поклонились и застыли в этом положении, ожидая, когда она пройдёт в Храм. Мы посмотрели на купол Храма, он был покрыт тонким слоем снега, что падал всю ночь. Пустыня за нашей спиной также была белой, словно белое покрывало окутало пески на много километров. Красный кристалл на куполе ярко горел, выделяясь на этом белоснежном фоне. Было нереально красиво. Я помог Таннии выйти из кареты и тихонечко сказал:
— Не переживай. Ты только будешь смотреть, как люди приносят приношения, бросая их в пламя и принося благодарность Богам, что послали тебя.
Войдя в Храм, мы взошли на боковую нишу, и я помог Таннии снять плащ. Иероглифы на ее руках вспыхнули, а в чаше загорелся огонь, хотя она даже не подошла к ней. Казалось, воздух в Храме наэлектризовался.
— Слушай себя, — прошептал я, — И ничего не бойся, Здесь все подчиняется твоей силе Огня. Ты только слушай ее.
Она кивнула мне и улыбнулась. Я не видел больше страха в ее глазах.
Следом за нами в Храм вошли все остальные. Моя семья, все в черных одеждах, встали в нишу перед входом в главный зал. Там был высеченный из белого мрамора небольшой пьедестал, на него взошла наша Жрица, а мы остались стоять перед ним, разойдясь по обе стороны. Как только она заняла главное место, руны, что были высечены на нем, загорелись. А потоки лавы из бассейна, по высеченным канавкам, устремились к ногам Таннии. Они замкнули круг вокруг пьедестала у ее ног, как бы загораживая Жрицу от остального народа. Она села на высеченный трон, что находился в центре пьедестала, и процессия началась.
В главный зал стали заходить люди, низко кланяясь Жрице и проходя к бассейнам с переливающейся и кипящей лавой, бросали в нее свои подношения: цветы, фрукты, кто-то выливал в огонь вино, кто-то бросал в него целые туши убитых животных. А горящая лава пожирала эти подношения. Все как когда-то, много веков назад. Кристалл Огня, стоявший в конце зала, сиял красным заревом, отбрасывая блики на стены Храма. Это было волшебно. Такого не видели ни наши жители, ни старые служители Храма, вообще никто за много веков, с тех пор как Боги отняли у нас силу огня.
Я посмотрел на Таннию. Ее руки, лежавшие на каменных подлокотниках, переливались красными всполохами. Иероглифы сияли так сильно, казалось, что под ее кожей течет расплавленная лава, вроде той, что текла под ногами Жрицы. Она, как змея, опутала ее запястья. Народ с благоговейным трепетом смотрел на это чудо. Даже мои родители с братом и нашими гостями, казалось, не ожидали такого эффекта.
Я смотрел на нее и не мог оторвать глаз, настолько она была красива в этом красном шелковом платье с глубоким вырезом. На ее груди лежал красный кулон, словно красная капля крови, блистая и переливаясь своими гранями. Тем временем вереница людей закончилась, и все подношения были отданы священному огню. Люди не выходили из Храма, а вставали напротив своей Жрицы, склонив головы. Все ждали ее дальнейших действий.
Я подошел к ее пьедесталу, и, протянув руку к Жрице, встал, ожидая, когда она спустится. Танния поняла меня. И стала медленно спускаться, протянув мне руку. Пламя с ее руки перекинулось на мою кисть и медленно обвило мое запястье с иероглифами на моей руке. Оно не жгло меня, как и в прошлый раз. Просто образовав браслет вокруг моей руки продолжало гореть, как бы принимая меня. В зале раздались удивленные возгласы. Народ увидел, что сила огня принимала меня, как Хранителя Храма. Но Танния, казалось, сначала испугалась, как и в прошлый раз и хотела уже вырвать свою руку из моей ладони, но я не позволил, удержав ее ладонь в своей. Я посмотрел ей в глаза, она успокоилась. Не разнимая своих рук, мы вышли с ней из Храма. Следом за нами из Храма вышли родители и гости. Мы с Таннией сели в карету и отправились домой.
— Ты хорошо держалась, — сказал я Таннии, так и не отпуская ее руки, заглядывая в ее глаза.
— Мне не было страшно рядом с тобой, — ответила она, посмотрев мне прямо в глаза.
Её глаза, казалось, горели голубым светом. Она не отвела свой взгляд, только опустила его на мои губы, при этом облизнув свои кончиком розового язычка. Я не мог больше сдерживаться, тем более в закрытой карете мы были одни. Я со стоном набросился на ее рот, сминая губы и углубляя свой поцелуй. Одной рукой зарывшись в ее волосы и прижимая ее голову к себе, направляя и руководя. А другой, схватив ее за бедро, пересадил к себе на колени.
— Во…ллонд… — выдохнула она мне в губы, со стоном.
Её пальчики, казалось, жившие своей жизнью, расстегнули пуговицы на моей рубашке, царапая ноготками кожу на моей груди. Мне было чертовски приятно видеть в ее глазах желание. Но нужно было держать себя в руках. Я боялся обидеть ее или оскорбить. Она казалась такой нежной и хрупкой, что хотелось защитить от всех. Даже от себя.
— Это будет намного приятнее в постели…. - сказал я, не открывая глаз и переводя дыхание, — Давай дождемся вечера. Я приду к тебе, если ты позволишь.
— Я буду ждать… — со всхлипом ответила она.
Не удержавшись, я снова нежно ее поцеловал. Ее тело мелко дрожало. Иероглифы на руках вспыхивали яркими всполохами.
— Моя маленькая девочка перенервничала? — спросил я, улыбаясь ей в губы, продолжая уже нежно, без лишнего напора ее целовать, успокаивая.
— Нам следует остановиться. Иначе мы можем сжечь карету, и боюсь, даже не заметим этого. А вот люди на улице не поймут нашего безумия, — продолжил я, лаская ее.
Танния подняла на меня свой затуманенный взгляд, который начал немного проясняться. Я помог поправить одежду и нежно пересадил со своих рук на место рядом, целуя в губы. Хотя это далось мне с трудом. Она отзывалась на мои ласки, со всей страстью, словно была создана для меня. И мое тело реагировало на нее с той же отдачей. Я поправил свою одежду, смотря в окно кареты. Мы как раз подъехали к главному входу.
— Пойдем. Я провожу тебя до комнаты. Тебе нужно переодеться перед обедом, — сказал я, выходя из кареты и протягивая ей руку.
Мы уже входили в зал, когда за нашей спиной подъехали родители с нашими гостями. Я постарался увести Таннию до того, как они зайдут, чтобы не смущать ее еще больше, и дать время привести себя в порядок. Щеки ее пылали, и она мило опустила свой взгляд, смущаясь.
— Спасибо, что увел меня до них, — смущаясь, сказала она у двери.
— Не благодари. И хотя мы увидимся за обедом, но я скажу тебе: до вечера….. - ответил я.
— Хорошо. Я буду ждать… — выдохнула она мне в губы, дразня меня.
— После обеда у меня дела, — целуя нежно в губы и входя вместе с ней в комнату, продолжил я, — Но вечер мой!
Она совершенно не владела своим телом, подчиняясь мне. Меня буквально вело от этого, но я сдержался, и мягко отодвинув мою нежную девочку, посадил на кровать, чтобы она не упала.
— До вечера…. - с улыбкой сказал я и, повернувшись, ушел к себе, чтобы не испытывать больше свое терпение.
Я летел к себе в комнату, как юный мальчишка, чтобы встать под холодный душ и немного остудить свой пыл.
Вечером…….. Она будет моей! И пусть огонь закрепит нашу связь. Только после этого она уже никуда от меня не денется.
Я прочел это в одной из старых книг, найденных мной в старом Храме. Мы об этом даже не знали. Это знание было утеряно еще нашими предками много столетий назад. Там говорилось об истинной любви, скрепленной в пламени огня. Она бывает только у истинных пар, предназначенных друг для друга. Только у них была настоящая связь, закрепленная богами на всю жизнь. Такие пары не распадались и черпали энергию друг от друга. Чувствовали друг друга даже на расстоянии. У них рождались Жрецы от рождения, и им не требовался дар богов. Они уже были ими при рождении. Это было странно, но прочитав об этом, я как эгоист — никому об этом не сказал. Даже своему отцу. Я чувствовал Таннию как себя, читал все эмоции и желания. И не мог допустить, чтоб кто-то встал между нами. Я стал одержим ей. Её телом, которое снилось мне каждую ночь, и еле сдерживал себя, чтобы уже не сделать своей. Сегодня я почувствовал, что она меня ХОЧЕТ. Именно МЕНЯ! И мне чуть не снесло крышу, я еле сдержался. Но я знал, что пламя нашей страсти не только повенчает нас, но сожжет все вокруг, сметая все на своем пути. Поэтому я ждал вечера.
Приняв холодный душ и переодевшись, я спустился в столовую, куда стали подтягиваться все члены нашего семейства и гости. Так как торжественная часть прошла, мы могли уже одеться в удобные одежды, не придерживаясь этикета.
Танния вошла в столовую в простом белом хлопковом платье, с распущенными, чуть влажными волосами. Видимо моей малышке тоже потребовалось остудиться. Я, улыбнувшись ей, пошел на встречу и, проводив, сел рядом, наплевав на этикет. Мама зыркнула на меня не довольно, но ничего не сказала.
Энджи, как обычно, вырядилась как кукла. Она была в чем-то кричаще-ярком. Но я лишь мазнул по ней взглядом, смотрел только на мою Таннию, от чего она смущалась и мило заливалась румянцем. Мне осточертело скрывать свое отношение к ней, и я больше не скрывал его, уделяя больше внимания своей девочке. Казалось, все это заметили, но никто никак не комментировал. Пусть привыкают.
— Танния, не могла бы ты мне помочь? — вдруг спросила мама, обращаясь к моей девочке.
— Да…. - удивленно ответила Танния, и перевела свой взгляд на меня.
Я лишь пожал плечами, совершенно не понимая, в чем именно ей требовалась помощь.
— Мне нужна твоя помощь в составлении нового меню. Я совершенно не знаю твоего вкуса. Мы могли посмотреть вместе книги с рецептами и выбрать, — продолжила она, смотря на нее.
— Хорошо, — ответила моя малышка.
Я не возражал, тем более что Танния, как новая жрица, была здесь полновластной хозяйкой. И мама давно должна была советоваться с ней. Поэтому пообедав, мы с отцом и сэром Николосом, как и договаривались, уехали в поселение, выбирать новое помещение под магазин. А Таннию увела мама, составлять новое меню.