— Хуже. Она вообще существует отдельно от управления. Зачем таким девушкам с таким довольно приличным внешним достоинством природа всучила столь мерзопакостную начинку? Любое мое стремление наладить контакт она перестраивает на свой лад и превращает его в повод для семейного скандала, по всем статьям обвинив меня, как зачинщика и провокатора. Порой так заболтает, что чувствую себя виноватым подлецом и полным негодяем. Вампирша, одним словом.
— Еще по капельке и прекращаем до боя курантов, — скомандовал Иваныч. — Иначе Влад праздник превратит в день семейных разборок. Окинь взглядом контингент и приступай к развлечениям. Мы здесь находимся в третьем состоянии мужчины — летчик в командировке. У нас нет прошлого, мы живем сейчас.
— Да будет Аллах с нами, бизимилла, — Женя провел ладонями по щекам в мусульманской молитве.
Леонтьев пел, что у него в сентябре осталась незабываемая любовь, Пугачева грозилась, там, наверху придти в гости. А Влад с Женей танцевали с милыми девушками вокруг елки, намекая Иванычу, что и ему давно пора бросить в толпу свои старые кости. Для них, у которых чуть за двадцать, те, что уже немного за тридцать, уже деды, не способные на бесшабашную радость и безумные поступки.
Влад подошел к двум девушкам, жадно стреляющих взглядом по скучающим парням, и пригласил на очередной танец приглянувшуюся еще ранее рыжеволосую с крупными формами даму.
— Вы позволите? — галантно спросил он, расшаркиваясь в полупоклонах, но по ее скучному взгляду уловил отчужденность. Не его она ждала. А этот молодой неважно одетый парень явно из погранцов, сбежавший в самоволку. К такому выводу она пришла из-за военных брюк и зеленой военной рубашки без галстука под белой хлопчатобумажной курткой, больше смахивающей на робу или иную спецодежду.
— Не хочется, — вяло ответила она, и Влад без раздумий пригласил ее подругу. Желаний флиртовать с набором комплементов не было, поэтому он не обиделся на первую и не стал выпендриваться перед второй. Его интересовал сам процесс танца и плотных прижиманий к женским телесам во время оного. Официально разрешенные не оскорбительные и предусмотренные этикетом обнимания и прижимания. Но долго молчать он не умел, тем более мозги и язык сильно прогреты алкоголем.
— Разрешите представиться, старший лейтенант Влад. Очень скоро буду майором. За особые заслуги перед Родиной командование приняло вполне оправданно-разумное решение перескочить через капитанский мостик и переплавить кучку маленьких звездочек в одну приличную и солидную майорскую, соответствующую моему сегодняшнему статусу.
— А меня Наталья.
— Наталка-Полтавка. Очень симпатичное имя.
— Здорово! Меня первый раз так интересно называют.
— Я и не так умею, — понесло Влада на словесные подвиги.
— А что вы такое героическое совершили, Влад?
— Предлагаю перейти на "ты". Зачем нам с тобой эта официальность. А совершил я совершенно безумный и абсурдный поступок. И, если есть желание узнать подробности, то предлагаю в конце праздника уединиться и со всей тщательностью рассмотреть мои героические дела.
Наталья была согласна. 12
Зима пришла внезапно. Вчера светило солнце, ночью небо мерцала звездами, а утром белый пушистый снежок покрыл белым покрывалом землю, крыши, деревья, не успевшие сбросить всю листву. Эта красота не радовала Свету, так как к пронизывающему холоду добавился страх разоблачения. Она боялась, что следы выдадут её существование, её место пребывания. Поэтому первый день она выжидала, чтобы снег вокруг дома и до калитки был хоть немного затоптан. С надеждой выглядывая в окошко, она доедала последние крошки, а снег все валил и валил, как назло к утру прекращая свои деяния, и возобновлялся к ночи. Света сгребала его с фронтонов и заполняла им бидончик, пополняя тем самым запасы воды, и порой, не дожидаясь его превращения в жидкое состояние, макала, словно в сахар кусочки хлеба, с наслаждением ощущая его прохладу во рту. Но вот, когда был съеден последний кусочек хлеба, и пришло время, идти в магазин, Света вдруг ощутила резкую боль в горле и сильное головокружение. Ноги стали ватными и непослушными, голова раскалывалась от преизбыточного давления изнутри и горела, словно её поместили в раскаленный песок. Спасаясь от пожара, охватившего все тело, она сгребала снег и окунала в него лицо, набивая полный рот спасительным холодом. Но, казалось, что снег таял на ней, как брошенный в костер, и огонь продолжает терзать и без того измученное тело. Единственная успокоительная мысль, что это её последние часы, как то мобилизовали раскаленный разум, и позволяла трезво оценивать ситуацию. Она захотела продолжить письмо любимым бабушке и дедушке, но рука не смогла удержать ручку, а буквы расплывались по всей тетради. Сильная жара сменялась трясущимся ознобом, и Света закапывалась в одеяло, немного согреваясь и забываясь в кратком сне, где вновь попадала в пекло, просыпалась на голых досках, разбросав одеяла, и снова ползла к окошку, чтобы окунуться в свежий снежок. Она не помнила, сколько продолжались эти пытки с чередованием жары и холода, но однажды поняла, что все, слава богу, заканчивается, ощутив, о точнее, потеряв ощущение тела. Оно вроде было, но она его не слышала. Собрались все предметы в свою оболочку, очертания знакомых вещей приобрели четкую картинку, став теми, кем они были на самом деле. Мир прекратил вращаться, и, самое главное, ее покинула боль. Может она там где-то и была, но не в ее сознании. Невесомое и неощутимое тело воспарило над полом чердака и понеслось в темный неведомый космос, пролетая над родным городком, над степями, над горами, знакомой речкой. Ее несло в неведомую даль, в черноту неизвестности, но мысли пели гимн избавлению от мук и слез, от плача по детству, по жизни, по несостоявшейся судьбе и счастью. Смерть оказалась легкой и приятной, намного желанней самой жизни. Свету охватила радость предстоящей встречи с любимыми.
Когда она открыла глаза, то увидала в окошко большую желтую луну. А вокруг неё мухами кружили звезды. Она жива или умерла? Если умерла, то почему так холодно и страшно сильно хочется есть? Попытка встать закончилась большим круговоротом всего окружающего мира и больным падением на ледяные доски. Быстро переползла в закуток с одеялами и закопалась в тряпки. Есть нечего, только талая вода в бидончике. Со страхом сделала несколько глотков и не ощутила боли. Боль покинула ее вместе со смертью. Значит, полет к звездам состоялся во сне, в котором она и выздоровела. И, поскольку судьба сжалилась и подарила еще немного жизни, нельзя отказываться от подарка и попытаться сделать вылазку за продуктами. Судя по огням, а правильней по их отсутствию в окнах соседних домов, сейчас глубокая ночь. Так что, единственная надежда на крошки со стола, если они что-нибудь оставили после очередной пьянки.
Самой трудной оказалась первая ступенька, которую она с трудом нащупала ногой. Её всю колотило от слабости, холода и голода. Когда оставалось до земли около метра, руки не удержали обледеневшую деревяшку, и Света рухнула на землю, слегка смягчив падение о валявшуюся под лестницей старую полуразвалившуюся корзинку, с помощью которой когда-то они собирали урожай. Она так валялась с тех пор, как бросил ее дедушка. Спасибо тебе, милый дедулька. Корзинка оказалась в нужном месте. Словно специально он подложил для нее. В этом году никто огород не сажал, никто и не убирал.
На шум выглянул из будки соседский алабай. Сонно глянул на ребенка, приветливо махнул хвостом, зевнул и снова забрался в конуру. Свету вдруг охватил ужас. Она глянула на лестницу и черневшую вверху вдали дыру и со страхом поняла, что взобраться наверх у не уже не хватит сил. Не рассчитывая внизу долго задерживаться, она покинула убежище в одном платье. Снег вроде растаял, но этого легкого морозца хватит, чтобы заморозить ослабленное тело. Держась за стенку дома, Света мелкими шажками направилась к входной двери. Ей казалось, что пару кусочков хлеба и уже привычная рыбья голова, вернут прежние силы. Поэтому любой ценой необходимо добраться до кухни. Её предположения подтвердились, на столе действительно валялись куски хлеба, рыбные остатки и даже одна луковица. Света сразу спрятала за щекой кусочек хлеба и одну рыбью голову. В доме стоял промозглый холод, вонь помойки и душераздирающий храп дуэтом. Прихватив к продуктам две пустые бутылки, она заторопилась к лестнице, но уже у входа в свое убежище поняла, что никаких сил не хватит взобраться наверх. Света от отчаяния тихо заскулила, вновь разбудив алабая. Пес вышел из будки и тихо тявкнул. И Света вдруг сообразила, что он так приглашает ее к себе. Слава богу, соседи так и не заделали ее проход. Хотя сейчас пришлось намного трудней, так как тело не желало подчиняться и выгибаться под дыру в заборе. Алабай слегка отодвинулся, позволив Светлане забраться в будку, и следом, стараясь не толкаться и не притеснять гостью, забрался в конуру и вальяжно развалился, своим жарким мехом обволакивая промерзшую до безумной дрожи, девчонку. Светлана обняла пса за шею и глубоко провалилась в небытие без сна и тревог.
Проснулась она, когда вновь темнело, и сыпал мелкий снежок. Ее разбудила прохлада и позвякивание собачьей кастрюли, из которой валил горячий пар. Тетя Женя вылила алабаю полведра каши с кусками хлеба и костями для навара.
— Ну чего не жрешь? — спросила она у пса, усевшегося возле бадьи и жалобно уставившегося на хозяйку печальным взглядом. — Ну и хрен с тобой, жрать захочешь, сожрешь.
Она ушла в дом, а алабай зубами вцепился в край бадьи и затащил ее в будку.
— Гав, — сказал он Светлане, и та, не дожидаясь повторного приглашения, набросилась на пищу. Ей казалось, что она сейчас опорожнит емкость и все равно останется голодной. Но буквально через пару минут ощутила сильнейшую сытость и блаженство. Отчего вновь закружилась голова, и слиплись потяжелевшие веки.
— Спасибо тебе! — сказала она, или хотела сказать, но выдала что-то нечленораздельное, помогая псу выставить посудину на улицу, и опять отключилась.
Она знала, что алабая кормят один раз в день, поэтому по количеству кормежек поняла, что пробыла в гостях четыре дня. Ей и умываться без надобности было, так как алабай регулярно вылизывал лицо и руки. По нужде ходила ночью рядом с будкой, прикапывая мерзлой землей. И, поняв, что окрепла, поблагодарив хозяина за гостеприимство, выбрала момент и забралась на чердак. Уже сверху она приветливо помахала алабаю, а тот, повиляв хвостом, неслышно тявкнул в ее сторону, намекая, что если что, заходи. Это было не просто дружеским общением, это надежда на жизнь. Пусть собачью, но так можно выжить. И не только в зиму. Хотя, пережив холода, теплое время года уже не представляет таких трудностей и проблем.
Но с таким амбре в магазин не явиться. Да и по улице не пройдешь, все собаки облают. Света сбросила с себя всю одежду и замочила в тазике с водой. Она специально в одном месте в крыше в шифере проделала дырочку, через которую в тазик постоянно набирается талая и дождевая вода, столь необходимая для решения таких необходимых гигиенических процедур. Она сама себя не любила в неряшливом и грязном виде и всегда пыталась хотя бы смыть с себя этот запах помойки и гнили. Большую стирку с баней в одном тазике не устроишь. Но прополоскать одежду и протереть влажной тряпкой тело, было врожденной необходимостью и потребностью Светланы. Одежда и бельё от такой стирки превращались в половые тряпки, но пахли уже приемлемо. Она из бабушкиного и дедушкиного гардероба нашила себе сменного белья и одежды, подремонтировала и слегка удлинила зимнее пальтишко, обмотав ноги тряпками, сумела обуть бабушкины осенние ботинки, чудом сохранившиеся на чердаке. И в таком наряде, оценив безопасность обстановки, прихватив три пустые бутылки, побежала в магазин. Ей после собачьих помоев безумно хотелось кусочек хлеба с дождевой водичкой.
13
Уединились они все вшестером в одном номере. Правда их летная комната представляла собой довольно-таки большое помещение с многочисленной мебелью. Так что обстановка позволяла разместиться парами по своим закоулкам не притесняя друг друга.
— Дамы крошат закусь, накрывают стол, а мужики хором на перекур, — скомандовал Иваныч, приглашая экипаж на собеседование по вопросу продолжения празднования Нового Года. — Сейчас вся гостиница гудит, и никаких помех не предвидится. Начальник отряда в курсе наших перипетий и до второго позволил расслабуху.
— Только давай, Женя, без эксцессов, — сразу возмутился Влад. — Чего это ты к моей Наталке клеишься? Уже и руку к коленке тянул.
— И вовсе не тянул, я просто скатерть поправлял, — смутился Женя, хотя действительно Наталья ему больше понравилась, чем его Диана. Погорячился он, да и времени на выбор уже не оставалось. Схватил первую, что под руку попалась, когда уже засобирались по домам. А попался экземпляр неважный, плохенький, как по фигуре, так и по фэйсу. Вот Владу подфартило удачно. Девчонка просто прелесть. И прилип он к ней, как банный лист, и спаиваться не желает, закусывает, зараза, сильно, боится прозевать.
— Скатерть и так хорошо лежала, — сердито заметил Влад. — Где глаза твои были, когда знакомился. Привел в дом пугало. И мне твоя корова абсолютно без надобности. Сам пугайся.
— Ну, мужики, вы или мало выпили, или совсем зажрались, — возмутился Иваныч. — А, по-моему, они все трое просто замечательные. Сейчас за стол сядем, по стакану вовнутрь вольем, так вообще все трое в Василис превратятся. Водку тоже в меру пить надобно. Недопитие порой вредней сказывается. И на зрение и на мироощущение.
Дамы встретили их красиво сервированным столом. Это же надо было из пустячных невзрачных продуктов изобразить такой натюрморт, что даже у сытого пробудится аппетит. Попытки Иваныча занять свою привычную нишу на трибуне воспитателя провалились сразу, так как все три Василисы трещали без умолку. Первым сообразил Влад и страстным поцелуем прекратил вещание своей Василисы. Остальные подхватили инициативу и, погасив свет, разбрелись по углам. Средней громкости магнитофонная музыка приглушала стоны и поскрипывания, и по окончанию кассеты все уже покончили с десертом и подтянулись к столу.
— Пусть весь год будет так хорошо! — радостно провозгласил тост Влад под дружный хохот компании.
Поскольку весь день сыпал снег, то трудно было сориентироваться во времени, а еще по причине всенародного праздника народ равномерно распределился по улицам и помещениям, так что, время суток временно растворилось в веселье. Расходились только после исчезновения с праздничного стола водки и закуски, которые бесследно пропали в бездонных глотках празднующих.
А со второго января ветер разогнал все тучи, солнце пригрело и расквасило снег, и экипаж приступил к интенсивному выполнению полетов, как плановых, так и срочных. За время непогоды накопилась масса неотложных дел у пограничников, срочно менялись посты, завозились продукты и вооружение в недоступные наземными средствами участки, в спешном порядке с этих участков отправляли в лазарет больных и немного пострадавших в результате затянувшейся вахты и праздника с заменой на здоровый состав. С одного поста забирали двух пограничников, слегка помятых медведем. При затянувшейся непогоде пограничникам разрешался отстрел дичи, которой в горах было достаточно. Но отстрел производили регулярно, так как есть тушёнку при изобилии живого свежего мяса — себя не уважать. Вот и здесь успешно завалили марала, а мишка и зашел на свеженину. Самому-то отловить такую животину слабо, а тут лежит в снегу и, вроде, бесхозно. Но пограничники возражали. В результате у двоих неслабые царапины, а медведь с испорченной шкурой еле сам чуть не стал свежем продуктом. А медвежатину погранцы тоже любят. Но не пожелали связываться.
Иваныч и Женя продолжали общения с новогодними знакомыми. Но вот Влад исстрадался. И простился с Наталкой безо всяких обязательств. Тем более, она на пять лет старше. И новогоднюю интрижку посчитали, как мимолетнее развлечение. Но на второй день разлуки Влад затосковал. Его мысли переполняли воспоминания. Все заново всплывало: и голос, и слова, и движения. Столько много ласки и любви еще не сваливалось на его молодой организм. Хотелось повторений. И не по пьяни, а трезво и осмысленно. И уже немного стыдился той фантазии с надуманными героическими приключениями. Душа требовала откровений и пониманий.
Первым ночные бдения Влада обнаружил Женя, который, как всегда, на ночь напивался зеленого чаю, и организм требовал частых ночных походов на горшок. Поначалу Влад отнекивался, но ему самому требовалось излить душу, чтобы ослабить эту нервную перегрузку на сердце. И он разоткровенничался, поведав о своих страданиях на старый новый год. В связи с отсутствием посторонних говорунов, Иваныч с радостью встретил появление новой темы и спешно занял трибуну наставлять и учить по жизненным закоулкам и ухабам.
— Запомни, Влад, два основных правила поведения летчика в командировке: допускается только страсть и никаких намеков на любовь, а любить допустимо лишь моложе и краше жены. И то в исключительных случаях.
— Она красивая и очень хорошая, — Влад прямо глаза прикрыл от сладких воспоминаний.
— Но не лучше жены, — возразил Иваныч. — К тому же старуха. Не должна быть новая пассия старше прежней. С такой регрессией и до некрофила скатиться запросто.
— Хотелось бы, Иваныч, значение столь мудреного слова понять, — робко попросил Женя.
— Это любовь в гробу, — грустно пояснил Влад, от чего Женя неприятно скривился. — Понимаю, Иваныч, а принять не могу. Занозой в сердце сидит и колет. Больно ведь.
— Ладно, порешим так, — постановил Иваныч. — Отпустим тебя к ней на пару дней, дабы сам убедился в правоте наших слов. Лучше один раз трахнуть, чем сто раз сие деяние представлять. А то от твоего горько-кислого вида у Жени жизненный тонус падает.
— И вовсе он не падает, — испуганно возразил Женя. — Как стоял, так и стоит.
— Тонус и пенис — понятия абсолютно разные.
— Ага, — согласился Женя. — Но все равно мне Влада вид как-то по барабану. Его проблемы, у него пусть падает.
— Наливай, — скомандовал Иваныч. — А ты созванивайся и вперед, поднимай настроение с тонусом и хренисом.