Прохладным ноябрьским утром на ещё безлюдной улице приморского городка машиной был сбит старик. С пакетом свежих хлебцев он только что отошёл от булочной, как светло-оранжевая машина, проезжающая мимо, вдруг заскочила на тротуар и, сбив старика, умчалась. Это рассказала продавщица из булочной, но марку и номер машины она не заметила.
Старик умер по дороге в клинику. Полиция патрулировала выезды из городка, старательно объезжала улицы, светло-оранжевая машина как испарилась. Спустя же три часа после происшествия в полицейский участок позвонил какой-то мальчишка и пробормотал непонятное:
— Около причала приплыла машина… в ней навроде покойник…
Мальчишка сразу бросил трубку, должно быть, боясь расспросов. Трое полицейских на мотоциклах заторопились к причалу.
25 августа
Начинаю заново дневник. Так и тянет всё записать, как бы поговорить сама с собой — больше не с кем. Знакомые из нашей «шайки» не поймут или поднимут насмех.
Прежний дневник погиб из-за тёти Лиззи. Заявилась без звонка, неожиданно, наплела, как соскучилась, а потом проболталась: на вилле красят полы, ей дурно от запаха краски. Я было намекнула об отеле — у меня же одна комнатушка, будет ей неудобно. Куда там! Замахала сухими лапками: «Нет, нет, милочка, в отелях непременно пристают эти нахальные мужчины!» Семидесятилетняя ходячая мумия боится мужчин! Думаю, должно быть наоборот.
Пришлось целую неделю помучиться. Курить — ни-ни! Тётя Лиззи считает курящих женщин шлюхами. Домой не позднее десяти вечера: «Порядочная девушка не шляется по ночам!» А «порядочной девушке» вот-вот стукнет двадцать восемь, всё познала, всё успела испытать в этой дерьмовой жизни. Так и сидела дома, выслушивала бесконечные воспоминания тёти о её невинной юности.
На дневник она наткнулась случайно. Надо же было мне, идиотке, оставить среди разных журналов на столике. Хорошо ещё, что тётя слепа как крот, а очки забыла дома. Несколько страниц всё же сумела разобрать и подскочила в кресле, словно в зад воткнулась иголка: «Что за гадость у тебя?!» Я наврала: дневник остался от прежней жилицы. «Немедленно выбрось!» — завопила тётя, сама доковыляла до мусоропровода и шваркнула в него тетрадь.
28 августа
Наконец-то можно свободно дышать — тётя Лиззи убралась. Стала бы я терпеть старую галошу, но — наследство! Надеюсь. У неё нет никого, кроме меня, «любимой племянницы». Не оставит же всё в пользу бродячих собак или католических попов? Набожностью не очень-то отличается, собак и кошек считает разносчиками страшных болезней. Пока ничего не даёт, дарит на рождество подушечки для иголок и салфеточки с вышитыми цветочками и буковками: «Любимой Жанне». Любовь — ха, ха! Ещё в доказательство своей нежности штопает мои драные колготки, потом я незаметно их выбрасываю. От большой «любви» отдала меня в самый дрянной колледж, когда я осталась сиротой. До сих пор вспоминаю это заведение с глубоким отвращением. Жёсткие, как ложе святых мучеников, кровати, запах мочи и хлорки из туалетов, руки вечно в цыпках от дешёвого мыла и ежедневное нудное сидение в классных комнатах за ободранными столами. На моём было выцарапано сердце с именами в серединке: Алекс плюс Рита. В мрачном доме с вонючими комнатами у неизвестной Риты был возлюбленный. Молодец девчонка.
Родителей знаю только по тётиным рассказам: «Моя бедная сестрица, твоя мамочка, была безгрешная душа». Вспоминая же о папаше, она брезгливо поджимает лиловые узкие губы. Обещает кругленькую сумму мне на свадьбу — подозреваю, что деньги остались от моих родителей. Но какая из меня жена, за кого выходить замуж? Никого из моих знакомых невозможно представить в этой роли. Милый Мальчик — кретин и алкоголик. А Иви? Занудный клерк из местного банка — тупое бревно, механизм для переработки жратвы и напитков. Прочие не лучше.
Жанна ежедневно просыпается в шесть утра и варит две чашки крепкого кофе. Это хорошо подбадривает и прогоняет остатки сонливости. Минут сорок она проводит перед зеркалом. Тщательно расчёсывает волосы, длинные и густые. Красит ресницы синей тушью, а губы яркой помадой, оттеняющей белизну лица. В семь утра она уже стоит за стойкой почерневшего дуба и регистрирует посетителей: «Да, мадам… Я вас слушаю, месье, комнату с видом на море? Пожалуйста, вас проводит горничная». И — очаровательная улыбка. Хозяин требует очаровательных улыбок, они входят в обязанность служащих отеля. К концу дня у Жанны болят мускулы щёк.
Ей нравится работать ночью. Удаётся немного подремать, следующий день свободен, можно прогуляться по улицам городка и поглазеть на бездельный приезжий народ. Иногда она забредает на окраину, в узкие улочки с тихими домиками под черепичными крышами, с узкими окнами, закрытыми от солнца деревянными ставнями и потоками плюща.
29 августа
Мы здорово отметили освобождение от тёти Лиззи. Прикатила длинная Мод — за худобу и сутулость она зовётся за глаза Клюшкой — и посигналила под окном. Я быстро выскочила: хозяйка дома не любит шума. Длинный американский лимузин был набит до отказа — белобрысая Нинон, официантка из ресторана, с двумя приятелями, парень Клюшки, загорелый и мускулистый, как бог, и Милый Мальчик. Он успел где-то напиться.
Покатили вдоль побережья, туда, где реже лежбища курортников. Одному из приятелей Нинон пришлось сесть на пол, он щипал её за ноги, а она визжала, как собачонка. Клюшка взбеленилась и заявила, что даст в морду и выбросит из машины, если она не прекратит. Нинон лягнула приятеля и обиженно замолчала.
Остановились около небольшой бухты, выбрались из машины и полезли в воду. Милый Мальчик заплыл дальше всех, потом долго красовался в плавках на берегу. Гордится спортивной фигурой, прекрасно знает, что она нравится немолодым приезжим дамам. В сезон у него всегда водятся франки.
Клюшка вытащила из багажника плед и бутылки. Глотнули и снова полезли в море — плескались, дурачились. Нинон продолжала визжать, пугаясь за свою причёску, и Клюшка окунула её с головой. Жидкие кудряшки облепили маленькую головку, Нинон точно стала походить на мокрую собачонку, выскочила на берег и засветила в Клюшку пустой бутылкой, но промахнулась, и тут они было сцепились. Их разняли и помирили — все хохотали до упаду. А мне вдруг стало скучно, легла на большой плоский камень и закрыла глаза. Было хорошо так лежать и думать, и я думала: резвимся, когда приложимся к бутылке, а без этого ничего не получается, скисаем. Без конца врём. Милый Мальчик заливает, оправдывая безделье, что пишет толстенный роман. Роман! От него подряд пару толковых слов не услышишь. Клюшка врёт, что «тандерберд» её собственный, а на самом деле потихоньку уводит машину из гаража, стоит папочке отлучиться из города. И себе врём, приотворяемся, что всё нормально. Иногда у меня такая тоска — хочется подохнуть. Лёжа на камне, я было размечталась: мне привалило много франков. Но тут же поняла, что ничего не изменится, разве только наша «шайка» станет пить за мой счёт и изображать веселье.
У тёти Лиззи хранится древний патефон, от жадности не покупает стереопроигрыватель. В дни моих обязательных визитов древняя машина заводится. Под трескучий фокстрот пятидесятых годов тётя сидя дрыгает ногами, трясёт головой и сияет всеми морщинами: «О, милая, мы так веселились под эту музыку! Всем парням нравилось со мной танцевать, я была как пёрышко и сразу понимала, какое па сейчас устроит партнёр. Меня приглашал сам Пульви, лучший танцор и красавчик!»
Я завидую тёте Лиззи: её поколение, видно, умело веселиться. Танцевали парами, ощущая друг друга, перебрасывались словечками, смотрели глаза в глаза. Мы дёргаемся поодиночке. В самом сумасшедшем танце, балдея, уходим в себя. Пляски одиночества!
15 сентября
Долго не открывала дневник — ничего интересного. Собираемся той же компанией, убиваем время, для того друг другу и нужны. Клюшка собралась замуж за компаньона папочки. Он в жизни не позволит ей проделать это со своим парнем. Тот всего-навсего матрос спасательной службы. Повстречала её с женихом на улице. Жирный, плешивый, без шеи. Наверное, много жрёт, потеет и храпит по ночам. Клюшка говорит, что разведётся через неделю, лишь бы папочка подарил самостоятельный банковский счёт.
28 сентября
Понемногу начали разъезжаться курортники. Летом же на улицах городка толчея почище, чем в Париже около универсальных магазинов: идут толпами в одних шортах и купальниках, жуют, жуют. На радость хозяевам разных заведений пожираются горы еды. Море будто покрыто жирной плёнкой, у берега болтаются в воде объедки и разный мусор. Купаюсь, если Клюшка увезёт куда подальше.
Хозяин отеля посылает во Вьен проследить за отгрузкой посуды. В прошлом году ему подсунули какую-то дрянь. Завтра вечером отглажу синий костюм, очень узкий, — он идёт мне, если насинить веки. Это не страшно с моей фигурой. В прошлом году даже приглашали в салон манекенщицей, но — тётя! «Порядочная девушка не выставляется голой перед нахальными мужчинами!» Сколько лет стискиваю зубы, изображаю порядочную девушку, прямо тошнить тянет, а что поделаешь?! Одариваю тётю по праздникам коробками конфет и разной мелочью.
Парикмахера мне навещать нет нужды — волосы ровно лежат ниже лопаток и вьются на концах. Добавлю к синему костюму единственно стоящее тётино подношение: серьги и перстень с фальшивыми бриллиантами. Она-то уверяет, что настоящие, но я кое-что в этом понимаю, насмотрелась на приезжих богатых дам. Хозяин даёт свой старый «пежо». Прокачусь.
Дорога на Вьен в ранний утренний час была не загружена. По бокам её, за кюветами, дикие каштаны начинали понемногу ронять листья, и они, упав на выцветшую за лето траву, походили издали на багровые и жёлтые цветы. Жанна катила по гладкому, увлажнённому ночной сыростью асфальту в поцарапанном и местами зашпаклёванном «пежо». Машина походила на пёструю лягушку, дребезжала, словно нагруженная пустыми консервными банками. Жанна разогналась и на повороте чуть не врезалась во встречный автофургон. Пронзительно взвизгнули тормоза, водитель автофургона погрозил из кабины кулаком и выругался, но, разглядев за рулём девушку, улыбнулся и крикнул:
— Жить надоело, крошка?
В ответ Жанна беззаботно помахала рукой. Через полчаса она остановилась около придорожного бистро и заказала салат из креветок и кофе.
Посудная фабрика располагалась в предместье Вьена. Одноэтажное кирпичное здание походило на сарай для скота. Жанна припарковалась у обочины, запорошенной рыжей пылью. Около железных фабричных ворот двое парней сгружали с машины тяжёлые ящики. Жанна спросила, где найти хозяина, и они показали на дверь, выкрашенную жёлтой краской, ярко выделяющуюся на тёмном фасаде из обожжённого кирпича. Они посмотрели вслед Жанне и восхищённо присвистнули — синий костюм, как перчатка, обтягивал изумительно стройную фигурку.
5 октября
Вернулась три дня назад и всё не могу опомниться! Ну, всё по порядку.
Хозяин дал свой «пежо». Ох и озорная же машина! Покрасил бы, а то она словно в лишаях. Девушка в элегантном костюме, с «драгоценностями» и в такой дерьмовой машинешке. Стучат пальцы двигателя. Левый задний амортизатор бьёт по днищу, должно быть, давно потёк. А дорога на Вьен прелесть! Хотелось остановиться и побродить под деревьями. Листья начинают опадать, наверное, чудесно пахнет лесной прелью. Невдалеке проходит железнодорожное полотно, со свистом промелькнул голубой экспресс. Загрустила. Люди куда-то едут и, может, в такие места, где всё не так, как в нашем городке, а я должна вечером вернуться, с утра торчать за стойкой: «Да, мадам… я вас слушаю, месье». Улыбка до ушей. К концу дня нет сил разговаривать, язык, как шершавая мочалка.
Чуть не врезалась в грузовую машину. Замечталась, что тоже еду в голубом экспрессе, развалясь на бархатном диване, на мне, конечно же, дорожный серо-голубой костюм. Видела такой на приезжей даме.
Разыскала фабричонку. Пыльно и уныло. Хозяин, кажется, принял меня за компаньонку, усадил в кресло и угостил зелёным ликёром и грушами. Проследила за упаковкой посуды, а в середине дня тронулась обратно. Проехала совсем немного, и тут на глаза попался дорожный указатель — до Лиона девяносто пять миль. Я притормозила и задумалась: чёрт возьми, почему бы не побывать в Лионе?! Сто лет не была там, и могу же устроить себе небольшой праздник! Пусть завтра с утра другой портье ухмыляется за стойкой, а хозяину можно сказать, что его дряхлый «пежо» сломался и пришлось заночевать. Выжму из машины всё возможное, к вечеру буду в Лионе, остановлюсь в дорогом отеле — праздник так праздник, — прогуляюсь по городу, поужинаю, а если будут приставать со знакомством, изображу важную птицу.
Решительно развернулась и помчалась в обратную сторону. До Лиона добралась засветло. Магазины и рестораны только начинали зажигать неоновые вывески, по улицам прогуливались толпы людей. Наскоро перекусила, опять забралась в машину и сделала два круга по площади с каким-то памятником в центре. Свернула на ближайшую улицу — надо было подумать о ночлеге. И на той улице все нижние этажи высоких домов светились нарядными витринами. Проехала ещё чуть-чуть и вдруг увидела автосалон. Около, на тротуаре, были выставлены две машины. Каких только машин не приходится видеть в сезон на нашем побережье, но такого… Персиковый цвет с сиреневым отливом, стремительно вытянутый, как у гоночной яхты, корпус — сияние, изящество! Походили эти четырёхколесные красавицы на тойоту, но не совсем, а возможно, и были этой фирмы. Я стыдливо оставила «пежо» в соседнем переулке и подошла к автосалону. Вблизи машины были совершенно восхитительны. Дверцы оказались не заперты, я не удержалась и села на мягкое сиденье персикового цвета рядом с водительским. На панели пестрели многочисленные кнопки, внизу, под рулевой колонкой, виднелись только две педали, должно быть, передачи переключались кнопками. На минутку я вообразила, что персиковая машина моя, проезжаю по нашему городку и все оборачиваются вслед, а наша «шайка» обалдевает от зависти. Из автосалона выкатился узкоглазый тип в строгом чёрном костюме с хризантемой в петлице и направился прямиком ко мне. Удирать было поздно, вылезла из машины, опёрлась одной рукой о капот, а другой небрежно провела по голове, без нужды поправляя волосы. «Бриллианты» сверкнули, и я сразу запрятала руку с перстнем в карман — вдруг этот узкоглазый тип разбирается в драгоценностях. Фальшивый блеск, кажется, произвёл впечатление, тип нежно заулыбался, словно повстречал любимую родственницу, и закурлыкал с заметным акцентом:
— Мадемуазель, вы очаровательно выглядите в нашей машине! Фирма гарантирует качество и безопасность!
Кажется, это был японец — жёлтые крупные зубы заметно торчали из-под верхней губы, а кожа отливала недоспелым лимоном.
— Я прошу, мадемуазель, испытать машину на ходу, и вы, уверяю, останетесь довольны.
Испытать так испытать, кажется, принял меня за покупательницу. Я открыла левую дверку, руль предупредительно отошёл вправо, а после того как села, заблокировался на место. Узкоглазый нажал какую-то кнопку, дверцы сами захлопнулись. Чудеса! Включила зажигание, двигатель тихонько замурлыкал, мимо проплыл автосалон, дома, сквер, будто всё вокруг двигалось, а машина стояла на месте.
— Прибавьте обороты, мадемуазель, держите на то дерево, не бойтесь!
— Как на дерево?! — удивилась я.
— Прошу вас! — прокурлыкал узкоглазый.
Про себя чертыхнулась, даванула на акселератор, уже представляя скрежет металла о корявый ствол, а для надёжности отпустила педаль и упёрлась ногами в пол. Машина прошла правым боком, не задев дерева. От удивления я резко тормознула. Узкоглазый довольно захихикал:
— Радиолокаторы, мадемуазель, электроника… Машина сама принимает решения!
Совершенно покорённая великолепием четырёхколесной красотки, поставила её на прежнее место около автосалона и небрежно осведомилась о цене. От названной цифры по спине поползли холодные мурашки, но сыграла роль до конца:
— На днях загляну.
— Буду счастлив вновь видеть вас, мадемуазель! — Тип прижал к груди пухлые ручки и поклонился.