— Нецензурная лексика, — поправила Эльмира, и Серж кивнул:
— Да, именно. Но в тех книгах, что я читал, и в «Стажерах» в том числе, ничего такого нет. Это просто замечательный роман! В детстве я им просто зачитывался и всегда хотел сделать по нему фильм. Дмитрий и Эльмира снова переглянулись, но о чем они в тот момент думали, он мог только догадываться.
— Надо будет почитать этот роман, раз уж вы так яро его защищаете, — усмехнулся Железняков. — В любом случае, желаю вам сделать хороший фильм по любимой книге. Только не забывайте готовиться к новым съемкам!
— Само собой, — Сергей понял, что встреча окончена, и поднялся. С ним все так же вежливо и доброжелательно попрощались, и он выскочил из кабинета в коридор, едва удерживаясь от того, чтобы не помчаться к лифту бегом — так ему не терпелось поскорее оказаться на улице и поехать поделиться с кем-нибудь последними новостями.
Куда именно ехать в первую очередь, он не знал. Одновременно хотелось помчаться и в главный офис фирмы «Алиса», чтобы высказать своей стервозной начальнице все, что он успел о ней подумать за последние десять лет совместной работы, и к товарищам из съемочной группы, жаждущим узнать, не напрасно ли они вчера угощали его в кафе выпивкой. А кроме того, неплохо было бы повидаться с некоторыми из его знакомых режиссеров-любителей, снимавшими кровавые боевики, в которых перестрелки чередовались с постельными сценами, и при каждом удобном случае твердившими, что он, Чернов, никогда не соберет своими «слащавыми» фильмами такого огромного количества зрителей, какое с легкостью собирали они. Нет, он не стал бы доказывать им, что был прав, создавая фильмы без чернухи и ругани, он бы выслушал еще раз все их насмешки, а потом как бы случайно, вскользь, обронил, что уходит из любительского кино в профессиональное…
Кончилось тем, что первым делом Чернов поехал домой. Обе его дочери, радуясь, что отец вернулся так рано, с восторженными криками кинулись ему на шею. Сергей пошатнулся, удивляясь про себя, как же быстро растут эти еще недавно бывшие совсем маленькими и легкими девочки, и понес их в комнату своей жены Маргариты.
— Что-то у тебя в последнее время то перелет, то недолет, — насмешливо заметила его супруга, отрываясь от книги и вставая с кресла, в котором она сидела, свернувшись «калачиком». — Вчера под утро домой явился, сегодня — в середине дня. Что-то случилось?
— Да, — ответил Серж, расплываясь в довольной улыбке. Рита настороженно вскинула брови, пытаясь понять, что происходит — вроде бы муж чему-то страшно рад, но в то же время он явно взволнован.
— Поставь девочек на место и рассказывай, — потребовала она.
— Сейчас, — Чернов уже и сам пытался освободиться от весело хохочущих дочек, но они не желали от него отцепляться, и на то, чтобы все-таки спустить их на пол и выставить в соседнюю комнату у них с женой ушло довольно много времени. Но, в конце концов, они все-таки остались вдвоем, и Рита выжидательно уставилась Сергею в глаза:
— Ну что? В какую авантюру ты на этот раз впутался?
— Ох, Марго, ты даже не представляешь в какую! — Сергей не мог больше сдерживаться и, подхватив жену на руки, завертелся в центре их маленькой комнатушки. Через полчаса они, уже успокоившись, сидели в обнимку на кровати и мечтательными голосами обсуждали, как изменится их жизнь, после того, как Серж станет работать на телевидении.
— Переедем из центра куда-нибудь за город, хотя бы в тот район, где у тебя студия… Или даже еще дальше, на природу…
— На работу придется далеко ездить. Тьфу, о чем это я, мы же сможем тогда машину купить!
— Девочек устроим учиться в триста первую гимназию. Или, может быть, лучше в первый гуманитарный колледж? Там большой упор на иностранные языки… Нет, все-таки для начала лучше в триста первую, а потом, когда подрастут, посмотрим, что им будет больше интересно.
— Ага, так и сделаем. А Марианну можно будет отправить учиться в Европу. Подальше куда-нибудь… А то она будет каждый день ругаться с моими поклонницами!
— Я тебе покажу поклонниц!
— Ну что ты, Марго, нужны они мне! Лучше подумай, какие ты любишь драгоценности? Что тебе купить с первого гонорара?
— Ой, мне ничего не надо, главное, девочкам…
— Девочкам само собой. Они, кажется, кукольный дом хотели — вот его им и подарю. А тебе обязательно нужен какой-нибудь гарнитур, чтобы со мной в свет выходить.
— Мне нужен ты, а не гарнитуры.
— Ну, я-то у тебя и так уже есть. Слушай, а поехали с девочками за город? Прямо сейчас? Они поднялись с кровати и пошли к двери, не спуская друг с друга влюбленных глаз.
— Я всегда в тебя верила, — шепнула Рита мужу. — Я всегда знала, что ты этого добьешься.
«Нет, ты верила в это далеко не всегда! — неожиданно понял Сергей. — Ты очень часто думала, что я не добьюсь ничего. Но это не главное — главное, что ты никогда, ни единым словом не дала мне понять, что в меня не веришь. И что, несмотря на это, заставила поверить в себя меня самого…»
Всю следующую неделю Серж, как заведенный, мотался из дома на работу, а с работы — в студию, и улаживал свои многочисленные дела. Сотрудники бросали на него завистливые взгляды и приторными голосами сообщали, как они за него рады, начальница возмущенно восклицала, что больше никогда не возьмет в фирму творческих людей, Марианна при каждом удобном случае спешила назвать его «великим» или «лучшим режиссером», а друзья по съемочной группе требовали поскорее закончить фильм, потому что после официального вступления на новую должность у Чернова вряд ли могло остаться для этого свободное время. Хотя здесь их с Сергеем желания полностью совпадали: он и сам хотел обязательно доснять «Стажеров» и втайне ругал себя, что не приступил к экранизации любимого романа раньше. И одновременно был рад, что фильм по этой книге станет его последним любительским фильмом: уж если что-то заканчивать, то особенно красивым и ярким кадром — это он за годы творческой работы усвоил очень хорошо. Единственным, что его по-прежнему беспокоило, были сомнения в том, что декорации, изображающие внутренности космического корабля «Тахмасиб», в котором происходила основная часть действия, все-таки выглядят как-то неестественно. Чернов чувствовал, что, создавая их, допустил какую-то ошибку, но что именно там было не так, понять не мог. А тратить время на раздумья о том, что же он упустил из виду, режиссер не мог — он и так боялся, что не успеет закончить съемки, и заставлял всю свою группу каждый день работать до поздней ночи. Группа же, как назло, вместо того, чтобы сосредоточиться на съемках, так и норовила устроить перекур и в очередной раз расспросить Сергея о его встрече с «великими и всемогущими» деятелями культуры.
— Неужели они совсем-совсем ни за что тебя не ругали? — никак не могла поверить ему Марианна. — Вон в «Еретике» у нас главного героя сначала пытают, а потом на костре жгут. Эта Альмира, или как ее там, должна была тебе все уши прожужжать, что такие жестокие сцены провоцируют зрителей на еще большую жестокость, и поэтому вставлять их в фильмы нельзя!
— Марин, ну честное слово, ты их какими-то монстрами считаешь! — отмахивался Серж от свояченицы. — Говорю же, это самые обычные, нормальные люди. Мы с ними очень культурно обо всем побеседовали, и никаких претензий у Эльмиры ко мне не было. «Еретик» — это же исторический фильм, да к тому же мы там все самое страшное оставили за кадром, с чего же ей меня за это ругать?
— Да с того, что сейчас ни в одном официальном фильме плохому герою даже по морде дать нельзя — сразу обвинят в «потакании низменным инстинктам»!
— Не преувеличивай. Совет по Этике борется только с излишней жестокостью. И вообще с тем, что может плохо повлиять на «неокрепшие умы» вроде твоего, — Серж взял со стола камеру, давая Марианне и остальным понять, что перерыв закончен. — Жилин, Бородин, по местам! Во время съемок он всегда называл актеров именами их героев — даже в те моменты, когда они отдыхали или обсуждали тот или иной эпизод. Его товарищи, особенно те, кто постоянно снимался в его фильмах, уже давно привыкли к такой манере общения, и поэтому теперь Евгений, игравший Ивана Жилина, и Марат, исполнявший роль Юры Бородина, нехотя отставили чашки с растворимым кофе и со скучающим видом направились к выходу из кухни. Марианна и остальные актеры с такими же кислыми физиономиями потянулись вслед за ними.
— Давайте-давайте, — сердито прикрикнул на них Чернов. — Последняя сцена осталась! И все, будете готовиться к съемкам в серьезном официальном кино!
— Если нас туда возьмут, — буркнул Марат себе под нос, но Сергей услышал эту реплику и мгновенно вспыхнул:
— Ты что же, думаешь, я вас с собой на телевидение не протащу? Сам стану «официальным», а тех, кто помог мне этого добиться — брошу?! Да ты понимаешь, кто ты после этого..?
— Серж, да ты что?! — Марат резко развернулся и теперь смотрел на Чернова с таким виноватым видом, что тот немного смягчился. — Я же не о том говорю, что ты нас бросишь, я имел в виду, что Совет по Этике нас может и не утвердить.
— Утвердят, куда они денутся, — махнул рукой Сергей. — Я скажу, что без вас мне не обойтись, вот и все. Или ты, Юрий, тайком в каком-нибудь боевике или ужастике снялся? — подмигнул он молодому артисту.
— Или в порнушке… — глубокомысленно протянул идущий позади него Константин, игравший Юрковского. Марат залился краской и под дружный смех съемочной группы почти бегом бросился в комнату.
— Все, начали! — пресек режиссер всеобщее веселье. — Разговор Жилина с Бородиным после истории о флуктуациях. Все лишние — вон из кадра! Они закончили снимать глубокой ночью. К счастью, у Кости была своя машина, и он согласился развезти товарищей по домам. Режиссеру, правда, места не хватило, но он сразу сказал, что останется в студии — Рита на этот раз была предупреждена, а фильм следовало еще раз просмотреть на предмет разных недостатков и погрешностей. Да и не смог бы Чернов заснуть этой ночью — последней в его старой жизни, когда он был никому не известным режиссером-любителем. А потому, выпроводив съемочную группу, он уселся за компьютер, нацепил наушники и принялся внимательно пересматривать свое последнее творение, время от времени останавливая его и убирая из кадров случайно попавшие туда тени не участвующих в сцене актеров и другие мелочи. Их, впрочем, было немного: то ли сказывался набранный во время предыдущих съемок опыт, то ли свое дело сделала давняя любовь Сергея к книгам Стругацких, но он видел, что «Стажеры» удались ему намного лучше других фильмов. Хотя ощущение некоторой неестественности снятого, которую он никак не мог объяснить, его так и не покинуло. «Ладно, — вздохнул режиссер про себя, досмотрев кино до конца. — Если там есть какой-то ляп, зрители, когда его увидят, обязательно об этом напишут — тогда все и исправлю. А пока гляну-ка я еще разок сегодняшнюю сцену…» И снова на мониторе возникла каюта Ивана Жилина, ее хозяин, сидящий на аккуратно застеленной койке, и Юра Бородин, нервно вышагивающий туда-сюда по этому тесному помещению и взбудоражено размахивающий руками. Они спорили, и, казалось, что Жилин никогда ничего не сможет доказать своему молодому и горячему товарищу, так красиво и восторженно звучали слова Бородина о необходимости жертвовать всем, ради науки и всеобщего счастья, и сам Чернов, хоть и отлично знал, чем закончится этот разговор, слушал его, затаив дыхание и лишь надеясь, что у Жилина найдется какой-нибудь весомый и разумный аргумент, к которому юный Бородин хотя бы немного прислушается. Надеясь, но без всякой уверенности в этом.
— …Никакие открытия не стоят человеческой жизни! И рисковать жизнью разрешается только ради жизни! — рявкнул, тем временем, в его наушниках голос Жилина, и Сергей еще раз с радостью отметил, что эту сцену ребята сыграли замечательно. Теперь Жилин на экране уже сам расхаживал по каюте и отчаянно жестикулировал, а Бородин с виноватым видом стоял, прижавшись к стене, и напряженно о чем-то думал. Было ясно, что он многое понял — понял не благодаря логическим аргументам, а просто потому, что Иван Жилин говорил правду и говорил ее искренне. Досмотрев любимую сцену до конца, Чернов нажал на паузу и удовлетворенно откинулся на спинку стула. За окном начинало светлеть, и режиссер, наконец, почувствовал, что безумно хочет спать, но прежде, чем подключиться к Интернету и закачать «Стажеров» на свой сайт, он позволил себе посидеть еще немного, ничего не делая и наслаждаясь хорошо сделанной работой. Уже скоро его постоянные зрители обнаружат новинку и бросятся ее смотреть, а потом так же дружно начнут писать ему отзывы, ругая одни сцены и нахваливая другие, ставя ему в пример таких же, как он, режиссеров-любителей и спрашивая, каким будет его следующее кино. И узнают, что будущие фильмы Чернова можно будет увидеть не в Интернете, а на официальном телеканале. Но это все будет чуть позже, ближе к вечеру, а пока Сергей еще мог побыть мало кому известным любителем Сержем Нуаром, и почему-то ему хотелось немного растянуть эти последние минуты своей «неофициальной» жизни.
Впрочем, в конце концов, он все же загрузил «Стажеров» на сайт и завалился спать на той самой койке, где всего несколько часов назад Иван Жилин произносил свою коронную речь.
Через день ему позвонили из Совета по Этике.
— Эльмира Евгеньевна хотела бы с вами побеседовать, — сообщила секретарша Николаевой. — Вы сможете приехать сегодня к четырем часам? Разумеется, Чернов смог: уже в полчетвертого он скучал в коридоре Совета возле двери Эльмиры Николаевой и ждал своей очереди в компании нескольких художников, писателей и других творческих людей. Некоторые из них, оглядываясь на закрытую дверь, настороженно о чем-то шептались, а одна из ожидающих — миловидная женщина лет тридцати с небольшим — с сомнением перебирала принесенные с собой художественные фотографии, надолго о чем-то задумываясь над каждой из них.
— Разрешите взглянуть? — неожиданно подошел к ней молодой человек, нервно теребящий в руках крошечную флешку. Женщина с улыбкой протянула ему снимки, и он тоже начал изучать их внимательным взглядом. Другие «труженики искусства» оказались не менее любопытными и вскоре фотографии пошли по рукам всех присутствующих. Не остался в стороне и Чернов. Снимки ему понравились: на большинстве из них была изображена молоденькая девушка с длинными распущенными волосами, сфотографированная на фоне всевозможных развалин — она то спускалась по лестнице полуразрушенного дома, то, едва удерживая равновесие, шла по куску обшарпанной кирпичной стены, а на последней фотографии сидела среди каких-то ржавых железных конструкций, сгорбившись и опустив голову так низко, что волнистые волосы скрывали ее лицо.
— Я бы назвал этот цикл «Одиночество» или еще как-то в этом роде, — сказал Сергей автору фотографий, передавая сами снимки дальше. — Потрясающе сделано. Женщина польщено улыбнулась:
— Они так и называются. Я как увидела за городом эти развалины, так сразу и поняла — там можно сделать отличные кадры.
— Совет забракует, — человек с флешкой собрал все снимки вместе и вернул их фотографу. — Слишком депрессивный сюжет. Ничего радостного, ничего светлого, а вот здесь ваша модель как будто бы вообще из окна хочет выброситься, — он вытащил из пачки фотографий ту, где девушка стояла на подоконнике разбитого окна и с какими-то отрешенным выражением лица смотрела вниз. Женщина-фотограф бросила на него нерешительный взгляд:
— Вы думаете? Вообще-то я этого и добивалась. Показать, что такие развалины только на первый взгляд никому не мешают, а на самом деле здорово портят людям настроение.
— Я так и понял, — кивнул ее собеседник. — И у вас отлично это получилось. Но там, — он указал флешкой на дверь Эльмиры, — вам наверняка скажут, что искусство должно вызывать не тоску, а положительные эмоции. Да и модель у вас слишком красивая, — добавил он, снова вглядываясь в один из «депрессивных» снимков, — а это сейчас не приветствуется. Может вызвать у зрителей неподобающие мысли.
— Да ладно вам, — женщина сердито отобрала у него снимок и убрала все свои работы в прозрачную папку. — Она, между прочим — моя племянница. И одета здесь очень скромно.
— Простите, — молодой человек примирительно улыбнулся. — Но она действительно очень красивая. И я имел в виду, что это может огорчить других девочек, не таких симпатичных. Вызвать у них комплекс неполноценности.
— Да глупости все это! — возразил еще один из собравшихся в коридоре молодых людей. — Не слушайте его, у вас прекрасные фотки, и Совету они наверняка понравятся!