- Я не прошу тебя составлять мне компанию. Мне нравится одиночество.
- Это я тоже знаю. Насчет слишком мягких городских кроватей я говорил серьезно. Меня больше устроит солома.
- Делай, как тебе нравится. Мне все равно. - Алита замолчал.
Конюшня была крепкой и построенной так же добротно, как и любое другое здание в этом селе - даже если оно предназначалось для содержания грязных животных.
- А как насчет сегодняшнего городского праздника? - поинтересовался кот.
- Мне кажется, лучше было бы не рисковать. Если эти люди не пускают грязных животных к себе на постоялый двор, то я сильно подозреваю, что они не станут с ними обниматься на своих гулянках.
Зайдя в конюшню, Алита стал подыскивать себе подходящее местечко для ночлега.
- Вероятно, ты прав, Этиоль Эхомба. Интересно, а каково им принимать грязных людей?
- По голосу женщины мне показалось, что она имела в виду лишь аспекты личной гигиены, когда употребляла слово "грязный". Боюсь, впрочем, что сопряженные с этим чувства могут оказаться куда более глубокими и мерзкими.
Сунув голову в пустое стойло, Алита проворчал:
- Я бы не удивился. Я тут полежу и подремлю немножко. - Левгеп фыркнул и потряс головой, от чего густая черная грива всколыхнулась, словно гигантская швабра. - С тех пор как мы покинули степь, я постоянно недосыпаю. - Устроившись, он взглянул вверх. - А ты пойдешь?
- Придется. Не потому, что имею сильное желание - хотя, несмотря на их предрассудки, это интересное местечко, - а потому, что, как мне кажется, за Симной надо присматривать. Язык доведет его до беды.
Они растянулись рядом на большой куче соломы. Ее недавно обмолотили, и она все еще была мягкой и приятной. С нее хорошо было видно передний и задний вход в конюшню. Эхомба решил отдохнуть до ужина. А после начнется сельский праздник, который он посетит как путешественник и гость. Эхомба знал, что, пока он будет затыкать рот Симны едой, тот вряд ли причинит неприятности.
Ужин, съеденный в корчме постоялого двора, оказался отменным, приготовленным и накрытым столь же художественно, как и строение, в котором его подавали. Трое путешественников не были здесь единственными посетителями. С заходом солнца начали приходить местные жители, освещая себе путь по вычищенным незербрейским улицам маленькими оловянными фонариками с изящными барельефами. Вскоре корчма наполнилась смехом и непринужденными беседами. Мужчины обсуждали начало вырубки на новой лесной делянке, поскольку деревня поставляла деревянные изделия в Бондрессей и Сквой. Женщины говорили о детях и домашнем хозяйстве. Все много и добродушно сплетничали.
Селяне беседовали главным образом между собой, а трое путешественников сидели на одной из длинных общих лавок. Но чем позднее становилось, тем больше наполнялась корчма, веселье становилось более общим, шутки более шумными, и шутники неизбежно втянулись в разговор с местными. По крайней мере Симна. Накер соблюдал осторожность, а Эхомба, можно сказать, отличался необщительностью.
Откинувшись на спинку скамьи, северянин по-свойски осведомился у сидящего рядом дородного селянина:
- Стало быть, вы рубите много деревьев?
- А почему бы и нет? - У мужчины были толстые руки, загрубевшие от долгих лет тяжелого физического труда, - У нас тут полно деревьев, а бондрессейцы хорошо платят за наш лесоматериал. К тому же рыжие ужасно быстро орудуют двуручными поперечными пилами, поэтому мы можем их также использовать и на лесоповале. - Его товарищи захохотали, и Симна позволил себе сдержанно улыбнуться этому образчику деревенского юмора.
- А среди вас есть женщины-лесорубы?
Смех вокруг мгновенно стих. Приветливость на лицах сменило угрюмое выражение.
- Омерзительно! Ни один незербреец, мужчина или женщина, такого не потерпел бы.
- Ага, - сокрушенно пробормотал Симна. - Я просто спросил. Не забывайте, что мои друзья и я здесь впервые.
- Это правда... да, это так... - Постепенно присутствующие снова заулыбались, и к ним вернулось хорошее настроение. - Женщина-лесоруб... такие речи могут навлечь на человека проклятие.
- Проклятие? - вступил в разговор Эхомба. - Чье проклятие?
- Как чье? Трагта, разумеется. - Местные переглянулись и покачали головами в знак соболезнования неосведомленности чужеземцев. - Трагг - бог петляющих лесных тропинок. Тот, кто следует Его путем и соблюдает Его учение, проживет долгую и счастливую жизнь здесь, в Хругарских горах. Так искони повелось у жителей Незербре.
- Вас этому учат ваши священники? - После своего промаха Симна пытался облечь вопрос в наиболее безобидную форму.
- Священники? - Мужчины переглянулись и, к облегчению северянина, снова разразились смехом. - У нас нет священников!
- Мы знаем истинность того, что нам говорит Трагг, - изрек другой селянин, - потому что истина есть истина. Нам не нужны священники, чтобы рассказывать подобные вещи. Мы такая же часть Мыслящих Королевств, как Мелеспра или Уренон Изящный.
- Именно. Вся разница только в том, что мы предпочитаем жить в более простых условиях. - Местный житель, сидевший ближе к Симне, оживленно жестикулировал. - Нам не нужны усадьбы или замки. Свои жилища мы отделываем скромным деревом, которое украшаем и облагораживаем собственными руками. Все это нам велит Трагг.
- И он также говорит вам, что животные - грязные твари? - задал вопрос Эхомба, прежде чем Симна успел понять, куда он клонит, и остановить его.
Но северянин волновался напрасно. Еще один мужчина ответил сразу же и не раздумывая:
- Конечно! Если мы в чем-нибудь не уверены, мы обращаем свою веру к учениям Трагга, и они говорят нам, что надо делать.
- А эти учения, - спросил Эхомба, - никогда не ошибаются?
- Никогда! - хором заявили несколько мужчин и две женщины.
- Однако мне показалось, будто вы сказали, что Незербре является частью Мыслящих Королевств. Если в своих действиях вы полагаетесь на учения Трагга, то, значит, вы не размышляете о том, что делаете. Вы подменяете мышление верой.
Наклонившись к другу, Симна настойчиво зашептал:
- Я много чего повидал, братец, и, основываясь на собственном опыте, советую тебе немедленно прекратить разговоры на эту тему.
- Почему? - невинно поинтересовался Эхомба. - Это же мыслящие люди, граждане Мыслящих Королевств. Людей, которые думают, вопросы не смущают. Повысив голос, он спросил: - Не так ли?
- Конечно, дружище, конечно! - воскликнул селянин, сидевший за столом напротив пастуха. - Вера не заменяет мышления. Она его дополняет. - Широко ухмыльнувшись, он добавил: - Мы думаем о том, во что мы верим.
- И верим в то, что думаем. - Женщина, уже довольно много выпившая, провозгласив этот догмат, захихикала. Ее приятель тоже расхохотался, и снова веселье за столом стало всеобщим.
Эхомба начал говорить что-то еще, но на этот раз Симна перебил его сразу:
- Эй, братец, если тебя не беспокоит собственное благополучие, то по крайней мере подумай о моем, ладно? Надо перевести беседу на что-нибудь безопасное.
- Я... ну да ладно. - Увидев обеспокоенное лицо северянина, Эхомба решил воздержаться от вопросов, вертевшихся у него на языке. Пока. Он сосредоточился на содержимом глиняной кружки, которую перед ним поставили.
Около задней двери кто-то держал речь, взобравшись на стул. Эхомба назвал бы мужчину распорядителем постоялого двора. Не хозяином - хозяином должен быть муж той женщины, которую они встретили в самом начале. Говорившего выделяли выступающий животик и тщательно приглаженные усы, закрывавшие значительную часть его толстого лица. Лесорубом он явно не был.
- Друзья, гости! Вы видели это и раньше, рассматривали и удивлялись, и сегодня вечером мы еще раз покажем это вам, чтобы наш праздник был веселее, а единство нашей общины еще больше крепло. - Осторожно повернувшись на слегка качающемся стуле, мужчина величественно взмахнул рукой в направлении задней двери. Она была очень широкой и высокой, с необычным полукруглым проемом. Присутствующие замерли в ожидании. По взаимному безмолвному соглашению сразу стихли все разговоры.
- Представляю вам, - провозгласил управляющий, - ночной кошмар!
Из толпы послышались радостные вопли и гиканье, дикий рев, сотрясший стены корчмы. Благодаря своему раннему приходу Эхомба и его спутники сидели на таких местах, где ничто не загораживало сводчатую дверь. Теперь она широко распахнулась, и все в молчании уставились на нее.
Невзирая на то что клетка легко катилась на широких колесах, потребовались совместные усилия четырех крепких мужчин, чтобы втянуть и втолкнуть ее в корчму. Спицы и ступицы колес, да и сама клетка были украшены мистическими знаками и загадочными фигурами. Даже прутья и массивный замок были изготовлены из дерева, любовно отполированного, чтобы оттенить прекрасную темную текстуру. Несмотря на высоту двустворчатой двери, верх клетки едва протиснули через сводчатый проем двадцати футов высоты.
В клетке, схватившись за два прута, стояло десятифутовое нечто.