Бесплодные размышления были не в характере Кея. Он чувствовал, что изменяет себе, пытался отогнать назойливые мрачные мысли, которые только отвлекали от дела. А дело всегда оставалось для него делом, каким бы безнадежным ни выглядело.
К счастью, спутники космокурьера не догадывались о его переживаниях. Внешне выглядевший невозмутимым, неразговорчивый и замкнутый, он казался неспособным на них. Бесстрастность и бьющая через край самоуверенность Кея, хотя и раздражали Корлиса, все же действовали ободряюще. Тем более, что и ему, и Инте было сейчас не до эмоций: безмерное физическое напряжение подавило все чувства, кроме одного — во что бы то ни стало выдержать, вытерпеть, дойти!
Гигантские уродливые деревья, а особенно невообразимо разросшиеся кустарники делали почти невозможным каждый следующий шаг. Они шли вопреки этому «почти». Ножи приросли к рукам, впаялись в ладони, и режущий луч словно исторгался самим сердцем. Шаг… второй… третий… Луч влево, луч вправо…
Большой Сонч совсем недалеко, в десятке миль. Все чаще встречаются на пути остатки каких-то сооружений, расплющенные, бурые от ржавчины, проросшие зеленью металлические конструкции. Лучи обрушивают их, и падая, они рассыпаются, ложатся под ноги грудами мелких обломков. В воздух взмывают тучи едкой пыли, и тогда дышать становится особенно трудно.
Лишь близость цели поддерживает силы. Шаг… еще один… еще и еще…
— Инта, не отставайте! — оглянувшись, крикнул Кей. — Инта, где вы?
— Где вы, Инта? — эхом повторил Корлис.
Девушка исчезла.
Она шла за Кеем и Корлисом, которые выжигали просеку, проход, лаз — называй, как хочешь, — в упругой, сопротивлявшейся вторжению зеленой массе.
Слышались свист, хруст, тяжелое дыхание мужчин. Иногда пружинящие ветви хлестали ее по голове. Уклоняясь от очередного удара, Инта сделала шаг в сторону и рухнула вниз.
Спустя какое-то время девушка очнулась, однако продолжала лежать в странном оцепенении. Ей не было больно, и не то что она не могла шевельнуться, просто не хотелось ни двигаться, ни кричать, ни даже думать.
Сознание как бы расслоилось. И одним слоем было настоящее, а другим — прошлое. Настоящее отодвинулось в глубину, стало расплывчатым фоном.
Относящиеся к нему мысли перепутались, она уже не управляла ими, а безвольно подчинялась их навязчивому течению. Ей не удавалось свести воедино этот рассыпающийся мысленный калейдоскоп.
Зато прошлое обрело сиюминутную реальность, своей упорядоченностью и яркостью создавая эффект присутствия. Это не походило на воспоминания.
Инта, не покидая окончательно настоящего (она отдавала себе в том отчет), раз за разом погружалась в прошлое и оставалась там до тех пор, пока не наступала недолгая пауза, после которой, словно видеосюжет, воссоздавался очередной эпизод ее жизни… … Ей двенадцать лет. Она в скафандре (в этом возрасте каждый впервые получает обычный, не «энерго», скафандр). Воспитательница ведет их группу на экскурсию. Сейчас перед ними откроется до сих пор запретная дверь в космос.
В промежуточном отсеке навстречу им тяжело ступает человек, и они прижимаются к стенам, давая ему дорогу.
— Кей, тот самый Кей… Геройский космокурьер! — слышится в ее переговорном устройстве почтительный шепот.
«Оглянется или нет?» — с забившимся сильнее сердцем подумала девочка.
Но он прошел и не оглянулся.
А перед ними уже черная пустота, иссеченная полосами — яркими, более бледными и совсем тусклыми. Тонкими, едва заметными серебряными паутинками, плотными, четко очерченными алмазными нитями и расплывчатыми перламутровыми лентами. База вращается, и звезды рисуют на небе неравномерно сгруппированный растр.
Инта с рождения привыкла к тому, что База должна вращаться, иначе на ней царила бы невесомость. Но здесь, под открытым небом, у нее закружилась голова, перед глазами все поплыло и тошнота подступила к горлу.
— Спокойно, дети! — послышался в переговорном устройстве голос воспитательницы. — Сейчас это пройдет. Не бойтесь, все так и должно быть.
Ведь красиво, правда? Скоро вы увидите зарю, восход Яра. А пока поздравляю с первым выходом в космос!
Еще одна полоса — широкая, смазанная серебристо-зеленоватая — то появляется, заслоняя полнеба, то исчезает. Она мелькает, пульсирует, приковывает внимание так, что Инта вскоре забывает о тошноте. Это Гема, их прародина.
О ней говорили, как о чем-то канувшем в вечность, даже мифическом. Трудно было представить миллиарды одновременно живших людей, их неупорядоченный быт, дворцы и лачуги, гигантские концерны и кустарные мастерские — обо всем этом рассказывали на уроках истории. И еще труднее было осознать, что на изобильной Геме, с ее могущественной техникой, чуть ли не половина людей голодали, а тем временем неисчислимые богатства поглощались тем, что именовалось «расходами на оборону». Войны вспыхивали и гасли, вновь разгорались и опять ненадолго затухали. И на их фоне шла подготовка к сверхвойне, в которой половина человечества пыталась бы уничтожить другую половину.
«Как хорошо, — думала маленькая Инта, — что нас так мало и все мы любим друг друга и ни с кем не воюем!» На миг вернулось настоящее. Замедленными, беззвучными шагами уплывают в зеленый туман Кей и Корлис, а у нее нет сил их остановить. И ведь надо только окликнуть: «Стойте! Куда же вы без меня? Подождите!» Но она молчит. А настоящее снова сменяется прошлым. Время отступает на пять лет… … Сегодня они празднуют свое совершеннолетие. Среди почетных гостей представитель героической профессии — космокурьер. Его встретили восторженно, забросали вопросами. Он отвечал на них коротко и, по-видимому, неохотно: «да», «нет», «нормально». То ли много мнил о себе, то ли, напротив, был смущен общим вниманием. А может, чем-то озабочен.
«Вот мы и снова встретились», — думала про себя Инта, исподтишка разглядывая Кея.
Под взглядами юношей и девушек космокурьер не пытался придать себе значительности. Обыкновенный человек, даже чуточку простоватый.
— И это знаменитый коскур? — шепнула подруга. — Не верю! Что в нем героического? Молчун и увалень!
Тогда, вероятно расслышав эти слова, поднялся наставник и рассказал, укоризненно взглянув на них, как во время одного из недавних полетов Кей был ранен навылет микрометеоритом. Пробоины в скафандре затянулись — сработала автоматическая защита. А вот рана кровоточила. Космокурьер слабел, временами терял сознание, но не повернул обратно, хотя до Базы было ближе, а продолжал полет и доставил сообщение на окраинную станцию.
Кей слушал с безразличием, как будто речь шла не о нем, а о постороннем, даже не знакомом ему человеке.
— Страшно это, когда кровь не останавливается, силы уходят, а впереди такой долгий путь? — решившись, спросила Инта.
— Нормально, — буркнул космокурьер, глядя сквозь нее.
— Разве это может быть нормальным? — не отставала девушка.
И тут в глазах Кея мелькнул интерес.
— Еще как может! Нужно только очень сильно хотеть и много работать.
— А если я захочу… Очень сильно захочу быть с вами, там, в космосе?
Кей молчал.
«Он растерялся! Честное слово, растерялся!» — изумилась Инта.
— Ты с ума сошла! — прошептала на ухо подруга. — Что он о тебе подумает?
— Ну и пусть, — так же шепотом ответила девушка.
А Кей продолжал молчать, переступая с ноги на ногу. Казалось, он решает трудную математическую задачу. Решает в уме, по памяти, а ответа найти не может.
— Так как же? — настаивала Инта.
— Нашему гостю пора, — вмешался наставник. — Завтра ему снова лететь в космос. Поблагодарим его и пожелаем удачи!
Скачок в настоящее. Рвущаяся паутина мыслей. «Кей… что я хотела ему сказать… Ведь что-то очень важное… Впрочем, не все ли равно…» И вновь ею овладело прошлое. — … А сейчас я познакомлю вас с картой звездного неба, — торжественно произнес Корлис.
Он вел в их группе астрономию, блистал эрудицией, внушал к себе почтение.
Часто, отступая от темы занятия, рассказывал о Геме, и тогда глаза его загорались фанатическим огнем. Но и о галактиках и звездных туманностях тоже говорил увлеченно.
— А что даст нам карта звездного неба? — спросил кто-то из них, не подумав.
— Звезды бегут, и разобраться в них мы все равно не сможем.