Почтовый чиновник протянул в окошечко руку, взял у меня письмо, повертел его, стукнул печатью и бросил в кучу других писем.
- Оно не потеряется? - спросил я дрожащим голосом.
- У нас письма не теряются, - ответил чиновник и захлопнул окошечко.
Я вышел на улицу.
И зачем я послал? Отвратительные стихи. Мистер Трент будет просто смеяться надо мной. Расскажет Гримшау... Узнают мальчишки... Задразнят... Проходу не дадут. Забрать, сейчас же забрать письмо.
Я взбежал по лестнице.
Почтовый чиновник сидел за своим окошком и что-то писал в большой книге.
Ну, как я ему скажу? Оставлю. Будь что будет.
"Больше всего на свете я хочу, - думал я вечером, укладываясь в постель, - чтобы Трент напечатал стихи и чтобы папа и мама поскорее приехали".
Целых три года я не видел папу и маму. Я писал им каждую неделю и получал от них письма. Но ведь это совсем не то. Месяц тому назад мама написала мне, что они собираются в Ривермут и выедут, как только папа получит отпуск.
С этого дня я только и думал об их приезде. Считал вместе с дедушкой, сколько дней им придется плыть на корабле, каждое утро смотрел на барометр.
- Дедушка, я изменился с тех пор, как они уехали? - приставал к дедушке.
- Очень, мой друг, - отвечал он.
- Я вырос?
- На целую голову.
- Но они меня все-таки узнают?
- Узнают, я думаю, - отвечал дедушка, улыбаясь.
Что-то скажет папа, когда увидит мои стихи, особенно, если их напечатают? Стихи про Новый Орлеан, про лунную ночь в нашем саду. Маме-то они, наверное, понравятся.
Каждое утро я с тревогой разворачивал "Ривермутскую утку".
Стихи не появлялись.
"Выбросили! Конечно, выбросили, - думал я, - значит,стихи дрянь".
Но на другой день я опять открывал газету.
И вот в пятницу я цвидел: в конце второй страницы два ровных столбика коротеньких строчек.
Над ними мелким шрифтом:
Стихи юного, но подающего надежды поэта.
Редакция желает молодому поэтическому дарованию,
украшающему в настоящее время почтенную школу
мистера Гримшау, крепнуть и развиваться.
Потом две переплетающиеся веточки и название:
ЮЖНАЯ НОЧЬ.
А внизу подпись:
ТОМАС БЕЛЛИ.
- Напечатали! Напечатали!
Я вскочил и, как флагом размахивая газетой, три раза перескочил через стул.
Поэт Томас Белли.
Томас Белли - поэт!
Я распластал газету на столе.
ЮЖНАЯ НОЧЬ.
Неужели это мои стихи? Честное слово, хорошие!
Я перечитывал стихотворение с первой строчки до последней, потом опять с первой до последней. И так - раз десять.
Пойти показать дедушке? Нет, пусть лучше сам заметит. А вдруг он пропустит? Он никогда стихов не читает.
Я вертел газету в руках.
"Из Чикаго нам пишут..."
"Из Буэнос-Айреса пишут..."
"Из Нового Орлеана пишут..."
А ну-ка, что пишут из Нового Орлеана?
"В городе свирепствует жестокая холера.
Больницы и госпитали переполнены. По последним
сведениям (28 сего месяца), за одни сутки было