— Значит, даже если солипсисты туда и доберутся, — сказал Миц, — они ничего не смогут поделать.
— Ага, — ответила Зефла. — Но если они встретят нас там, мы тоже не сможем ничего поделать.
Шеррис опять покачнулась и сморгнула, пытаясь сообразить. Должно быть что-то еще… Как трудно думать. Зефла посмотрела на Ферила.
— Когда вам следует выйти, чтобы встретиться с подлодкой?
Ах да, вот что, вспомнила Шеррис.
— Часов через тридцать, — ответил андроид. Кивнув, Зефла повернулась к Шеррис.
— Двинулись?
Она сглотнула ком в горле.
— Двинулись.
Рука изнывала от боли. Шеррис ощущала голод и тошноту одновременно. Она вспомнила, что Миц говорил про рыбу, и рот наполнился слюной при мысли о жареной рыбе с пряностями.
Это было в Шуксане, в Тайле, много лет назад. Она сидела вместе с остальными за грубо сколоченным деревянным столом; сверху свисали фонари, сверкающие ленты и гирлянды. Они ели рыбу, пойманную днем в озере, и пили вино — и невероятных количествах. Потом они с Мицем ушли в спальню и занимались любовью. Фонари погасли, и вот она опять оказалась в гостинице в Малишу — полог листьев над головой, высокие зеркала возле кровати. Но в то же время мысли все время возвращались в тихий горный отель с видом на холмы. В открытые окна врывается прохладный ветерок, он мягко колышет невесомые белые занавески; влажная от пота кожа покрывается мурашками. Она гладит Мица, проводит пальцами по гусиным пупырышкам на боках, на спине, груди и плечах, дразня и возбуждая его. Он возвышается над ней стройным силуэтом, которого еще не коснулись первые лучи рассвета. Внутри что-то начинает медленно биться и пульсировать, как будто она стоит на краю неведомой пропасти, все ближе и ближе к серовато-розовому каменному барьеру, который просвечивает сквозь занавески. Их дыхание становится шумом прибоя; в детстве она любила строить на берегу песочные замки.
Они с Брейганной построили каждая по замку, один напротив другого, сделав их как можно прочнее и выше; на вершине самой высокой башни обоих замков торчал бумажный флаг. Потом они сидели и ждали, чей замок развалится первым. Вскоре наступил сильный, вызванный двумя лунами планеты прилив; волны бились о стены замков. Шеррис увидела, как ее замок начинает трескаться по краям, но она-то знала, что он выстроен лучше, и поглядывала на замок Брейганны, от души желая, чтобы волны подмыли основание обращенной к морю стены. Одна за другой волны таранили песок. Стена начала трескаться, но стояла по-прежнему незыблемо; в груди начало подниматься невероятно горькое предчувствие и даже злоба на море, которое отнимало у нее уже почти дарованную победу. Тут волны стали быстро слабеть и отступать, оставив замки в покое. Шеррис стало казаться, что ничего и не случится, замки вовсе и не собираются падать. Но тут волны нахлынули вновь, и вот целая стена замка Брейганны обваливается, рассыпаясь в воздухе. Помутневшие бурые волны поспешно долизывают развалины, разравнивая песок. Бумажный флаг, недолго поплавав на поверхности, утонул.
А потом вспыхнуло красивое, нестерпимо яркое, ужасающее сияние, величественное и тошнотворное. Оно охватило горы, и берег, и корабль, который, вращаясь, падал на поверхность холодной планеты, как снежинка, кружащаяся в объятиях бесконечной вьюги.
В следующую ночь Шеррис спала плохо. Она пыталась свернуться клубком вокруг больной руки, оберегая ее, словно невесть какое сокровище, стараясь забыть о боли хоть на минуту, чтобы заснуть. В конце концов от полного изнеможения она впала в какую-то кому, в полудрему, в которой сияли два мерцающих сквозь деревья костра на противоположном берегу фиорда. Теперь они оказались так далеко впереди, что их едва можно было различить невооруженным глазом. Из-за далеких деревьев ей послышался голос Синуджа, но сам он на этот раз в ее сне так и не появился.
Морозным утром Шеррис проснулась вместе с остальными. Поверхность залива сливалась с небом в сплошной серой мгле; сквозь завесу из мокрого снега виднелись белые вершины гор.
Она шагала вперед, непринужденно разговаривая о том, о сем, чтобы уверить всех, что с ней все в порядке, и думала о еде. Голод терзал ее все больше и больше, как и боль в руке, завладевшая половиной ее сознания. По совету андроида они обошли берегом выступающие в воду скалы, затем по упавшему дереву перебрались через первый из двух широких потоков, о которых рассказывал Ферил. Чтобы облегчить переход, Миц лучом лазера обрубил с «моста» сучья, но Шеррис все же чуть не свалилась в воду.
Она уже начинала ненавидеть этот холодный, темный, сырой лес, свою больную руку, пустой желудок, голову — за то, что она ноет и кружится, тело — за то, что чешется, глаза — за то, что не хотят сфокусироваться, и мозг — за то, что не хочет работать как надо.
Через второй ручей ее перенес на руках андроид. Холодная вода доходила ему до груди.
Погода слегка прояснилась, потом ветер принес темные низкие тучи, и вновь похолодало. Временами Шеррис уже не соображала, куда они идут, зачем и что ищут.
Все вокруг, казалось, медленно брело мимо них. Шеррис слышала только шум собственного дыхания, точно заведенный автомат, переставляя ноги; откуда-то издалека доносился шорох ветвей под ногами и биение сердца, разгоняющего по венам отравленную кровь.
Она была совсем одна на замерзшем берегу посреди необъятной Пустоты. Одиночество окружало ее со всех сторон, и ей уже начинало казаться, что на самом деле она — один из солипсистов-беглецов.
Мозг внутри тела — совокупность клеток, заключенная внутри другой совокупности. Он путешествует в толпе таких же совокупностей — животных и растений, бродит вместе с остальными по тому же истоптанному шару со своим стандартным набором минеральных и химических соединений и жидкостей, обреченный на заточение в своей ловушке, вечно одинокий среди себе подобных.
Совсем как наш бедный Голтар.
Осознав, насколько он одинок, Голтар начал распространять свое влияние повсюду и многого достиг, но все напрасно.
Они росли, сами того не осознавая, в одной из комнат большого пустынного дома. Когда они стали понимать, что живут в доме, то решили: поблизости должны найтись и другие. Наверное, они обитают где-то в пригородах или в какой-нибудь отдаленной части города. Но, заглянув в остальные комнаты дома и даже посмотрев изо всех окон самых отдаленных мансард, они с ужасающей ясностью осознали, что в самом деле одиноки.
Их взору открылись туманности, далекие, манящие и прекрасные; они знали, что эти отдаленные галактики состоят из звезд, подобных Триалу; они даже делали предположения, что вокруг этих звезд должны вращаться планеты… но поблизости не оказалось ни одной звезды.
В небе царила тьма. Там были, правда, планеты с лунами и крошечные перышки — завитки далекой туманности, а сами они заполнили небо своими кораблями, сигналами на тысяче разных языков и кучей всякой дряни, но создать планету они не могли, как не могли даже втайне надеяться когда-нибудь выйти за пределы собственной системы, чтобы бесцельно скитаться в пустынном пространстве, окружавшем их странную, невесть зачем возникшую звезду.
Окруженный миллионами световых лет пустоты, Триал, такой яркий, щедрый, с множеством отпрысков-планет, все же оставался сиротой.
Перед ней стояла стена.
Она медленно приближалась к ней, гладкой, бело-серой, усеянной маленькими круглыми камешками. С одной стороны виднелся большой булыжник, похожий на гигантскую дверную ручку, и непонятно было, стена это или дверь. Шеррис почему-то была уверена, что по ту сторону стены ее ожидает Синудж. Поверхность стены была подернута инеем; стена приближалась, становясь все выше, так что вскоре Шеррис не могла разглядеть ее вершину. Этот путь длился целую вечность, как ей казалось; в этом движении был смысл ее существования, вся ее Вселенная; но вот она остановилась, а стена сама приближалась к ней. Вот она уже совсем близко, можно различить застывшие капли воды и вкрапления крошечных замерзших растений между камешками. Шеррис поискала взглядом отверстие, через которое Синудж подглядывал с другой стороны. Наверное, стену заметил кто-то еще — до Шеррис донесся отдаленный крик.
Стена ударилась в нее. Там, кажется, была какая-то ограда, но голова все равно ударилась о камни, и все вокруг потемнело.
Увидев, что Шеррис падает, андроид кинулся к ней, Миц закричал. Подхватить ее Ферил не успел, но ему удалось вытянуть ногу перед ее грудью, несколько замедлив падение. Она неподвижно лежала на каменистом берегу, лицом вниз. Ферил покачнулся, потеряв равновесие, затем выпрямился и опустился на колени вместе с подоспевшей командой.
— Она ранена? — спросил Миц.
Зефла с Длоаном осторожно перевернули тело. Камни слегка оцарапали щеку и лоб. Лицо стало одутловатым, постаревшим, рот чуть приоткрылся. Сняв перчатку с ее правой руки, Миц начал растирать ей ладонь, Ферил взялся за левую.
— Не стоит оставлять ее в такой сырости, — сказала Зефла. — Надо перенести ее к деревьям.
Они отнесли тело повыше в лес и уложили на траве. Ферил вновь провел пальцами по туго натянутой перчатке.
— У нее что-то с рукой, — сообщил он.
Они посмотрели на перчатку.
— Несколько дней назад она поранила руку, — вспомнила Зефла.
Длоан принялся стягивать перчатку, но тонкая материя точно прилипла к коже.
Перчатку разрезали; кожа вздулась, наливаясь зловещим цветом гангрены.
Из-под сморщенного кусочка пластыря сочился гной. Миц поморщился. У Зефлы перехватило дыхание.
— Ой, глупышка…
Она дотронулась до распухшей кисти. Шеррис застонала. Длоан вытащил свой лазер, откинул верхнюю крышку и стал вертеть ручку настройки.
— Это еще зачем? — Миц недоуменно уставился на оружие.
Длоан вновь закрыл крышку, повернулся, направил пистолет на хвойный настил под ногами и открыл огонь. Из дула показался крошечный красный лучик. Длоан, удовлетворенный, убрал палец со спусковой кнопки.
— Яд, — пояснил он, осторожно взял левую руку Шеррис и бережно положил на землю. — Бинты? Антисептик?
Зефла порылась в рюкзаке Шеррис.
— Здесь.