- Теперь ты знаешь, кто я, - сказал он.
- Я заглянул в его разум, - прошептал старый жрец. - Он должен получить то, что хочет, чего бы ни попросил.
Поднялся ропот, словно ветер, поющий в горах.
- Здесь есть маяк, который созывает королей Шансара, - сказал Ральднор. - Я пришел зажечь его.
Они проводили его на вершину холма. Там оказался глубокий кратер, со дна которого тянулось высокое мертвое дерево. Никто из них не знал, кто посадил его, и оно явно прожило долгую жизнь, прежде чем засохнуть. Его чахлые белые ветви тянулись прямо в небесную высь. Ральднор высек огонь и поджег дерево. Языки пламени проворно разбежались по всему великану, охватив костлявые сучья. Казалось, будто мертвое дерево в один миг ожило, покрывшись чудесными алыми цветами. Люди сначала взволнованно забормотали, потом умолкли. В Шансаре была легенда о перемене, которая постигнет мир, когда на засохшем дереве распустится алый цветок.
Наступила ночь, и горящее дерево казалось красным копьем, рассекающим тьму. Потом поднялся ветер. Он дул порывами, унося огненные цветы во мрак. Небо наполнилось дымом и яркими переливчатыми искрами. Ярко горел маяк, видимый на бесчисленные мили окрест, и ветер разносил пахучий дым.
Это был слишком древний, слишком магический знак, чтобы страна, поклонявшаяся магии, оставила его без внимания. Племена приходили за советом друг к другу, забыв старую вражду и гордость. Короли встречались в бесплодных черных скалах или на берегах озер и шли к древнему месту, притянутые пылающим деревом, словно магнитом. Ибо ночь, в которую на Груди Ашары загорится дерево, сама по себе была мифом и пророчеством.
- Как он будет говорить с ними? Что скажет им?
Это была третья ночь, проведенная на Груди Ашары. Три ваткрианца сидели у своего отдельного костерка, чуть поодаль от дома жрецов. В ту ночь склоны озаряло множество костров, а под горой теплые искры сверкали миллионом рубиновых глаз, рассыпанных по всему темному плато. Дерево наверху все еще дымилось. Огню явно нравилась такая пища.
- Сколько уже пришло? - снова спросил ваткрианец.
- Только Ей ведомо, - отозвался другой. - По меньшей мере, половина королей Шансара, и еще многие находятся в пути, как говорит Урл. И не так важно, что именно он будет говорить - он король, и даже больше. Клянусь Ашкар, я пойду за ним. Мной овладела лихорадка, сам не знаю, почему. Вы тоже ее чувствуете, да и весь Ваткри чувствовал еще до того, как он уложил нас на обе лопатки. Это лихорадка, и все эти племена вокруг горы тоже подхватят ее.
- Я люблю его, - заявил один из них. Еще один расхохотался и отпустил грубую шутку, вороша угли в костре. - Нет, не той любовью, про которую ты подумал своими деревянными мозгами. Это как любовь к земле, к месту, где ты родился, нечто, к чему жаждешь вернуться, за что готов отдать жизнь, лишь бы только оно досталось и твоим детям тоже.
- Э, да ты романтик. Нет, я питаю к нему не любовь. Но ему нужна справедливость - только она одна. И он сын короля, но при этом в лодке или на подъеме работает наравне с нами - я очень ценю это в любом человеке. Он может помочь, но при этом ничуть не роняет королевского достоинства. Таковы были короли встарь. А кроме того... страна черноволосых людей очень богата и сама просится к нам в руки. Те пираты внизу тоже поймут это.
Потом они завернулись в свои одеяла и заснули.
На желтой заре жрецы принесли благовония. Появились короли могущественные свирепые люди, каждый с двумя-тремя личными телохранителями, старшим сыном и магом. Они обступили кратер. Это место как нельзя лучше подходило для устройства какой-нибудь западни, но западни не было: в такое время законы строго-настрого запрещали подобное. Дерево уже почти перестало дымиться.
Ральднор обратился к ним. Его голос разносился до краев кратера, но этот голос звучал не только у них в ушах. Он говорил с каждым из них в его разуме. Они встревожились; маги принялись бормотать заклятия и делать сложные жесты. От их заклинаний в воздухе стоял гул, точно жужжал пчелиный рой.
Потом настала тишина - постепенно, не сразу. Их подхватил мощный вал, будто вода, вырвавшаяся из-под земли, вспучившая землю, заполнившая кратер, несущаяся вниз по склонам, увлекая за собой камни, на лежащее внизу плато. Сначала один человек, затем другой. У каждого была какая-то крошечная трещинка, какой-то разлом в непробиваемой броне, окружавшей разум. Каждый почувствовал, что сквозь эту трещинку, этот разлом проникает что-то чуждое, но это проникновение было слишком стремительным, чтобы они успели почувствовать страх. В тот миг они не ощущали ни жадности, ни сожалений, ибо он затмил их мысли своими. На этот краткий миг он превратил каждого из них в самого себя. Они видели его стремления и цели, его боль, его страсть и его силу - так, словно все это было их собственным. Они чувствовали его горе, гнев и решимость во что бы то ни стало добиться цели. Потом все померкло, истаяв, как закатные краски в небе, испарившись, точно влага в жару.
После этого было много пересудов. Они перекрикивались друг с другом, пока колдуны занимались своим делом. Но буря пролетела и улеглась. Что бы они ни сделали, это уже не имело значения.
- Как можно одновременно говорить со столь многими, просто используя свой разум? - поражался ваткрианец, который рассуждал о захвате земли висов. - Он что, бог? Только посмотрите, как они спорят.
- И пусть себе спорят. Решение уже принято. Он принял его. Звери, бегущие к морю топиться, могут обсуждать по пути, что и зачем они делают, но море все равно получит их.
В святилище старый жрец сидел, положив на колени свои змеиный посох. Он тоже, подобно остальным, ощутил, как его сознанием завладел чей-то чужой разум. Но внутренняя уверенность и суровая выучка многих лет жречества позволили ему заглянуть в глубины души Ральднора и увидеть его прошлое, его одиночество, вину и боль, теперь навсегда потерявшие значение, но все же оставившие неизгладимый след, подобный глубоким шрамам.
"Мы спрашиваем: он что, бог, этот человек? - думал жрец. - Но сейчас он - нечто, чему мы не ведаем имени. Он нашел свою душу, но утратил при этом себя самого. Ральднор - или Ральданаш из мифов. Он сказал, что его мать была Ее дочерью... Да, я видел ее. У нее было Ее лицо. И люди его народа - я так ясно вижу их перед глазами, когда он вызывает лица в своей памяти. За бескрайними морями - но они поклоняются Ей... Как такое возможно? Странная раса, ныне дремлющая - но он разбудит ее. И он принадлежит им, он дитя своего народа. Больше не человек, но обобщенное существо. Да, вот что он теперь. Не король и не бог, но их суть, их выражение".
Посох дрогнул у него в руках. Он улыбнулся, но его узкие губы остались неподвижными. Он так часто наводил эту иллюзию, что теперь она почти въелась в дерево. Посох верил в то, что он змея. Он сам именно так объяснял это явление.
За стенами домика сгущался и уходил день. Старик ощутил, что они изменили линию поведения и начали склонять друг друга в том направлении, которое уже выбрано за них.
"Но, кем бы он ни был, приходилось ли нам встречать другую такую силу? - подумал жрец. - Под силу ли нам сдержать ее? Когда-нибудь борьба будет окончена. Неужели тогда он просто сгорит, как это магическое дерево? Что сможет снова превратить его в человека?"
Лето уже потихоньку клонилось от своей золотой середины, когда три короля прибыли в Пеллеа вместе с домочадцами, лордами своих земель и городов. Они пришли каждый по своим причинам, каждый со своим любопытством, страхами и нетерпением. Они говорили с Джарредом и глазели на темноволосых мужчину и женщину, разгуливающих в изысканных ваткрианских нарядах. Чужак, Ральднор, повез свои требования в варварский Шансар и отсутствовал вот уже два месяца по ваткрианскому календарю.
- Ты потерял его, - сказал Клар. - Колдуны сожрали его, и это к лучшему.
Но Джарред уже не был тем юнцом, которого он помнил, - теперь к его внешней привлекательности добавилась спокойная уверенность в себе. Клар заметил и то, какой стала Сульвиан. "Она мечтает об этом чужеземном короле, кем бы он ни был, - удивился он. - Она будет горевать, если он не вернется".
Клар пробыл в Пеллеа два дня, когда с гор спустились дозорные. Они видели на верхних перевалах всадников в ваткрианской форме и с оружием, с белоголовым человеком во главе, следом за которыми тащились сотни две шансарцев на своих тощих болотных зверюгах. Клар сделал вывод, что чужак ведет вражескую армию, желая разбить цивилизованных людей юга. Он призвал к действию, но добился лишь одного: Эзлиан Вардатская посмеялась над ним нет, не грубо, а ласково, и это было еще хуже. Он привел горстку своих людей в боевую готовность. Когда через четыре дня армия появилась на Пеллеанской равнине, он выехал ей навстречу. И тогда его череп, казалось, раскололся от впечатлений - ярких, бесформенных, восхитительных, будто вызванных каким-то наркотиком. Это неумолимо напомнило Клару о погибшем брате, с которым он мог говорить в мыслях, и в глазах у него защипало. Он отогнал от себя эмоции и оглядел незнакомца.
- Вижу, ты действительно таков, как о тебе говорят. Хорошо выбрал место для своего похода - край магов. И, клянусь Ашкар, ты привел сюда своих братьев.
Однако он въехал в Пеллеа бок о бок с Ральднором. Что-то задело его, глубоко задело, но непостижимым образом он успокоился.
Сбор назначили на утро.
Пятеро шансарских Королей, приехавших с Ральднором с озер, с угрюмыми лицами сидели за его спиной. Было ясно, что они уже приняли свое решение. Ваткрианцы рассказывали о неслыханном единении, слиянии разумов у того маяка в Шансаре, но если даже его кто-то ожидал или боялся, ничего не произошло. Ральднор говорил с ними как принц, умно и честно. Он показал, что они могут получить - но не утаил и того, что могут потерять в том случае, если их отыщут люди темных рас, куда сильнее, чем они, горящие желанием раз вязать войну.
- Ну что, леди Эзлиан, - спросил Клар, - никакой мистики, на которую вы надеялись?
- Мы уже видели свои знаки, - ответила она. Она долго беседовала с Ральднором во время их прогулки с Сульвиан по старым запущенным садам разрушающегося дворца Пеллеа. Повсюду рыскали хищники и ползали змеи, но как предположил Клар, они вряд ли беспокоили этих троих.
Когда наступили сумерки, в древнем зале запылали факелы. Свет озарил запавшие глаза и молчаливые лица.
- То, о чем ты просишь, Ральднор Висский, безмерно, - сказал Сорм Вардатский. - И не только в смысле битвы или власти. Я лишь спрошу тебя: что мы потеряем, когда полностью подчинимся тебе?
Эзлиан поднялась и легонько коснулась ладонью плеча Сорма:
- Если вам суждено потерять что-то, мой повелитель, то это уже потеряно.
Джарред тоже поднялся.
- Я передаю свою армию в твое полное распоряжение, король Ральднор. Клянусь тебе здесь и сейчас, что твоя битва станет моей битвой.
- Эта женщина сказала за меня, - подал голос Сорм. - Считай меня своим полководцем, король Ральднор.
Клар оглянулся по сторонам. Внезапно он встретился взглядом с черноволосым мужчиной по правую руку от Ральднора, которого называли Яннулом.
- Ты, - выкрикнул Клар, - что ты скажешь на призыв твоего товарища напасть на твоих же сородичей?
- Моя рука и мой меч принадлежат Ральднору, - ответил черноволосый, как мечи и руки нескольких моих земляков. Никто из нас не родня дорфарианцам.
- Ладно, мне плевать, - махнул рукой Клар. - Я тоже с вами. Когда волк грызется с волком и называет его шакалом, это лучшее предзнаменование.
Сульвиан бродила по темному саду, глядя на отражения светлячков в стоячей воде пруда. Перед разбитой урной она приостановилась, ощутив в своих мыслях легкий трепет, потом обернулась и увидела Джарреда.
- Тебе не следует гулять без сопровождения, - нахмурился он.
- О, здесь я в безопасности. Все кажется таким древним и безмятежным. Я рада, что ты сначала заговорил со мной в мыслях.