- Оставьте рукопись и приходите послезавтра в половине второго.
Когда я пришла в назначенное время, рукопись лежала на столике возле тахты и в нее было вложено перепечатанное на машинке предисловие.
- Вот, - сказал Корней Иванович. - Возьмите и учитесь точности у стариков.
А через некоторое время мы поссорились. Это была глупая, нелепая ссора. То есть мое поведение было и глупым и нелепым. И вот как это произошло.
Однажды, гуляя по Переделкину, я встретила Корнея Ивановича. Он попросил меня в следующее воскресенье прийти в детскую библиотеку, которую он построил возле своего дома в дар окрестным ребятишкам. Там в этот день должен был состояться конкурс на лучшее исполнение детьми стихов Пушкина.
- Послушайте ребят, - сказал Корней Иванович, - поговорите с ними. Я думаю, вам нет необходимости объяснять, как это важно, чтобы человек с самого детства знал как можно больше стихов наизусть.
Конечно же я с радостью согласилась. А в воскресенье ушла с утра на лыжах и начисто забыла о данном обещании. Лишь поздно вечером спохватилась и пришла в ужас от того, что произошло.
Наверное, надо было с утра кинуться к Корнею Ивановичу, честно обо всем рассказать, просить прощения. Но у меня не хватило на это смелости. Я понадеялась, что все как-то обойдется, что Корней Иванович забудет об этом, уповала на его доброе отношение ко мне. Но надежды мои оказались напрасны не тот человек был Корней Иванович.
Прошло два или три месяца. Снова встретила я Корнея Ивановича на переделкинских дорожках и, как всегда, радостно кинулась к нему. Но он холодно отстранил меня.
- Как вы могли обмануть детей! - строго, чужим голосом, сказал он. - Я очень жалею, что верил вам и считал вас человеком ответственным...
Я в растерянности отошла, не находя слов для оправданий, да их и не было. Я написала письмо, Корней Иванович не ответил, впервые за наше почти четвертьвековое знакомство...
Сколько раз собиралась я поехать к нему и снова и снова просить у него прощения. И откладывала. Как часто совершаем мы подобные глупости! И вот пришла горькая весть о его смерти. Оттого, что он так и не простил меня, она была для меня вдесятеро горше...
Спасибо вам, что вы жили на земле, Корней Иванович!
1973
H. Кузьмин
ДАВНО И НЕДАВНО
Мое первое знакомство с Корнеем Чуковским состоялось в 1907 году, когда я прочитал в "Весах" его статью "В защиту Шелли". Молодой Чуковский пробовал свои критические когти на К. Бальмонте, уже прославленном тогда поэте, авторе книг "Горящие здания" и "Будем как Солнце", переводчике Шелли, Эдгара По, Кальдерона. Дерзость немалая!
Эпиграф к статье был из "Ревизора": "Это топор, зажаренный вместо говядины", а зачин такой: "Недавно он перевел Шелли. Не хотел, но говорят: пожалуйста, братец, переведи что-нибудь. - Пожалуй, изволь, братец. - И тут же в один вечер, кажется, все написал, всех изумил. "У меня легкость необыкновенная в мыслях".
Статья убедительно, убийственно остроумно доказывала, что переводы плохи.
Мне было шестнадцать лет, и "Весы" были первым "серьезным" журналом, который я выписал на заработанные репетиторством деньги.
Я этот номер "Весов" чуть не постранично запомнил. Помню и посейчас серую, цвета солдатской шинели, обложку с рисунком Феофилактова, кремовую бумагу верже, на которой журнал печатался, какие-то ажурно-кружевные или бисерные рисунки Судейкина, очень меня поразившие, сладостно-томные стихи М. Кузмина "Любовь этого лета" и "Малые зерна" - афоризмы К. Бальмонта, того самого Бальмонта, которого несколькими страницами дальше так немилосердно высмеивал Чуковский.
Помню, что тогда это обстоятельство меня весьма озадачивало: как же так, своих бьют?
Впоследствии я вычитал в письмах В. Брюсова, опубликованных К. Чуковским в его книге "Из воспоминаний", что редактор "Весов" этим даже гордился: "...бранить своих сотрудников... это - давняя привилегия "Скорпиона" (издательство, выпускавшее журнал "Весы").
А в 1908 году в тех же "Весах" я уже и без подписи Чуковского смог бы угадать его когти в статье "Третий сорт". Снова: метко, убедительно, беспощадно. Мне казалось тогда по моей мальчишеской наивности, что после такой рецензии авторам остается один исход - покончить с собой.
С тех пор я старался не пропускать в журналах статей Чуковского. Имя его было гарантией, что критика будет интересной, яркой, горячей, азартной и беспощадной до свирепости.
В целях самозащиты Чуковского объявили "талантливым карикатуристом".
Книга его критических статей "От Чехова до наших дней" за один год выдержала три издания. Критик Аврелий писал о нем: "Карикатуры Чуковского блистательны... Я думаю, что Валерий Брюсов, прочтя статью о себе в книге Чуковского, несколько дней не мог отделаться от навязчивой мысли: а что, если я в самом деле - поэт прилагательных? А Рославлева долго будет нам трудно представить себе в ином образе, как Рыжего, бегущего за Валерием Брюсовым, восклицая: "И я! И я!", Сергеев-Ценский так навсегда и останется "мозаистом, вырезывающим все новые стеклышки", а г. Ардов - "поэтом волостных писарей".
Аврелий - псевдоним Брюсова. Значит, сам гордый Валерий Брюсов в апогее славы после "Urbi et Orbi" и "Венка", чувствовал гипнотическую силу утверждений Чуковского.
В 1911 году Валерий Яковлевич пишет Корнею Ивановичу: "Я начинаю Вас бояться и не без тревоги думаю, что однажды Вы захотите вернуться к моим писаниям".
Злой и капризный Антон Крайний (псевдоним Зинаиды Гиппиус) признавал, что Чуковский единственный талант среди всей критической рати той эпохи.
Статьи Чуковского, памятные мне по впечатлениям моей юности, я недавно перечитал снова в 6-м томе собрания его сочинений (к сожалению, не все: "В защиту Шелли" я не нашел) 1. Их и теперь, спустя шестьдесят лет, читаешь с интересом, хотя многие из литераторов, по поводу которых эти статьи написаны, давно и заслуженно забыты.
1 От составителей: статья "В защиту Шелли" частично вошла в книгу "Высокое искусство", а затем в Собрание сочинений (т. 3, М, "Художественная литература", 1966).
С живым Чуковским я познакомился в 1922 году в Петрограде, в детском издательстве "Радуга".
Я только что демобилизовался из Красной Армии и приехал в Петроград поступать в Академию художеств. Чуковский за эти годы проявился в новом облике - детского автора.
Вышли его "Крокодил", "Мойдодыр", "Тараканище". Малыш, сын моей квартирной хозяйки, увидев на улице понравившегося ему мальчика, неизменно спрашивал: "Это Ваня Васильчиков?"
"Крокодилом" Чуковского начиналась у нас новая эра детской книги. Раньше даже герои наших детских книг были импортные: немецкий Struwwel Peter, переименованный в Степку-растрепку, шалуны мальчишки карикатур Буша, Макс и Мориц, перелицованные в Петьку и Гришку.
"Крокодилом" начался также небывалый ранее плодотворный симбиоз в детской книге писателя и художника: Чуковский - Ре-Ми. Он стал впоследствии примером длительных содружеств: Чуковский - Конашевич, Маршак - Лебедев.
Вот как характеризовал состояние детской литературы до революции в России выступивший на всероссийском съезде художников в 1912 году докладчик Л. Г. Оршанский.
"Писатели с именем редко, а художники ни разу не работали для детей. Издатели, большей частью иностранцы, надолго сделали детские книги собранием бесцветных, бездарных, литературно ремесленных произведений. Даже сказки, чудесные наши сказки не вдохновили русских художников, - у нас и до сих пор нет полного иллюстрированного издания народных сказок, какие имеются в Германии, Швеции, Англии. И только в самые последние годы появляются первые художественные иллюстрированные детские книги. Имена художников известны: Нестеров, Билибин, Бенуа, Малютин" 1.
1 "Труды Всероссийского съезда художников", т. 1. Петроград, 1915, стр. 153-154.
К. Чуковский в 1924 году в статье "Лепые нелепицы" спрашивал: "Кто в наших газетах, журналах и книгах пишет, например, о стихах для детей?"
И отвечал сам себе:
"- Либо те, кто не понимают стихов.
- Либо те, кто не понимают детей.
- Либо те, кто не понимают ни стихов, ни детей...
Стоит только прочитать ничтожные и хромые стишки, которые предлагаются детям во всевозможных сборниках и хрестоматиях, составленных педагогами нашими, чтобы убедиться, до какой степени эти люди беспомощны в оценке поэтических творений" 1.
1 "Русский современник", 1924, № 4, стр. 191-193.
Но мало было только сокрушаться по поводу того, как скудна и плоха была тогда наша детская литература, нужно было преодолеть косность издателей и педагогов, нужно было повседневно бороться за новую детскую книгу. Современники помнят, что борьба эта была долгой и нелегкой, и теперь, спустя годы, уместно напомнить, как велика была в ней роль К. Чуковского.
В "Радугу" меня направил С. В. Чехонин. Он был завален работой и рекомендовал издательству меня в качестве иллюстратора, уже печатавшегося в "Весах", "Аполлоне", "Лукоморье".