- Дядя, облей! Дядя, облей!
А потом, когда пошли дальше, Корней Иванович все повторял:
- Дядя, облей... Дядя, облей... Дядя Облей... Прекрасное название для сказки - "Дядя Облей", - не правда ли?
Вот почему я стал называть его "Дядей Облеем".
В одну из наших последних встреч я спросил, написал ли он сказку "Дядя Облей".
- Нет. Так и осталось одно название...
* * *
Как-то, когда мы отдыхали в Михайловском саду, примыкающем к Русскому музею, Корней Иванович предложил:
- Хотите, я вас познакомлю с замечательными старухами - Анной Ивановной Менделеевой, вдовой великого Менделеева, и Екатериной Павловной Летковой-Султановой? Они вам расскажут много интересного о Репине, которого знают еще с девяностых годов. Они живут недалеко - в Доме ученых. Мы пойдем к ним сейчас, я давно не был у них.
И мы направились на Миллионную улицу (теперь улица Халтурина), где в общежитии для престарелых ученых доживали свой век крупные деятели науки и культуры, их вдовы и дети.
Пока мы шли, он подготавливал меня:
- Знаете, у каждой старухи свой норов. Живут они рядом в отдельных комнатах, дружат и ревниво ссорятся чаще всего из-за своих друзей. Если Анна Ивановна дружит с Ильей Яковлевичем Гинцбургом, можете не сомневаться, что о Гинцбурге Екатерина Павловна даже и слышать не захочет. Она просто скажет, что "не знает такого скульптора и не хочет знать", хотя еще в восьмидесятых годах Гинцбург сделал ее статуэтку. Но зато Анна Ивановна, узнав, что художник Альфред Рудольфович Эберлинг хочет написать портрет Екатерины Павловны, щепетильно скажет: "Боже, да кто же это, откуда вы выкопали его?" - хотя вместе с Эберлингом она когда-то училась в классах Академии художеств... Да, этим старухам есть что вспомнить. Леткова-Султанова писательница, романистка, отличная мемуаристка. Сотрудничала в "Русском богатстве", дружила с Короленко, Анненским, Михайловским. Встречалась с Тургеневым и Достоевским, свояченица Константина Маковского. Анна Ивановна Менделеева - мать жены Александра Блока. Она художница, но несостоявшаяся. Хорошо знала Чистякова, Куинджи, Шишкина. Сейчас я вам их представлю. Мы вместе войдем в клетку этих львиц, а потом я покину вас, и тогда изворачивайтесь сами.
Подымаясь по крутой лестнице со двора Дома ученых, я каверзно спросил:
- Корней Иванович, а как относится к вам Анна Ивановна, зная, что вы дружите с Екатериной Павловной?
- Прекрасно. Ведь я был дружен и с Блоком, и с Любовью Дмитриевной, и с Бекетовой, матерью Блока, и ее мужем - Кублицким-Пиотухом. С Анной Ивановной у меня чудесные отношения.
- Тогда, значит, Екатерина Павловна, наверное, "не знает, кто вы такой"...
- Что вы! Мы лучшие друзья.
И Корней Иванович нажал кнопку звонка у дверей с табличкой: "Общежитие престарелых ученых".
* * *
Однажды я и Лещинский поехали к Чуковскому в "Заячий ремиз" - Дом отдыха ученых в Старом Петергофе. Был жаркий июльский день. Уже подходя к даче, мы увидели торчавшие в окне первого этажа длинные ноги в пижамных штанах.
- В какой комнате живет Корней Иванович Чуковский? - спросили мы у встретившейся нам санитарки.
И тотчас же ноги в окне задвигались, как бы приветствуя нас, и мы услышали веселый, певучий голос Корнея Ивановича:
- Бродский и Лещинский, заходите, заходите! Я жду вас...
Войдя в комнату, мы увидели его лежащим на полу, на ковре, с разбросанными книгами и бумагами.
- Я изнемогаю от жары, умираю! Нет, я уже умер!.. И вот удивительно даже после смерти продолжаю работать... Садитесь, садитесь! Прямо на ковер, только так еще можно что-то делать... Я всю жизнь работаю. Как вол! Как трактор! Ах, как хорошо и как трудно работать!.. А вам, молодым, знакома эта радость труда? Трудного, тяжелого, потного, часто безрезультатного, но все равно прекрасного?
...А знаете, кто меня научил работать? Моя бедность и моя... лень... Это очень интересно. Я сейчас вам расскажу...
И Корней Иванович рассказывает о том, как он учился и как любил и любит рыться в словарях, справочниках и библиографических указателях.
- Но, кажется, я отвлекся... Всё!.. Начали... Работаем!
Мы устраиваемся рядом, сев на ковер, по-турецки скрестив ноги. Читаем нашу вступительную статью к сборнику. Каждую фразу Корней Иванович берет "на зуб". Все страницы испещряются его поправками.
- Обязательно то, что пишете, читайте вслух и то, что написали, заприте на месяц в ящик стола,- советовал он.
Работая над книгой, мы вели своеобразную игру. Это был как бы необъявленный конкурс на лучший репинский языковый "перл".
- Вот послушайте...
И он читает отдельные строчки, слова, выражения Репина, записанные им на листках, хранящихся в папке "Репин - писатель" (позднее он написал статью на эту тему) :
- "Зонт мой... пропускал уже насквозь удары дождевых кулаков..."
"Ворота покосились в дрему..."
"Полотеры несутся, как морская волна..."
И он перечитывал, вкушая каждое слово, наслаждаясь сочностью, самобытностью, народностью репинского языка.
- А его диалоги! Вы видите этих людей, слышите их голоса. Это - Гоголь! Так мог писать только он. Да, у Репина гоголевский дар охватывать одним словечком всего человека. То же мышление, украинская усмешка...
- Да, - говорю я, - это прекрасно. А вот что накопил я для своей статьи, послушайте 1:
1 Мною готовился двухтомник избранных писем И. Е. Репина, который издан был только в 1969 году издательством "Искусство".
"Я плакал внутри..."
"Чаеглотство..."
"Смеясь во весь рот..."
"Пестроситцевые бабы..."
- Чудесно! - восклицает Корней Иванович. Иногда он останавливает меня. - Это уже было, это и у меня есть! - И быстро находит нужный листок.
Иногда, когда мы вместе читали письма Репина к Е. П. и И. Р. Тархановым, он, еще только почуяв "вкусную" фразу, восклицал: "Чур мое, чур мое..."
- А вот мой шедевр, - заявляю я и кладу на стол, как козырную карту, письмо Репина Татьяне Львовне Толстой и торжественно читаю, как будто это я сам написал:
- "Двина, толстая, жирная, молчаливо улепетывает мимо нас. Как птицы, несутся по ней плоты ("гонки") с шалашиками и правилами и, медленно пыхтя, ползет пароход против течения".
- Прочтите еще раз, - просит Корней Иванович. - Как пластично, сколько движения. Какая поразительная гибкость языка. И какая изобретательность. "Двина, толстая, жирная, молчаливо улепетывает мимо нас..." Я вижу эту полноводную реку, я смотрю на нее вместе с Репиным, из его здравневского дома на обрыве Двины. Ну что ж, пять - три в вашу пользу. Прекрасная находка. Читайте еще...