Корней Иванович улыбается.
- А кто, по-вашему, рекомендовал ее издательству? Действительно отличная книга. Этот Пирсон написал так же хорошо о Киплинге, Уайльде, Конан Дойле. Всего около двадцати книг... Нет, вы сегодня чем-то огорчены. Знаете что? Пойдемте погадаем на поездах. Хотите?
- Как это - на поездах?
- Очень просто. Свернем в этот переулок, выйдем к железной дороге и будем считать вагоны. Если в поезде четное число вагонов, то ваше желание сбудется.
- Кажется, это было любимое занятие Анны Карениной, - пытаюсь я пошутить.
Но Чуковский не принимает шутки.
- Оставьте, - говорит он, - я с вами серьезно разговариваю.
Он сворачивает в переулок, ловко пробирается по каким-то немыслимым сугробам, великолепно жонглирует палкой. Высокая его фигура врезается в снег, как ледокол. Я сразу отстаю. Он оглядывается:
- Ну, чего вы плететесь? Живее!
- Понимаете, Корней Иванович, у меня привычный вывих ноги. Последствия волейбола...
Чуковский иронически смотрит на меня.
- Волейбол? А я, как говорят в Одессе, держал вас за футболиста. - Он спускается ко мне. - Возьмите палку!
Я пугаюсь:
- Что вы, Корней Иванович!
- Без разговору! Берите, говорю вам!
- Я не возьму. Вдруг вы упадете...
- У меня нет привычных вывихов, - с великолепным презрением говорит Чуковский. И, насильно сунув мне палку, так же свободно шествует по сугробам.
Я тащусь за ним, умоляя:
- Возьмите палку, возьмите...
- Догоните - возьму, - не оборачиваясь бросает Корней Иванович.
Но где там! Видно, что этот путь он знает наизусть. И первым выходит к насыпи.
- Скорее, - кричит он мне, - поезд идет!
Я скатываюсь к нему, но он разочарованно машет рукой.
- Электричка. Не годится.
- Почему?
- Такой порядок.
Я ничего не понимаю, но молчу. Вдали показывается дымок. Чуковский оживляется.
- Задумайте желание! - командует он. - Задумали?
- Задумал.
- Считайте! - азартно кричит он.
Невольно увлеченный этой игрой, я считаю вагоны и радостно кричу:
- Четырнадцать!
- Ну вот и хорошо! - спокойно говорит Корней Иванович. - Это гаданье верное.
Как ни странно, от этой маленькой удачи настроение у меня поднимается. Я отдаю Корнею Ивановичу палку, и мы "на равных" шагаем обратно. При каждом моем удачном прыжке Корней Иванович с преувеличенным ужасом восклицает:
- Осторожно! У вас же вывих!
Потом он замолкает. Поглядывает на меня искоса. И наконец говорит:
- Я понимаю, что это неприлично, но мне ужасно хочется знать: что вы загадали? Можете не отвечать, я не обижусь.
- Я жду письма... - говорю я после паузы.
- Ручаюсь, что вы получите это письмо! Почта уже была. Можно я пойду с вами?
- Конечно, Корней Иванович. Только вы мне скажите: почему электричка не годится?
- Потому, что у нее нет паровоза.
- Ничего не понимаю.
- Получите письмо - объясню.
Мы доходим до Дома творчества. Письма мне нет.
- Ничего, - утешает меня Чуковский, - завтра придет.
На другой день я действительно получаю письмо.
- Вот видите! - торжествующе заявляет Корней Иванович. - Дело верное!
- Вижу. Но при чем тут паровоз?
- Паровоз очень важен. Если число вагонов нечетное, то я прибавляю к ним паровоз. Я же вам говорил, что такое гаданье верное дело! В моем возрасте, знаете ли, рисковать не хочется... Уж гадать, так наверняка.