10455.fb2
Чуковский жил в Меддуме два раза: в 1905 году, когда спасался от преследования судебного следователя Обуха-Вощатынского, и в 1906 году, когда, оправданный по суду благодаря блестящей защите адвоката О. О. Грузенберга, спокойно, уже под своим именем, поехал туда с женой.
По просьбе Чуковского я, когда вернулась из Переделкина в Саратов, записала и отослала ему свои меддумские впечатления.
После этого разговора прошло несколько дней. И вот Корней Иванович приглашает к себе - слушать его чтение о журнале "Сигнал".
Часов в шесть вечера 7 августа 1958 года мы собрались на стеклянной веранде: профессор Павел Наумович Берков, Макс Поляновский с женой, Елизавета Николаевна Кольцова и другие.
Все слушали с большим интересом.
В те дни я почувствовала, что Меддум связал нас крепкой нитью.
Однажды Корней Иванович с большим чувством рассказал нам писательницам, собравшимся на веранде, о процессе Н. Г. Чернышевского. Этот эпизод биографии Николая Гавриловича, превратившийся в настоящую шекспировскую драму с подлогами, ложными доносами и прочими действиями провокатора Костомарова, больше всего занимал воображение Чуковского, и я не раз слышала его взволнованные рассказы об этом. Но в тот день, о котором я говорю, мне особенно бросилась в глаза манера повествования Корнея Ивановича. Он временами останавливался и полувопросительно глядел на меня, как бы ожидая подтверждения или реплики вообще. И я дополняла короткими словечками его рассказ. На прощанье Корней Иванович заметил:
- Да, надо нам с Ниной Михайловной устроить вечер Чернышевского.
Но как-то так получилось, что такой вечер не состоялся. Думаю, что главной причиной было то, что я вечно спешила домой, в Саратов.
К процессу Чернышевского Корней Иванович еще не раз возвращался. Узнав, например, что один писатель пишет сценарий о Чернышевском под названием "Роман в Петропавловской крепости", К. И. Чуковский был глубоко возмущен, когда на его вопрос о процессе Чернышевского автор сценария ответил, что ничего не знает о нем. Корней Иванович сказал нам с Н. К. Гудзием:
- Как же это так?! Писать о Чернышевском в Петропавловской крепости и не знать его процесса! Странные бывают писатели!
С большим нетерпением дожидался Корней Иванович выхода в свет книги "Дело Чернышевского", подготовлявшейся в Саратове. "Уже в книге Лемке, писал он в октябре 1966 года, - это "Дело" произвело ошеломляющее впечатление; но Лемке многого не знал, а кое-чего и сам недопонял. Дать научно проверенные, щепетильно точные документы, относящиеся к этому Делу, давно уж назрела потребность".
Интересовала Корнея Ивановича и самая личность предателя Костомарова, ему захотелось проверить его деятельность как поэта. "Знаете ли Вы, сообщал он в том же письме, - что Всеволод Костомаров был гнусным переводчиком? Я сравнивал с подлинниками те переводы из Бёрнса и Лонгфелло, которые даны им в "Современнике". Они так же лживы, как и он сам".
Много труда вложил К. И. Чуковский в изучение стихотворения Некрасова "Не говори: забыл он осторожность", посвященного Чернышевскому. Это началось с 1914 года, когда Корней Иванович прислал В. Е. Чешихину-Ветринскому рукопись стихотворения со своими комментариями 1. Об этом же стихотворении К. И. писал мне в письме от 25 декабря 1966 г.: "Статья Гаркави превосходна. Он установил раз навсегда, что стихотворению "Не говори" нужно придать редакционное заглавие: (Н. Г. Чернышевский) и что датировать его нужно 1874 годом" 2.
1 См. В. Е. Чeшихин-Вeтринский. Н. Г. Чернышевский. Пг., изд. "Колос", 1923, стр. 203-204.
2 Речь идет о статье А. М. Гаркави "К спорам о стихотворении Некрасова "Н. Г. Чернышевский" в сб. "Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы", т. IV. Под ред. проф. Е. И. Покусаева. Изд. Саратовского университета, 1965, стр. 104-117.
Однажды Корней Иванович сказал мне:
- Я хотел бы послушать ваши воспоминания о писателях, вами виденных и слышанных.
"Вы хорошо делаете, что начинаете писать Ваши мемуары в чудесном возрасте - 62 года, в возрасте, специально предназначенном для этой работы, - заметил Корней Иванович в одном из своих писем 1959 г., - в 77 мучительно чувствуешь: поздно!"
Но одновременно с этой работой я должна была выполнить еще одну повесть о Чернышевском для массового читателя. Опять поездка в Переделкино. Опять встреча с Корнеем Ивановичем.
Наиболее трудной задачей для меня было написать о бабушке, Ольге Сократовне.
В последних числах июля 1968 года состоялся наш разговор с Корнеем Ивановичем о моей рукописи: стоит ли ее продолжать?
- Даже не видя ее, но зная вас, скажу: стоит, - отвечал он.
- Я хочу, с одной стороны, снять с Ольги Сократовны печать подпольщицы и, с другой, освободить ее образ от пошлости.
- Вы уже и раньше сделали это - в вашей "Летописи".
Сейчас книжка моя вышла четвертым изданием, в нее внесены дополнения. Но разговор о ней с Корнеем Ивановичем никогда не изгладится из моей памяти. В Переделкине, на улице Серафимовича, у старой сосны, остались жить старинные образы моих предков и светлые мысли о Корнее Ивановиче.
1970-1973
Эр. Ханпира
один год из восьми
Я познакомился с Корнеем Ивановичем благодаря поэту, которого он преданно любил и памяти о котором он рыцарственно служил всю свою долгую жизнь в литературе.
Однажды в августе 1960 года я услышал, как по радио артист читал стихотворение Некрасова "Поэт и гражданин":
...Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь...
Иди и гибни безупречно.
Умрешь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь...
Артист прочел - безупрёчно. Это заинтересовало меня. До той поры такого произношения этого слова я не слыхал.
Я начал размышлять над историей безупрёчно. По закону русской фонетики здесь должно было бы звучать "э", а не "о" (то есть на письме тут ожидается "e", a не "ё").
Я написал небольшую статью, где говорил, что некрасовская рифма свидетельствует: надо произносить безупрёчно. "Некрасов иногда писал белым стихом, но если уж стих был не белым, то у Некрасова не найдем случаев несовпадения ударных гласных в рифмующихся словах", - обосновывал я этот вывод и заканчивал статью так: "Почему же поэт остановился на этом варианте произношения? Мне кажется, что этот вариант помогает читателю точнее понять тот смысл слова, который имел в виду автор. Ведь нельзя же разуметь под безупречно в некрасовском контексте "отлично, похвально, превосходно"? Некрасовское безупрёчно - это и "не заслуживая упрека", и "не посылая упрека" 1.
1 Ср. русский перевод французского выражения: "Chevalier sans peur et sans reproche" - "Рыцарь без страха и упрека".
Меня смущали слова "не найдем случаев". Мало ли что подсказывает память. Засесть за многотомное собрание сочинений Некрасова и читать строку за строкой? И вдруг меня осенило: ведь есть же человек, который Некрасова знает вдоль и поперек. И если все-таки встречается там несовпадение ударных гласных в рифмующихся словах, этот человек наверняка помнит об этом.
Так возникла мысль послать статейку Корнею Ивановичу. В коротком сопроводительном письме, умолчав о сомнениях по поводу ударного гласного и скаламбурив насчет того, что, зная об отзывчивости Корнея Ивановича, рассчитываю на его отзыв, просил не щадить моего авторского самолюбия.
6 сентября (дней через шесть после отправки моего заказного письма) получаю открытку.
"Дорогой Эрик Иосифович! Ваша статья мне понравилась. Очень тонко интерпретировали Вы слово "безупречно" у Марлинского. Конечно, Полина любила героя, не делая ему сцен, ни в чем не упрекая его. Относительно некрасовского "безупречно" Вы опять-таки совершенно правы. Эволюция смыслового значения этого прилагательного намечена Вами верно.
В отзывах о литературе я никогда не щадил ничьих самолюбий.
Уважающий Вас
Корней Чуковский".
Нетрудно представить себе, как это обрадовало меня и подняло веру в собственные силы.
Месяца через полтора я послал Корнею Ивановичу новый опус с оговоркой, что это в последний раз. Работа была посвящена многозначности слова, игре на этой многозначности в поэтической строке и носила научно-популярный характер. Корнею Ивановичу она не понравилась, и он написал: