Он еще не знал, что этим эпизодом история для него не закончилась.
Глава десятая
Роба справедливо полагал, что когда человек не знает, что ему делать, лучше всего ничего не делать, иначе ничего и не получится или получится
Воскресное утро застало Робу перед зеркалом. Почти каждодневными упорными тренировками он пытался научиться безупречно владеть телодвижениями, мимикой и речью при переходе в режим ускоренного времени. И кое-что у него уже получалось.
- Интересно, - размышлял он, принимая очередную неестественную позу, отразившуюся напротив в зеркальном прямоугольнике, - какое время идет, когда все вокруг замедляется?
Это был не только интересный, но и насущный вопрос. Полное овладение передвижением во времени сулило новые открытия и, вероятно, иные возможности. Для него время замедляется, а для окружающих оно что – ускоряется? Или остается прежним? Он сам находится в будущем времени? Или же, все-таки – в прошлом? Какова вообще природа времени? Время может быть приостановлено? А, возможно, и остановлено совсем? Но, возможно, оно мнимое, оно нами придумано, это лишь плод нашего воображения и оно бесконечно далеко от реально существующего времени. Какова вообще сущность времени? Когда оно началось - до или после возникновения Вселенной? Закончится ли оно когда-нибудь и что будет вместо него? Или после него? Суть времени в том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку – это открыли еще древние ученые…
- Робик! – голос мА вывел его из запутанного абстрактного мира, - Ро-о-ба! Иди завтракать! Я пошла на рынок. Посуду помоешь сам. И вскопай мне две грядки!
- Какие грядки?
- В саду, возле старой яблони. Я отметила их колышками. Мы посадим здесь петрушку и сельдерей.
- Хорошо, мам! Я все сделаю! – и Роба вновь вернулся к своим мыслям.
Они были диковинными и раньше ему на ум не приходили. Это была фантастика, замешанная на реальности. Но и реальность, заключенная в неизвестном механизме прибора, в свою очередь, порождала фантастику.
Роба где-то читал, что люди живут в трехмерном пространстве, тогда, как на самом деле, оно многомерно. И обитают в двухмерном времени, которое в природе трехмерно. В двухмерном времени время течет назад и вперед, а в трехмерном существует еще и застывшее время. Может, прибор как раз и создает это стоячее время? А Роба просто в нем передвигается? То есть передвигается в пространстве, но в застывшем времени?
И вообще, каково соотношение времени и пространства? Роба предполагал, что этот удивительный прибор дает возможность путешествовать не только во времени, но и в пространстве.
Он недавно вычитал, что пространство и время, якобы образуют некую совместную поверхность, которая имеет конечную протяженность, но не имеет границ и краев. То есть, вселенная бесконечна в пространстве и во времени. Парадокс какой-то. Пространство и время конечны, но без границ. Это было трудно осмыслить и еще сложнее понять.
Вопросы, вопросы, вопросы… На которые у Робы еще не было никаких ответов. Но чудесный прибор даровал ему шанс, если не управлять временем, то хотя бы использовать его удивительные неизведанные возможности. И поэтому Робе следовало прочесть все, что говорит об этом современная наука. И тогда он постарается найти прибору максимальное применение.
Роба закончил свое очередное упражнение, и вдруг ему в голову стукнула неожиданная идея.
- Это же так просто! – воскликнул он, - нужно просто использовать два обычных хронометра с секундными стрелками!
Действительно, одни часы будут вместе с ним в другом измерении, а вторые останутся вовне. На обоих хронометрах секундные стрелки начнут свой бег одновременно. И, если по окончании эксперимента они покажут разное время – это и будет ответ на один из многочисленных вопросов. В зависимости от того, какие часы отстанут, он и сделает вывод о направлении течения времени. Если отстанут, часы, которые он брал с собой, значит, он находился в замедленном времени. Если же отстанут другие…
Да что тут ломать голову, да теоретизировать, надо приступать к непосредственному исполнению эксперимента. Тем более, он казался совсем простым и не требовал никакой специальной аппаратуры. А результат опыта сам расшифрует все эти временные фокусы и выкрутасы. Как говорил Наполеон Бонапарт: главное – ввязаться в драку, а там посмотрим.
Сказано – сделано. Одни часы, подаренные ему три года назад на день рождения, находились на робиной правой руке и были готовы приступить к опыту. Вы спросите: почему на правой руке, ведь обычно все носят часы на запястье левой руки? На что Роба всегда гордо отвечал: а, чтобы не быть, как все и хоть чем-то отличаться от других. Фактически же он лукавил. Часы на правой руке носил его дед, а Роба всегда старался брать с него пример, даже в мелочах. Часы у деда были настоящими швейцарскими, как он говорил, трофейными. Вероятно, они были вывезены из разгромленной Германии. На них зачем-то было целых три циферблата, которые показывали разное время. Увы, они пропали вместе с дедом. Однако в кабинете деда Роба обнаружил и другие дедовы часы. Они представляли собой серебряную луковицу на серебряной же цепочке. Передняя крышка отщелкивалась нажатием на крохотную кнопочку сбоку корпуса, открывая роскошный циферблат с большими латинскими цифрами от I до XII . А на обратной стороне корпуса красивой витиеватой вязью по окружности змеилась надпись: Пауль Буре – 1903 год. Сейчас старинный хронометр хранился в ящике робиного письменного стола, откуда незамедлительно был извлечен.
Эти часы, конечно, стояли, поскольку завод у них был механическим. Роба покрутил округлую головку, и хронометр ожил, наполнив тишину громким тиканьем большой секундной стрелки, которая начала свой бесконечный путь по кругу. Вот и все – техническая сторона дела готова, осталось включить прибор.
Роба осторожно извлек из-под подушки круглую металлическую коробочку из-под конфет «монпасье». Драгоценная подковка с фазами луны хранилась ночью здесь. А вообще Роба теперь с ней не расставался ни на секунду. Он даже не представлял, как раньше мог без нее обходиться, настолько необходимым и полезным оказался этот чудодейственный механизм.
Роба установил на обоих хронометрах одинаковое время и засек минуту, сверяя синхронность их хода. Секундные стрелки отсчитали положенное время одновременно, и Роба удовлетворенно хмыкнул.
Серебряная дедова луковица была положена на стол, а в руках Робы очутилась подковка с фазами луны. Одновременное нажатие с двух сторон, вибрация и исходящее тепло отразили готовность прибора к переключению режимов времени. Щелк, рычажок перемещен на вторую фазу луны, и эксперимент начался.
Через двадцать минут Роба выключил подковку и сличил часы. Они показывали одинаковое время, и лишь секундная стрелка дедова хронометра отставала от робиной на две секунды. Итак, получалось, что Роба находился в несколько убыстренном времени. Несложные дальнейшие расчеты показали наличие в году пятисот двадцати пяти тысяч шестисот минут, что составляло двадцать шесть тысяч двести восемьдесят двадцатиминутных отрезков. Умножаем их на две секунды и получаем пятьдесят две тысячи пятьсот шестьдесят секунд. Это и есть годовое отставание во временной разнице. В часах же это составляло почти пятнадцать часов. Значит, путешествуя во времени, Роба мог вернуться в прошлое за год в тот же день, но пятнадцатью часами позже. Например, отбыв тридцать первого декабря в шестнадцать часов, оказаться там же, но уже в час ночи. За год разница чуть более в полусутки казалась небольшой… Но, если учесть, что возраст Вселенной достигает сотни миллиардов лет? Запросто можно отправиться во времена динозавров на Земле.
- Вот здорово! – Роба аж подпрыгнул на своем стуле, - значит, фантасты в очередной раз оказались правы – путешествие во времени возможно.
И тут же призадумался.
- Здорово-то, здорово…, - быстро смекнул он, - но ведь человеку отмерено, максимум, лишь сто лет жизни. Следовательно, я смогу переместиться лишь на сто пятьдесят часов назад, то есть чуть более, чем на шесть дней. И это за целых сто лет. Практически это ничего не даст…
В масштабах Вселенной – да. Особенно, если на других планетах где-то живут существа почти вечно. Там это будет двигателем прогресса. Может, они и изготовили этот удивительный механизм времени? И на Землю он попал случайно, во время пришествия инопланетян в древние времена? Ладно. Над этим можно порассуждать на досуге, а сейчас необходимо провести вторую стадию эксперимента.
Стрелки часов был вновь приведены в синхронное состояние, показывая одинаковый отсчет времени, а рычажок прибора переместился уже на третью фазу луны. Через двадцать минут своего времени Роба отложил подковообразный приборчик в сторону и взял в руки серебряный хронометр деда.
- Что за чертовщина! – он не поверил своим глазам.
Старинная луковица деда показывала половину двенадцатого дня. В реальном режиме времени проскочило уже три с половиной часа! Роба находился в замедленном времени. Первой мыслью было: не может такого быть – время снаружи просто мчалось вперед. Вторая мысль была панической: вот-вот придет мать (или уже пришла), а завтрак давно остыл на столе и грядки так и не вскопаны!
Роба сунул прибор в карман и мгновенно оказался на кухне. Завтрак был съеден вмиг, и он уже мчался в сад, вооруженный острой лопатой. Удивительно, но обе грядки, оказавшиеся немаленьких, кстати, размеров, были вскопаны моментально и без особого напряжения сил. Роба даже не заметил, как последние комья земли скатились с их крутых склонов, были ловко подхвачены блестящим лезвием лопаты и водружены обратно.
Конфуз произошел лишь по возвращении обратно. Запирая сарайчик, куда было возвращено землекопное орудие труда, Роба уловил за спиной некое движение.
Так и есть. Груженая двумя продуктовыми сумками, мА, закрыв калитку, не спеша, прошествовала мимо Робы, не удостоив его даже и взглядом.
- Ну, вот…, - огорченно подумал Роба, - уже и обиделась за что-то. Может, я не все сделал, как было велено?
В это время мА поставив одну из сумок на землю и протянула руку в сторону Робы, глядя сквозь него ничего не выражающим взглядом. Роба инстинктивно отшатнулся в сторону, а мА спокойно прикрыла незапертую еще дверь сарайчика, подобрала с земли свою сумку и пошла к дому.
- Да, она же меня не видит! – догадался, наконец, Роба, - я же по-прежнему в режиме другого времени!
Глава одиннадцатая
Неистощимая на выдумки Маринка придумала новую забаву. Точнее, новейший тренинг велосипедной гонки, как она торжественно объявила. Стараниями домкома (кто не знает, это орган общественного самоуправления – домовой комитет) в их дворе для детишек установили довольно высокую горбатую горку. С одной стороны она была довольно покатой и покрыта рифленым поперек, как стиральная доска, пластиком зеленого цвета. По ней карапузы должны были ползти вверх, используя выступы, как упоры для ног и рук. А с другой стороны их ждал крутой спуск по гладкой металлической наклонной поверхности. Перевалившись через площадку в центральной части горки, малыши с радостными воплями быстро скользили вниз и плюхались в специальную песочницу с мелким мягким песочком, огороженную невысоким деревянным бортиком.
Но то ли эта забава малышне наскучила, то ли песочек подпортили вездесущие коты, и взрослые перестали водить сюда своих детишек, но горка стала пустовать. И велодром, как метко окрестил его Генка Крокодил, стал использоваться членами тайного ордена для регулярных экстремальных тренировок. Весь шик состоял в том, чтобы, взлетев на горку, крутануть педали и с еще большей скоростью рвануть вниз. Но не плюхаться в песок, а подпрыгнув вместе с велосипедом, перелететь деревянный барьерчик и приземлиться как можно дальше.
Чемпионом здесь был Генка. Он прыгал всегда за полтора метра, а его личным рекордом был результат один метр и восемьдесят три сантиметра. Но Маринка, как командор, все-таки всегда стремилась перекрыть этот фантастический показатель Генкиной прыгучести. Одна из таких ее попыток и закончилась довольно плачевно.
Зацепившись педалью за деревянную оградку песочницы, она с махом врезалась в землю. Велосипед, к счастью отлетел в сторону и травм не причинил, однако пару метров Маринка пропахала на животе и осталась лежать на земле лицом вниз. Первым к ней подлетел стоявший неподалеку Роба. Он приподнял ее с земли, подсунув ей руки подмышки, а затем и вовсе поставил ее на ноги.
- Ты не ушиблась? – озабоченно спросил он, придерживая ее руками.
Но она лишь повернула голову и как-то странно на него посмотрела.
А Роба вдруг почувствовал у себя под ладонями два круглых упругих мячика…
Некоторое время они так и стояли, пока к ним мчались остальные участники велослалома. А потом она мягко раздвинула робины руки и отняла их от своей груди. И посмотрела на него как-то совсем удивительно взрослым взглядом. Роба сразу покраснел, поняв суть их соприкосновения, и хотел объясниться, что он не специально, но подбежали другие и принялись отряхивать маринкину одежду, да задавать вопросы на предмет переломов. К счастью ни переломов, ни сильных ушибов не было, и инцидент тем и закончился. Но Роба нет-нет, да и вспоминал эту самую округлую упругость, и ему почему-то было приятно.
Иногда в веселых играх во дворе и в школе эти нечаянные прикосновения к некоторым выпуклостям девичьего тела будили робино воображение и заставляли сердце биться учащенно. Это была загадочная, но влекущая тайна.
А предыдущий робин сексуальный, как принято сейчас говорить, опыт общения с противоположным полом заключался в невинных детских поцелуях, которые скорее можно было назвать шалостью. Это была распространенная тогда игра «в садовника». В ней обычно участвовало до полутора десятка мальчишек и девчонок. Она заключалась в том, что на бумажках писались названия различных цветов, а на одной из них «садовник». Бумажки мешались в чьей-нибудь бейсболке, а затем вытягивались из нее участниками игры и читались ими. Тот, кому выпадало быть «садовником» громогласно провозглашал: - Я садовником родился не на шутку рассердился: все цветы мне надоели кроме…, - и называл название одного из цветков. Фиалки, например. Тот или та, у которой имелась бумажка с надписью «фиалка» в притворном ужасе восклицал: - Ой!