— Ишь ты! — хмыкнул я. — В поисках беспорочной девицы. Во дают хапуги новые русские! Я тут недавно детектив читал, фамилию забыл кто автор, но пятерку выложил, даром что переплет бумажный — так он роман Агаты Кристи передрал. Перевод омерзительный, с именами напутано, а так слово в слово. Но чтоб такое! Чтоб Георгеса Сименона… Чего-то я не дотягиваю — на что им?
Уперев фаланги пальцев в прилавок и равномерно покачивая головой в такт моим комментариям, Влад Яныч внимательно слушал. Пришлось продолжать.
— Это же просто глупо, Влад Яныч! Сименона знают все, его невозможно выдавать за старинного автора. Всякий сразу поймет, что это фальшивка, и…
— Это не фальшивка, — тихо сказал Влад Яныч.
— … и ни за что… — тут до меня дошел смысл сказанного.
Я еще раз вгляделся в книжку.
— То есть как не фальшивка? Да ну что вы, Влад Яныч, вы подумайте сами…
— Это не фальшивка, — чуть громче повторил он. — Так невозможно подделать. Старая бумага, форзац, обтрепанность… и вот, посмотрите на корешке. Посмотрите!
Я посмотрел, ничего не увидел, но кивнул весьма понимающе.
— А?! — торжествующе сказал Влад Яныч. — Теперь видите?
— Мда, — ответил я. — Мда-мда-мда. Ничего себе.
— И потом! — Типография Панафидиной действительно существовала. Довольно по тем временам известная московская типография. Та же бумага, те же шрифты — такие сейчас специально надо было бы изготовлять для фальшивки…
— Ну-у-у, Влад Яныч, в наше время компьютерной верстки никакие шрифты не проблема.
— Компьютерной верстки?! Компьютерной верстки?! — чуть не завопил Влад Яныч. — Это вот по-вашему, компьютерная верстка? Да вы пощупайте, пощупайте! Он мне про компьютерную верстку рассказывает! Я вам говорю, что здесь натуральная плоская печать, а он мне про компьютерную верстку. Вот, правда, в каталогах эта книга не значится. Вот что странно.
— Что ж тут странного, это естественно, — сказал я. — А как же. Вот-вот.
— Ничего не вот-вот, Володя, — взвился кострами Влад Яныч, — ничего не вот-вот!
Он смотрел чуть в сторону от меня и при этом так гневно таращился, что я непроизвольно обернулся — кто же это там возмущает нашего дорогого Влад Яныча. Но сзади никого, кроме книг, естественно, не было.
— Что вы хотите сказать? Разве…
— Я хочу сказать, Володя, что хотя и нет книги в каталогах, она есть в списках изданий, вышедших из панафидинской типографии. Списки давно у меня лежат, достались по случаю. Так что новые русские их подделать не могли. Да и проверить можно, списки-то! У меня ведь не единственный экземпляр.
Я улыбнулся.
— Но ведь чушь, Влад Яныч! Ведь чушь! Как такое может быть? Вы, наверное, что-то не так прочли. Жорж Сименон — один. И комиссар Мегре тоже один. Вместе со своим помощником Лукасом.
— Там еще и Ганвиер имеется…
— Кто-кто?
— Жанвье. И заботливая мадам Мегрет, — с ядовитейшей улыбкой сообщил Влад Яныч кому-то сбоку и я опять оглянулся.
— Но что вы такое говорите. Ведь вы не можете не понимать, что это фальшивка. Сумасшедшая, гениальная, но — фальшивка!
— Зарегистрированная в 1976 году, — добавил Влад Яныч.
— Вы хотите сказать, что это чудо?
Влад Яныч наконец посмотрел мне прямо в глаза и со значением произнес:
— Я хочу сказать — началось!
Странное, невпопад слово. Смысл которого я пропустил тогда мимо сознания. Какое мне было дело до его «началось», когда передо мной выложили свидетельство настоящего чуда! Я был в грогги. Я испытывал ошеломление зеваки от чего-то жутко сенсационного, но зеваку лично не задевающего. Был суетливый, пьяноватый восторг от мысли, что вот, встретился, наконец, с чем-то этаким. Ну вроде как стать свидетелем встречи с инопланетянами. Зелеными и волосатыми. Мол, ух ты-ы-ы-ы-ы!!!
Между тем обладатель чуда никакого восторга по-прежнему не излучал. Он был встревожен, испуган, мрачен, он был повержен, он явно боялся книги.
Я немного пообсуждал теорию о свихнувшемся миллионере из новых, а потом Влад Яныч огорошил меня опять.
— Вот что, — решительно прервал он перезатянувшуюся сентенцию, в которой я безнадежно запутался. — Я вам, Володя, эту книгу продам. Как беспородного щенка. За серебряную монетку. У вас с собой наберется долларов… скажем, десять?
— А рублями можно?
— Можно и рублями. Но в долларах.
— У меня… — я порылся в бумажнике… — у меня… вот. Сегодня какой курс?
— Откуда я знаю. Давайте по вчерашнему.
Я отсчитал требуемую сумму. Он завернул Георгеса (так я с самого начала стал называть этот томик) в крафт-бумагу и церемонно передал мне.
— Влад Яныч, — сказал я, упрятывая сокровище в сумку. — Почему вы берете только десятку? за нее можно содрать как минимум три сотни баксов, да и то прогадаете.
— Не могу, — сухо ответил он. — Эта книга оценена в десять условных единиц. То есть долларов.
— Кем это она так глупо оценена?
Влад Яныч решительно мотнул пегой челкой.
— Мной.
И мы стали молча друг друга рассматривать.
— Но Влад Яныч, — наконец сказал я. — Ведь вы понимаете, что эта книга не десятку стоит? В любом случае. Даже если подделка.
— То есть вы и другие случаи допускаете?
— Да ничего я не допускаю. Я вообще говорю.
Я подозревал какую-то махинацию. Я боялся.
— Я все-таки не понимаю, Влад Яныч. Почему именно мне и почему за такую глупую сумму?