— Я думаю в этом случае, нам удастся убедить Императора передать Дурбанский лес Братству. Для борьбы с нечистым, разумеется. А когда это произойдет… Когда на документе будет стоять Императорская печать…
Он вздохнул.
— Я буду считать, что наш план реализовался полной мерой.
Слушая хозяина, брат Амаха задумчиво теребил кисточку веера. Когда тот умолк он спросил:
— Это возможно?
— В этом мире, к счастью, возможно все. Разумеется, если есть достаточно сильное желание. А уж если желание подкреплено возможностями…
И гость, и хозяин отлично знали, что может Братство.
— Это будет тонкая игра.. — мечтательно сказал брат Амаха. — Придется обращаться в Имперский Совет, или даже….
Он поднял палец вверх.
— Разумеется. Зато, какую награду можно получить в результате!
Они переглянулись уже как соучастники, взявшиеся за одно дело. Лицо брата Амахи вдруг сделалось серьезным.
— Но мы сами должны знать правду. Мы должны знать то, что там твориться на самом деле и что никогда и не при каких обстоятельствах не узнает ни эркмасс, ни Император.
Они понимали друг друга.
— Конечно. Поэтому все то, что узнает безбожник не должно уйти дальше наших ушей.
В раздумье Амаха подошел к окну посмотрел на лес, на монахов, поднимавших пыль во дворе монастыря, и сказал, подводя итог:
— Что нужно Братству, то нужно и нам.
Дверь, как ей и полагалось, заскрипела и отошла в сторону.
Подняв светильник выше головы, брат Така первым шагнул в темноту, жестом приглашая следовать за собой Старшего Брата. Атари шагнул следом и уже на правах хорошего хозяина по-свойски, за рукав, потянул внутрь Шумона.
Запах кожи и слежавшейся материи заполнял келью так плотно, что казалось, неизбежно должен был просачиваться сквозь каменные стены к соседям.
Горло у Шумона перехватило, он закашлялся и, морщась, стал оглядываться.
Сапоги и плащи, что лежали тут поменяли за свою жизнь не одного хозяина. Шумон представил, сколько людей таскало это на себе, и передернул плечами. Словно прочитав его мысли, брат Атари улыбнулся.
— Не нравится?
Шумон не стал скрывать своих чувств.
— Нет.
— Это не для тебя, — успокоил его монах.
— А зачем тебе это… Ну, чтоб я ушел отсюда как паломник?
— Потому что из монастыря должны уйти монах и паломник. А ты пока на него не похож…
Их темноты появился брат Така. В одной руке он держал сапоги, а на другой висел плащ. Не новый, но чистый и свежий.
— Это мой, — объяснил Атари.
— Высокая честь для меня, — съязвил Шумон.
— Ничего, отработаешь, — отозвался монах и повернулся к Младшему Брату. — Шляпу…
— В лесу? — с сомнением отозвался монах.
— Именно. Чтоб никто не подумал, что вы идете в лес…
Брат Така кивнул и опять скрылся в темноте. Его шаги удалились, в темноте заскрипела еще одна дверь.
— У меня есть несколько слов только для твоих ушей, — негромко сказал Атари. Он снял с шеи и ожерелье с двумя фигурками и одел на шею Шумону.
— Мне это не поможет, — серьезно сказал безбожник, узнав оберег. — Отдай лучше своему монаху…
— Поможет. Не так, как ты думаешь, но поможет.
В темноте что-то заскрипело и с шелестом посыпалось на пол. Атари оглянулся и придвинулся ближе к безбожнику.
— Я вот о чем… Я не знаю, что вы там найдете, но вполне может случиться, что брату Таке все станет ясно, раньше чем тебе…
Шумон оглянулся. Монах за стеной что-то перекладывал с места на место.
— По-моему он и сейчас уже все знает…
— Да. Он проще, и суждения у него несложные. Потому-то я и говорю с тобой без него. Возможно, что получится так, что он захочет вернуться в Гэйль раньше, чем ты выяснишь там все для себя. Если ты посчитаешь, что нужно остаться….
Шумон усмехнулся.
— Для того, что выяснить все окончательно, — невозмутимо продолжил монах. — Тогда покажи ему это ожерелье и скажи, что твое желание — это мое желание. Он поймет.
Экс-библиотекарь пожал плечами и всем видом своим показывая, что идет на нешуточную уступку, спрятал ожерелье под одежу.
Выйдя утром на монастырский двор, Шумон с видимым удовольствием потянулся — эту ночь он провел с относительным комфортом и не в подземелье, а в одной из монастырских келий. После ухода Старшего Брата Атари его проводили в маленькую, скромно обставленную комнату, хоть и с зарешеченным окном, но зато сухую и с кроватью.
По распоряжению главы общины к нему по очереди привели лазутчиков и Шумон почти пол ночи слушал их россказни о несметном числе нечисти, невесть откуда появляющейся и неизвестно куда исчезающей, о личной святости лазутчиков, уберегшей их от несчастий.
Рассказы их были похожи друг на друга, и вскоре он сам уже подсказывал монахам и солдатам, что произошло вслед за тем-то и тем-то.
Не поленившись, Шумон все-таки выслушал их всех и уселся думать.