Общение с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях, когда достигается через преодоление препятствий.
Пусть не обижается на меня всемирно известная фирма Макдоналдс – она делает полезное и доброе дело: кормит миллионы людей всего мира пищей недорогой и легко насыщающей и – главное! – делает это быстро.
Когда я учился в институте, я тоже забегал перекусить между парами в одно заведение знаменитой фирмы. Там еще девушка одна работала – ну очень хорошенькая!..
Да, красота, по выражению одной героини Фаины Раневской – сила страшная.
В чем мы очень скоро убедились.
Пока я растолковывал Ратибору, что такое фаст-фуд, и что такое "маде ин Чина", и на каком это языке, а Ворон удивлялся, потому что никогда не слышал о магических предметах широкого потребления, да еще китайского производства, Домовушка достал яблочки.
Ратибор выбрал самое румяное и круглое, поставил блюдечко на стол и закрутил на нем, на этом блюдечке, это самое румяное яблочко. Знаете, как волчок запускают.
— А разве ты не будешь говорить "катись, мое яблочко, да по золотому блюдечку, покажи нам…"? — с подозрением поинтересовался Крыс. — Как же оно будет знать, что показывать?
— Ну, слова я сказать могу, да только они больше для протоколу, чем для дела. Пыль, значит, в глаза пустить, — пояснил Ратибор шепотом. — А блюдечко все равно показывает, что захочет…
— Самонастраивающийся аппарат, — хмыкнул Ворон. — Широкоформатный, судя по габаритам. И что же этот аппарат захочет нам показать?
— Сейчас увидим, — с этими словами Ратибор остановил яблочко, приподнял его за хвостик, и мы увидели…
Увидели мы комнату в нашей собственной квартире, и Ладу, свернувшуюся уютно под одеялом, и остекленевших претендентов, которые несли вокруг ложа Лады свой караул, бессонный и неподвижный. Изображение как-то подрагивало, и видели мы Ладу словно в дыму – неясно и расплывчато.
— Ой, — всполошился Домовушка, — никак пожар? — но, сбегав быстренько в большую комнату, успокоился сам и нас успокоил: — Спит Ладушка, княжна наша светлая, аки младенчик, сном невинным… Ой, а где ж младенчик наш и Алёнушка?
— Опомнился! — произнес презрительно Крыс, слизывая с усов остатки сметаны. — Она давно еще – вот когда вы салфетку разглядывали – ушла к своему чаду. Плакать. И биться. Как орлица над орленком. В истерику впала. Гы-гы.
Домовушка, вновь встревоженный, сбегал еще и в Бабушкину комнату.
Вернулся успокоенный:
— И все-то тебе, Крысик, наговоры наговаривать! Ничего она ни в какую тереку не упала, и ни из какой тереки не выпала, и не бьется она, тихонько себе плачет, и не над младенчиком вовсе, а над супругом своим, извращенным. То бишь превращенным. Однако надо бы тебе, Коток, поднапрячься, поразмыслить, да и придать ему, бедняжечке, вид потребный. Вот ежели б козлика – так я б пуху начесал бы, вам носочков тепленьких пуховых навязал бы… А Ладушке - полушалок…И Аленушке связал бы, когда б она обратно в молодицу превратилась…
Но Ратибор уже закрутил яблочко по новой, и мы сгрудились за его спиной, некоторые даже затаив дыхание (я, например). А товарищ капитан Паук повис на длинной нити прямо над блюдечком, чтобы смотреть сверху.
Блюдечко стало малиновым.
Ратибор постучал по краешку, чуть-чуть подвигал блюдечко по столу, малиновое уже занимало не весь экран, потом отодвинулось дальше — и стало ясно, что это чей-то объемистый, широкий, облаченный в малиновую юбку… Ну, скажем так – та часть тела, которая располагается сзади, между поясницей и ногами.
— Это мамушка моя, в дорогу меня собирает, в сундуке сапоги ищет… Вот, нашла, — комментировал Ратибор. На изображении была видна почему-то только нижняя половина — мамушкина юбка и ноги Ратибора, которые он обувал в сапоги, притопывал ими, показывая, что не жмут.
— Ракурс! — заорал Жаб, — сапожник!
— М-да, хотелось бы и головы видеть, — мурлыкнул я.
— А не только зады! — уточнил грубый Жаб.
Ратибор приподнял блюдечко, осторожно постукал по донышку.
Теперь стали видны только верхние половины — Ратибор, сосредоточенный, нахмурившийся, со стиснутыми зубами — сразу видно, что человек решился совершить подвиг. И дородная, пышная мамушка в малиновом сарафане, заливающаяся слезами — женщина, провожающая мужчину, решившего совершить подвиг. Прямо сцена из героической трагедии, акт первый!
— Очен-но симпатишная твоя мамушка, — сказал деликатно Домовушка. — И видно, что любит — вон как ревмя ревет!
— Ой, любит! — сказал Ратибор. — Она ж мне и кормилица – матинке за государевыми делами все недосуг было… Мамушка моя, Поликарпия Кондратьевна…
Ратибор грустно, с тоскою даже, вздохнул.
Потом решительно крутанул яблочко.
В этот раз мы увидели наконец, "матинку с тятенькой": владетелей княжества Светелградского, князя Велемира Брониведовича, с княгиней его, Брониславой Еремеевной.
Увидеть-то увидели, а вот рассмотреть не смогли, потому что блюдечко показало нам общий вид стольного зала, причем показ велся откуда-то из-за колонны. Колонной мы налюбовались вдоволь – деревянная, резная и расписная к тому же.
— А поближе нельзя? — жалобно спросил Домовушка.
— И где звук? — спросил Жаб. — Что это за кино такое, немое? Хорошо хоть, что не черно-белое!
Ратибор снова начал стучать по блюдечку, вертеть его, приговаривая:
— Ща я его… Вот я его… А со звуком блюдцев и не бывает, что за новости такие!
— Блюдец! — поправил Ратибора дотошный Рыб. Его аквариум мы переставили на стол, чтобы и Карась мог посмотреть на маму и папу нашей Лады.
По блюдцу поползли полосы, потом мы увидели крыльцо, потом чьи-то ноги, а потом вообще ничего не увидели.
— Нет, — со вздохом сказал Домовушка, — телевизорная машина гожей! И кино показывает, цветное и со звуком, и новости рассказывает, что где в мире делается, и даже загадки загадывает! А это – как ты там сказывал, Коток? Ширь-потреб!
— Да ща! — чуть не плача, пообещал Ратибор, откусил от яблочка, которое прежде крутил на блюдечке, и потянулся за другим, крепким и тоже румяным.
Замена яблока не помогла – донышко блюдца потемнело, но изображения на нем не появилось.
— Да, с магической техникой в вашем Там не все обстоит благополучно, — задумчиво прокомментировал Ворон. — По-видимому, у вас больше полагаются на личное искусство мага, на вдохновение, талант и прочие свойства, не поддающиеся научной алгоритмизации…
Ратибор удивленно уставился на Ворона, полуоткрыв рот.
— А на что ж еще полагаться, как не на вдохновение и талант? Без таланту, да без вдохновения, да без мастерства ничего путного не наколдуешь! А что это за слово такое – ал-го-рит-ми-зация?
Я восхитился. Такое трудное слово – а он его почти что без запинки, только вот что по слогам, произнес! Ну и память!
— Ой, Ратиборушка, да плюнь! — воскликнул Домовушка. — Преминистр наш завсегда такие мудреные слова выискивает, что никому его не понять, разве что Котику нашему.
— Почему? — возмутился Крыс. — Я тоже его понимаю!
— А я — нет! — коротко взлайнул Пес.
— Молод потому что, — промурлыкал я. — В пятом классе этому не учат.
— А я вот десять классов имею, а тоже не понимаю! — квакнул Жаб. — Так что нас трое против вас двоих!
— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете… — начал было Паук, но Рыб, высунувшись из аквариума, перебил его. Только Рыб, пожалуй, на такое способен – перебить Паука. Мне кажется, у него что-то не то со слухом. Или с мозгами.
— Алгоритмизация, молодой человек, — мекая и шлепая губами, начал Рыб, — это разработка алгоритма, то есть последовательности решения задачи, и описание этого решения поэтапно, в соответствии с алгоритмом. Как правило…
Но теперь перебили Рыба, и перебил его Ратибор, потому что под шумок Крыс забрался в сундучок и что-то там вынюхивал.
— Э, чего ты там забыл? — закричал Ратибор. — А ну вылазь оттедова!
— Я только на кольчугу хотел посмотреть, — оправдывался Крыс, но вид у него при этом был совсем не виноватый. Нахальный у него был вид, скажу я вам, и усы нагло топорщились.
— Я сам достану, а то ты помнешь еще! — недовольно сказал Ратибор, вытаскивая груду металлических бляшек, скрепленных между собой. Развернул – это было что-то вроде платья из металла. Я подумал – как нелегко, должно быть, приходилось рыцарям – таскать на себе такую тяжесть, а еще и шлем, и сапоги у них тоже были латные, железные, да еще мечом при этом размахивать и от чужих мечей уворачиваться – да, нелегка была жизнь у рыцарей!
— Что тут мять, железяки эти? — возмутился Крыс.
— Не, железяки эти не мнутся, — помотал головой Ратибор, откладывая кольчугу в сторонку и доставая из сундука коробочку. Вроде бы берестяную – но я в этом плохо разбираюсь.
— Невесту мою, Алену Чужаниновну, — нежно сказал Ратибор, поставил коробочку на стол, открыл — мы все дружно склонилось, чтобы посмотреть на невесту Ратибора.
Я-то думал, что в коробочке портрет невесты, или даже фотография – если в сказочном Где-То-Таме есть гамбургеры и пиццы, почему бы там не быть и фотографиям?
Но ни портрета, ни фотографии в коробочке не было, а была маленькая зеленая лягушка, которая мирно дремала в уютном гнездышке из пакли.
— Аленушка, свет мой, солнышко! — просюсюкал Ратибор, — Просыпайся, голубушка моя сизокрылая!
Лягушка открыла глазки, похлопала ими и выпрыгнула на стол.
Мы, ошарашенные, отшатнулись.
— Это ты что, на жабе собираешься того… жениться? — спросил я удивленно. И мы все, как по команде, повернули головы и посмотрели на Жаба. Все, кроме Ратибора – он поглаживал пальцем лягушкину спинку, и только что слюнки не пускал от умиления.
Жаб, пунцовый, как тот малиновый сарафан, что был надет на мамушке Ратибора, Поликарпии Кондратьевне, шумно дышал и пятился. Возможно, его возмутило мое пренебрежение к жабье-лягушачьему роду-племени? Поймите меня правильно – я не ханжа. Я много чего понимаю, и много к чему отношусь если не одобрительно, то с сочувствием, у всех вкусы разные и предпочтения тоже. Но межвидовое, даже межсемейственное скрещивание – это как-то… ну, вы меня понимаете. Ни к чему хорошему такие браки не приводят. А потомство? Это же что будет за потомство? Сирены, то есть русалки и, соответственно, русалы. Двоякодышащие, в общем. Ни на земле им места не найти, ни в воде.
Но на самом деле Жаб не обратил внимания на мои слова. Он не в воз-мущении пребывал, а в с-мущении – иначе почему он, допятившись до края стола, свалился бы, если б не вовремя подхвативший его за хвост Домовушка? Почему он, вырвавшись из ласковых лапок заботливого Домовушки, кинулся к окну, запрыгнул на подоконник и нырнул в свою миску, прикрывшись с головой полотенцем?
— Чего это он? — удивился Ратибор.
Мы дружно пожали плечами в недоумении.
— Не, я ж не Иван-царевич, — продолжал Ратибор, отвечая на мой вопрос, — да и Аленушка моя – не царевна-лягушка. Она обычная девушка, только необыкновенная, душевная, и красавица неописуемая. Моего наставника Чужанина Чужаниновича дочка единственная. Только вот матинка моя, она того… Крутенька, и на расправу скора, и матинке ни Алена Чужаниновна не нравится, ни Чужанин Чужанинович. И намерение мое серьезное к Алене Чужаниновне матинка не одобряет. Вот она как-то и погорячилась… Ну, да ничего – вот я Ладу Велемировну, сестрицу свою старшую, пред ее очи представлю – подобреет, авось, расколдует…
— А Чужаниныча она в кого превратила? — деловито осведомился Крыс. — Не в аиста ли?
— Точно, в аиста, — согласился Ратибор. — А ты откуда знаешь?
— Наш человек! — восхищенно отозвался Крыс. — Изощренное коварство!
Теперь пришел черед Ратибора пожимать плечами:
— Ну, без коварства на престоле долго не усидишь, скинут. Только вот аисты тут не причем. По-моему.
— Аисты питаются лягушками, — подсказал Ворон. — Крыс усмотрел злой умысел в действиях твоей матери и надежду на то, что отец проглотит свою дочь. По недомыслию. Я думаю, что она просто превращала неугодных ей подданных в болотных обитателей и не очень при этом задумывалась.
— Что не задумывалась – это уж точно, матинка никогда долго не раздумывает.
— А ты уверен, что твоя матушка их расколдует? А вдруг не захочет? — спросил я.
— Почему их? Ее, Аленушку, — Ратибор снова погладил лягушкину спинку. — Чужанин Чужанинович в тот же миг расколдовался, сам – тогда я у него и научился заклятия с себя сбрасывать.
— А что ж дочку не расколдовал? Ты же говорил, он магистр!
— Не захотел, — ответил мне Ратибор, продолжая поглаживать лягушку. — Сказал, что не время. И что нам полезно. А что полезно…
— Препятствия преодолевать, — подсказал Крыс.
Лягушка, то есть Алена Чужаниновна, открыла наконец глазки, выпрыгнула из коробочки на стол и сказала: "Ква!"
— А что, по-человечьи она не может? — с тревогой осведомился Пес.
— Не, не может. Все только квакает. Но я ее и такой люблю, Аленушку мою.
— А питать ее чем? — с тревогой спросил Домовушка. — Мошек-то у нас нет, как бы с голоду не померла! Может, молочка ей? Или хлебушка?
Алена Чужаниновна решила эту проблему без постороннего участия.
Ее длинный – такой же, как у нашего Жаба, только куда более изящный язычок вылетел из крохотного ротика, слизнул со стола каплю сметаны, которую уронил туда неаккуратный Крыс, и снова спрятался. Потом она зевнула, сказала: "Ква!" — развернулась и снова запрыгнула в свою коробочку.
— Водички бы ей, — попросил Ратибор. — Она страсть как плавать любит! Может, Рыбка ваша согласится к себе пустить?
— Милости просим, — галантно отвечал Рыб, пошлепав губами. — Вот разве что вода в моем аквариуме не совсем чиста. Имеет некоторый затхлый запах…
— Ой, Рыбик, прости, вчера еще собирамшись водицу тебе сменить, да ты ж видишь, — сокрушенно развел лапками Домовушка. — Вот только со стола уберу – и в сей же миг, а Аленушка твоя пусть пока что в коробочке побудет, уж ладно? — обратился он к Ратибору.
— Ладно, — покладисто ответил Ратибор, и напоследок еще раз погладив лягушку со словами: — Спи покамест, сладкая моя! — накрыл коробочку крышкой.
Коробочку он собрался было спрятать в сундучок, но Домовушка не позволил: духота там, и темень, там Алене Чужаниновне и захворать недолго. Лучше поставить коробочку на подоконник, тут у нас и травка, и молодая дубовая поросль (дубки Домовушка постоянно подстригал – и сверху, и снизу, то есть корни, которые бахромой висели под подоконником. Бонсай, должно быть, хотел вырастить).
Так что коробочку положили рядом с аквариумом, Домовушка засучил рукава, чтобы вымыть посуду, я было вызвался ему помочь — ага, так мне и дадут от дела отлынивать!
Ворон потребовал, чтобы мы проводили Ратибора в лабораторию, показать ему магические и технические приборы. Если они, конечно, еще сохранились.
Так что день для меня завершился нудным и неприятным трудом: уборкой в лаборатории.