104649.fb2
Ксаннасэвин поклонился.
- Как вам будет угодно, господин мой. - Он снова поклонился, на этот раз в сторону Страве: - Счастлив был встретиться с вами, граф. Большая честь для меня.
Граф, так же, как и Бенигарис погруженный в размышления, отсутствующе кивнул головой.
Ксаннасэвин поцеловал руку Нессаланте, склонился так низко, что едва не прикоснулся лбом к крыше, затем снова сложил свои свитки и направился к лестнице. Его шаги постепенно затихали внизу, в отзывающейся эхом тьме.
- Вы видите? - спросила Нессаланта. - Вы поняли, почему я так высоко ценю его? Это блестящий человек.
Страве кивнул.
- Выглядит внушительно, - сказал он. - И вы находите его заслуживающим доверия?
- Абсолютно. Он точно предсказал - смерть моего бедного мужа. - На ее лице появилось выражение глубокой скорби. - Но Леобардис не стал меня слушать. Я говорила, что если нога его ступит на землю Эркинланда, мы никогда больше не увидимся. Но он назвал это ерундой.
Бенигарис пронзительно посмотрел на свою мать:
- Ксаннасэвин сказал тебе, что отец умрет?
- Да. Если бы только он пожелал тогда выслушать меня!
Граф Страве кашлянул:
- Что ж, я надеялся подождать с этим разговором до другого раза, Бенигарис, но услышав вашего астролога - услышав о великом будущем, которое, как он считает, ожидает вас, - я решил, что должен сегодня же поделиться с вами своими мыслями.
Оторвавшись от мрачного созерцания своей матери, Бенигарис повернулся к графу.
- О чем вы говорите?
- О некоторых вещах, ставших мне известными. - Старик огляделся. - Прошу простить меня, Бенигарис, я не хотел бы выглядеть навязчивым, но нельзя ли убедить ваших стражников немного отойти? - Он раздраженно махнул рукой в сторону закованных в доспехи солдат, которые неподвижно, как камни, простояли все время, которое находились на крыше. Бенигарис фырнул и жестом приказал им отойти.
- Ну?
- Как вам известно, - начал граф, - у меня есть множество источников информации. Я слышу вещи, не доходящие иногда до ушей людей гораздо более могущественных.. Недавно я узнал кое-что, возможно, могущее заинтересовать вас. Об Элиасе и его войне с Джошуа. О... других вещах, - он замолчал и выжидательно посмотрел на герцога.
Нессалашта подалась вперед.
- Продолжайте, Страве. Вы знаете, как мы ценим ваши советы.
- Да, - сказал Бенигарис, - продолжайте. Мне будет интересно узнать, что вы слышали.
Граф улыбнулся лисьей улыбкой, обнажив все еще белые зубы.
- О да, - сказал он, - Вам будет интересно.
Эолер не встречал раньше ситхи, стоявшего в дверях Резного зала. Он был одет в старомодный костюм справедливых - в рубашку и брюки из бледно-кремовой ткани, блестевшей, как дорогой шелк. Его каштановые волосы - самый близкий к человеческому оттенок извсех, виденных графом до сих пор - были стянуты узлом на макушке.
- Ликимейя и Джирикй говорят, что ты должен идти к ним. - Эрнистирийский язык этого незнакомца был таким же неуклюжим и архаичным, как тот, на котором разговаривали дворры. - Должны вы ожидать еще мгновения или можете идти сейчас? Хорошо, если вы можете идти сейчас.
Эолер услышал, как Краобан набрал в грудь побольше воздуха, желая одернуть наглого посланника, и быстро положил руку на плечо старика. Вызов звучал так невежливо только из-за плохого знания языка - Эолер был уверен, что ситхи могли бы спокойно и без нетерпения ждать его хоть целые сутки.
- Одна из справедливых - целитель - сейчас у дочери короля Мегвин. Сперва я должен поговорить с ней, а потом сразу приду, - сказал граф посланнику.
Ситхи с совершенно бесстрастным лицом наклонил голову движением баклана, хватающего рыбешку.
- Я скажу им. - Он повернулся и покинул комнату. Обутые в сапоги ноги бесшумно двигались по деревянному полу.
- Разве они теперь тут хозяева? - раздраженно спросил Краобан. - Мы должны сидеть в ожидании их повелений и сломя голову бежать выполнять их?
Эолер покачал головой:
- Они вовсе не хотят ничего такого, старый друг. Я уверен, что Джирикй и его матери просто нужно о чем-то поговорить со мной. Не все ситхи так хорошо говорят по-эрнистирийски, как Ликимейя и принц.
- Все равно мне это не нравится. Мы слишком долго жили под сапогом у Скали - когда, наконец, эриистири смогут сами распоряжаться на своей земле?
- Все меняется, - мягко сказал Эолер, - но мы всегда выживали. Пять веков назад риммеры Фингила оттеснили нас к горным утесам и морским скалам. Мы вернулись. Люди Скали спасаются бегством, так что мы и их пережили. Ты не считаешь, что ситхи - это гораздо более легкий груз?
Некоторое время старик смотрел на него, подозрительно прищурившись, и часто моргал. Наконец он улыбнулся.
- Мой добрый граф, вам следовало бы быть священником или генералом. Вы дальновидны.
- Как и ты, Краобан. Иначе ты не смог бы сидеть здесь и жаловаться на тяжелую жизнь.
Прежде чем старик успел ответить, в дверях снова возник ситхи. Это была седая женщина в зеленом платье и матово-серебристом плаще. Несмотря на цвет волос, она, казалось, была одного возраста с только что ушедшим посыльным.
- Кира'ату, - сказал граф, поднимаясь. Его голос утратил былую легкость. Вы можете помочь ей?
Некоторое время ситхи смотрела на него, потом покачала головой; жест получился удивительно ненатуральным, словно она выучила его по книге.
- Ее тело абсолютно здорово. Но дух каким-то образом скрыт от меня, ушел в глубину, как мышь, когда тень совы пересекает ночные поля.
- Что это значит? - Эолер пытался скрыть нетерпение.
- Испугана. Она испугана. Она похожа на ребенка, который видел, как убивали его родителей.
- Она видела много смертей. Принцесса похоронила отца и брата.
Женщина ситхи взмахнула руками, в жесте, который Эолер не смог перевести.
- Это не то. Всякий, зидайя или судходайя - Дитя Восхода или смертный, проживший достаточно долго, понимает смерть. Она ужасна, но объяснима. Но ребенок ее не понимает. И что-то подобное произошло с этой женщиной - что-то, бывшее вне ее понимания. Это испугало ее дух.
- Но она поправится? Вы можете что-то сделать для нее?
- Больше ничего. Ее тело здорово. То, что происходит с ее духом - это другое дело. Я должна подумать об этом. Возможно, существует ответ, которого я сейчас не вижу.
Трудно было понять что-то по выражению широкоскулого кошачьего лица Кира'ату, но Эолеру оно не показалось особенно обнадеживающим. Граф сжал кулаки и с силой прижал их к бедрам.