У цветка тревожен аромат,
И мерцание, печальное, как дождь.
июль-август 1981
* * *
НАД КРЫШАМИ ГОРОДА СТОЯТ СВЕТЛЫЕ ЗВЕЗДЫ
Под звездами, меж марли раскрытых окон, гуляет по городу ещё невидимое, неслышное воздухоплавание корабликов тополиного пуха, на улицах пахнет сиренью и на цыпочках ходит ветер, поют уже птицы, скоро будут золотые брызги высоко на стеклах и далеко побегут тени, взойдет солнце, а навстречу ему, с запада, сверкают молнии и катит на город синяя туча.
Уже зашаркала по асфальту метла, уже дневные бабочки в воздухе, и смотрят в небо первые прохожие на остановках, и подбегает к ним первый троллейбус,
- и золотые брызги на стеклах, и далеко бегут тени, - и становится жарко, и прохладно в подъездах, и только высыпать из домов всей миллионной толпе народа, зашуметь во все стороны разноцветным машинам, открыться булочным и кафе, - и совсем будет в городе утро.
А меж тем и туча уже заслоняет небо над городом, подула ветром, гремит громом, брызжет молнией, и ещё одной, и еще, - и вот, прямо из седьмых снов, город от набережной до окраин попадает под небывалый дождь.
Тут хозяйки бросают кастрюли и кидаются закрывать окна. Что творится на улицах! В пять минут намок и прибит к земле пуховый платок тополей, нет сухого листа и на самых больших деревьях, мокры все камни, все цветные японские зонтики, по колено ручьи на асфальтах, а дождь все прибывает. Как будто, если не вся, то уж никак не меньше, чем пол-Атлантики, собралось в тучи и пришло, и хлещет на город, - то идет, покачиваясь на ходу, как слон с хоботом воды, то воробушком прыгает по подоконнику, то как будто выхлопывают огромный водяной половик и с водой оттуда сыплют громы и молнии. Визгу, смеху на улицах, над лужами стоит пар, и, как яркие медузы, плывут в нем промокшие зонтики, и ныряют в него машины летучими рыбами, и шумят водосточные трубы на стенах, и весь город захлестнут непредсказуемой влагой в узоре и ажуре мимолетности, и пьет дождь, и не может весь выпить земля.
И кончается дождь. В вымытом городе всюду блестит солнце, лужи, мокрые листья, стекла, - все печатлеет солнце, а с витрин, когда мимо по колеса в воде пробегает троллейбус, срываются одна за другой какие-то золотые стрекозы или бабочки, - большие, огромные, какие, как говорят, водились на Земле когда-то в незапамятной древности. Тогда они летали над душным морем палеозойских болот и гигантскими папоротниками, а сейчас все уносятся в синеву: там солнце, там радуги, там ночью смотрит на город такая бездна звезд, что поди угадай, сколько там есть океанов, какое перед грозой бывает небо и кто, под лучами какой из них, бежит, спасаясь от налетевшего ливня:
- Мамочки! Какой дождь...
1982, 1.09.85
* * *
В август месяц встанем с рассветом,
Лужи рыжи и голубы,
И ко дню без дождя приметы,
Взяв лукошки, пойдем по грибы.
Лес из дали взойдет, как терем,
И сквозь дремы, туманы, плеск,
Мы тропе повести поверим,
И тропа нас проводит в лес.
Будет птичий уже натинькан,
Привет свежести и заре,
Заря тонкие паутинки
Выдаст каждую в серебре.
Нас окружат взрослые сосны,
Вверху космами соединясь,
Отовсюду из капель росных
На нас глянет множество нас.
Мы затем перейдем болото,
Топь утопит наши следы.
Будет боязно отчего-то
От коряги из-под воды.
Разойдемся - и над грибами
Мы раздвинем мох и траву.
В глубь далеко, от нас, над нами
Будет таять в бору "ау".
Будет воздух - синичник бликов
Муравьинкой на вкус сластить,
Пахнуть будет землей земляника
И черника губы чернить.
Будет белка шагов пугаться
И в верхушек скрываться скрип.
Мы забудем перекликаться,
Кто нашел самый белый гриб.
Над просветом гудящей чащи
Пройдет облако в синеве.
От небес, высоко ходящих,