— Не придет? Почему? Он умер?
— Не знаю.
— Что случилось?
— Мне ничего не сказали, только сообщили, чтобы комнату за ним не держали, так как полиция платить не будет.
Я повернулся и вышел. Все ясно. Конд остался верен себе. Где он теперь? Я связался с полицейским управлением, но толком ничего не узнал. Там сменился дежурный. Он сказал, что я смогу обо всем узнать только на другой день.
Я медленно побрел домой. Спешить было некуда, да и не зачем. От двух ти, с которыми я пришел в бар, осталось только сорок лирингов. Это на завтрашний обед.
* * *
Поздно вечером, почти ночью, пришел Конд. У меня была подсознательная уверенность, что он что-то сделал с Ромсом, может быть, даже убил его. Я лежал лицом к стене и не повернулся, когда он включил свет. От дневных переживаний тело было тяжелым, налитым усталостью и апатией. Конд медленно шагал по комнате, задевая мебель и двигая стулья. Каждый раз, когда шаги его приближались ко мне, я весь внутренне напрягался.
— Ан! — наконец позвал он.
Я промолчал и лишь еще крепче зажмурил глаза.
— Ан, ты спишь?
Я не ответил, и он, сделав по комнате еще несколько кругов, сел рядом.
— Слушай, Ан, меня не обманешь, ты же не спишь…
Рука его коснулась моего плеча. Это прикосновение словно обожгло меня. Я порывисто вскочил на ноги:
— Что тебе надо?
Он спокойно, но вместе с тем удивленно посмотрел на меня:
— Что с тобой, дружище?
— Ничего! Не трогай! — Я отбросил его руку, протянувшуюся ко мне.
— Совсем спятил! Может, сходить за врачом?
— А может быть, лучше вызвать полицию?
Конд поднялся во весь свой богатырский рост.
— Вот что, — сказал он жестко, — прекрати истерику и объясни, в чем дело, или убирайся отсюда на все четыре стороны.
— Ты прав, мне следовало уйти раньше.
Я быстро собрал свои пожитки и направился к двери.
— Стой! — Конд крепко схватил меня за плечо. — Теряя друга, я должен знать — почему. Два слова — и можешь уходить.
Он прижал меня своими могучими руками к стене.
— Так в чем дело?
— Что ты сделал с Ромсом? — сказал я, пытаясь освободиться.
— Он умер…
— Я догадывался… Пусти… Что ты с ним сделал?!
— Ничего, он умер, я тебе говорю. Постой… ты думаешь, что я его… так?
Я кивнул. Он разжал пальцы и опустился на стул. С лица его сошло напряженное выражение, и складки разгладились. С минуту мы молча рассматривали друг друга, словно виделись в первый раз.
— Оставайся, куда ты пойдешь, — спокойно сказал Конд.
Я сел, потирая плечо.
— Больно?
— Не очень.
— Извини, я не хотел… Кто тебе сказал, что Ромс… что Ромса нет?
— Я был у него в гостинице, и мне сказали…
— Тебе сказали, — перебил Конд, — что там тебе могли сказать? Они сами ничего не знают.
— Мне сказали, — жестко продолжал я, — что ты ушел вместе с ним. Я вспомнил твое лицо и, зная особенности твоего характера, сделал выводы. Они оказались правильными. Отвечай!
Конд нахмурился.
— При чем тут лицо, — угрюмо сказал он, — твое лицо тоже не сияло, когда ты пришел из Государственного Объединения, и если судить по лицам, то неизвестно, сколько человек ты укокошил. Так, дружище. А в общем ты прав, я убил его четыре часа назад… Вот смотри.
Он бросил на стол пачку снимков, проштампованных судейскими печатями. Я взял один из них. С листа на меня смотрело перекошенное злобой лицо Ромса, он был снят в момент стремительного выпада, в руке блестел изогнутый клинок дуэльного ножа. Другой кадр фиксировал схватку. Две фигуры на арене и бесчисленные рожи любителей кровавых увеселений, с раскрытыми в зверином реве ртами, подбадривали смертельных врагов. Отвратительное зрелище. Я отложил снимки — эти оправдательные для Конда документы перед лицом закона.
— Как ты добился поединка? Ты не ранен?
— Нет. Так что, видишь, все было честно. Ромс оказался не из трусливых и не из слабых. Еще бы немного, и не мне, а ему пришлось бы оплачивать похороны. — Конд протер воспаленные глаза. — Свет там слишком яркий… Гадостное это дело, я должен был добить его, уже раненого, вот что самое мерзкое. Смотри!
— Не хочу смотреть. — Я отстранил его руку. — Неужели ты не мог от этого отказаться?
— Не мог, не имел права. Один из нас должен был умереть. Так решили судьи. В противном случае меня бы самого… М-да. Таков закон, говорят, он принят для тех, кто настаивает на поединке. Ужасный закон!
— Ты все это знал раньше?
— Знал.