Небо над пропастью успело приобрести зловещий угольно-черный цвет. Что же касается ветра, то он, казалось, лишь усилился. Если это называют затишьем, то — пришла Серена к выводу — с настоящей полярной бурей лучше не связываться. Из бездны поднимались туманные клубы. Трудно поверить, но там, на глубине одной мили, есть даже нечто вроде жилой кабинки, так называемое убежище-П4.
— Сестра, вы по-прежнему уверены, что не передумаете?
Йитс, висящий на веревке по соседству и улыбчивый, как вампир. Отражаясь от снега, льда и белых термокомбинезонов, свет от его головного фонаря слепил не хуже солнца. За час до этого, еще на поверхности, он в деталях обрисовал Серене тот риск, что стоял перед десантной группой. Впрочем, разве у нее был выбор? Неужели лучше сидеть на базе и со всем остальным миром ждать их возвращения?
— С формальной точки зрения, генерал, меня зовут доктор Сергетти, — ответила она, деловито осматривая стенку в поисках подходящей трещины. — И я поднялась на Эверест еще со своей первой настоятельницей.
— Так это она вам подарила поясок?
Йитс показывал на подвесную систему Серены. Действительно, внешне она напоминала пояс для чулок, только ярко-красный: две ленты, соединенные крестовиной и петлей охватывающие ноги девушки возле паха. В случае падения со страховочным концом такая подвеска сможет равномерно распределить ударные нагрузки по нижней части тела.
— Нет. Из всех подарков мне досталось только это. — Серена вызывающе помахала ледорубом и мощными ударами загнала в лед очередной крюк, к которому и зацепилась карабином. Хотелось показать Йитсу, что она более чем готова к испытаниям. Но, если честно, на душе было очень неспокойно. Сердце колотится как бешеное, и постоянно не хватает воздуха. Вокруг какой-то чудной запах… — Генерал, вам ничего странного не кажется?
— В смысле, помимо вашей биографии?
До прибытия на базу «Орион» девушка ни разу не видела знаменитого генерала воочию и знала его только по рассказам Конрада, что отнюдь не прибавляло доверия. Как однажды выразился Эмерсон, «ваша сущность вопит так громко, что я не слышу слов». Генерал был с норовом, ценил эксцентричность и быстрый результат. Свидетельство чему — их экспедиция. С другой стороны, эти свои качества он прятал куда лучше Конрада, чья бесхитростная любовь к внешним эффектам и наивная готовность это признавать порой даже умиляла. Кроме того, догадывалась Серена, Йитс отнюдь не из душевной щедрости согласился взять ее в группу. Возможно, даже ее лингвистические знания сыграли далеко не первую роль…
— Генерал? Не могли бы вы еще раз объяснить, почему передумали и решили взять меня с собой?
— Мой опыт работы в НАСА показал, что женщины как минимум всегда приятно разнообразят состав экипажа.
Серена, разумеется, была готова к подобным колкостям, а потому заранее припасла ответную шпильку.
— А я-то думала, женщин в космос берут потому, что они удачнее мужчин справляются с тонкой работой, лучше держат внимание, да и гибче реагируют на многозадачность.
— А также быстрее впадают в панику и норовят видеть все через призму эмоций, — фыркнул Йитс и исчез из виду, уступив место Конраду, спускавшемуся вслед за своим отцом.
— Что-то не так?
Серена вздохнула и покачала головой:
— Твой папаша никак не утихомирится.
— Это не в его характере, — сухо ответил Конрад. — Как робот. Стоит получить программу, и он пойдет все вперед и вперед, пока не завершит работу.
— Оставив за спиной дорожку из трупов.
— В таком случае нам не следует отставать слишком далеко, — заметил он и поехал вниз, нагоняя отца.
Серена немного разжала захват и, в свою очередь, скользнула по веревке. Конрад, конечно, далеко не дилетант в альпинизме, но в основном его опыт касался тропиков. А в ледяной обстановке вроде нынешней чрезмерная самоуверенность вполне может оказаться фатальной… Да, приходится признать, что она за него беспокоится. За его душу. И за свою собственную. Потому что уже довелось как-то раз спасти Конрада от вековечного проклятия — и при этом замараться самой…
Скользя все ближе и ближе к Конраду, она рукой придерживалась за ледяную стенку. Вот и карнизик, можно отдохнуть. Цвет льда на редкость красив: небесно-голубой и при этом чуть ли не светится.
— Прямо пещера чудес… — вполголоса заметила она.
— Серена, не останавливайся. Ни в коем случае, — вдруг неожиданно резко приказал Конрад.
Серена нахмурилась, но сошла с карниза и поехала вниз. Что с ним? Может, гипервентиляция действует? Девушка сама уже чувствовала легкое головокружение от слишком частого дыхания. Сердце тоже билось в непривычно ускоренном ритме. Ровно, стабильно, но слишком быстро.
Она съехала еще на десяток метров, и тут Конрад махнул рукой:
— Смотри. Вон, внизу.
Серена прищурилась. Туманная дымка разошлась, и там, глубоко под ногами, появилось светящееся пятно, как ночью на вертолетной площадке.
— А, да-да, вижу.
— Да нет же! Ты не поняла!
Серена недоуменно мигнула, и тут все стало ясно. Вертолетная площадка на самом деле была плоской вершиной белой пирамиды, выставившей свою макушку изо льда. Блестела она настолько ярко, что пришлось слегка прикрыть глаза.
— П4… - невольно пробормотала она.
— Только не вздумай интересоваться, дескать, как она тут очутилась, — сказал Конрад, уже успев надеть солнечные очки. — Этого я объяснить не могу. Пока что.
Уверенность, прозвучавшая в его голосе, показалась многообещающей. Да, он возбужден. Но это возбуждение было чистым, искренним и в какой-то степени трогательным. Ни малейшего признака страха, с завистью отметила она, одно лишь неподдельное, мальчишеское любопытство и энтузиазм. Сама Серена уже начинала забывать, что у человека есть такие чувства…
Девушка последовала примеру Конрада и нацепила солнечные очки. От немыслимого сияния плоской вершины можно и слепоту заработать. Кстати, вдруг пришло ей в голову, вот почему понтифик ее сюда прислал. Серена подозревала, что найдет нечто удивительное, но оказалась совершенно неподготовлена к масштабам этого монумента. Нечто колоссальное, не поддающееся человеческому воображению.
Она все еще не могла отвести от пирамиды глаз, когда над головой послышался какой-то треск.
— Ничего. Видно, была небольшая слабина, — успокаивающе заметил Конрад. — Не волнуй…
Резкий щелчок, что-то звякнуло, и у Серены обмерло сердце. «Дура! — мысленно обругала она себя. — Крюк надо было не вбивать, а вворачивать!»
— Конрад! — крикнула девушка, вонзая ледоруб в стенку и зависая на рукояти.
Он не откликнулся. Серена лихорадочно огляделась. Никого.
Она бросила взгляд под ноги и еще успела заметить фигурку, падающую в дымчатые вихри.
Это вылетел его крюк.
— Конрад!!! — От ужаса у нее встали волосы дыбом.
Рядом появилось что-то внушительное. Она скосила глаза. Йитс.
— И что вы все так орете? — проворчал тот, вглядываясь в туман. — Я же говорю, бабы…
Генерал затылком прочитал ее ошалелый взгляд, презрительно фыркнул и большим пальцем дернул за страховочную веревку Конрада, как за гитарную струну.
— Он до сих привязан.
Тут Серена услышала новый треск, вскинула голову и увидела, как из трещины в стене на этот раз вылезает ее крюк. Она дернулась, ледоруб тут же выскочил изо льда, и Серена взмахнула им, чтобы зацепиться вновь. Йитс, видимо, превратно понял ее намерения, потому как тут же поспешил прикрыть голову локтем.
Сердце прыгнуло в горло, и девушка очутилась в туманном облаке, стремительно падая к сияющим огням. Тут еще одно крепление прошло проверку на прочность, веревка щелкнула как кнут, и Серена резко остановилась. Какую-то секунду она боялась шевельнуться, подозревая, что от такого удара лопнули кости таза. К счастью, «пояс для чулок» сделал свое дело.
Она перевела дух и, раскачиваясь маятником, посмотрела вниз. Ничего не видно и не слышно, если не считать шуршания ее нейлоновой ветровки.
— Конрад? — рискнула она подать голос.
— Здесь, — раздалось неподалеку. — Смотри, что я нашел.
Серена закатила глаза, оскалила зубы, потрясла головой, но вслух так ничего и не сказала. Повернувшись в направлении его голоса, она увидела Конрада метрах в трех от ледовой стены, не в состоянии до нее дотянуться.
— Подожди-ка, — сказала она и принялась наращивать амплитуду своих колебаний. Только на третьей попытке дуга оказалась достаточно широкой, чтобы они смогли ухватить друг друга за руки. Обнявшись, парочка несколько секунд молча качалась над пропастью.
— Не припомню, чтобы в план спуска входили прыжки на «тарзанке», — наконец проговорила она, пытаясь ехидством скрыть тревогу.
— Смотри! — показал Конрад пальцем вместо ответа.
Она покрутила головой, обмахивая стену лучиком от головной лампы. Да, во льду что-то есть. Зрение наконец сфокусировалось, и Серена очутилась лицом к лицу с маленькой девочкой, вмороженной в лед и время.
— Боже милосердный… — выдохнула она.
— А помнишь, как ты мне ответила в тот раз? — неожиданно спросил Конрад. — Мол, скорее ад промерзнет, чем мы опять окажемся вместе. Так что покорнейше прошу засвидетельствовать. — И он сделал широкий взмах рукой.
Туман приподнялся, и идущий снизу свет залил всю стену. За один короткий миг Серена смогла увидеть сотни, может быть, тысячи человеческих трупов. Рты у всех распахнуты, словно они погибли, что-то скандируя хором. По нервам ударил дикий, отчаянный вопль. Серена тут же зажала уши, еще не понимая, что слышит свой собственный крик.
Часом позже, в теплом нутре убежища-П4, Конрад не мог справиться с волнением, разглядывая фигурку девушки, распластанную на раскладном хирургическом столе. Под яркими лампами бестеневой люстры ее глаза не могли найти себе спасения, она постоянно моргала; рот закрывала черная кислородная маска, а к груди тянулись провода ЭКГ-электродов. Волосы безжалостно зачесаны назад, ремень на мешковатых брюках расстегнут.
Конрад пальцем показал на затуманенный иллюминатор, через который можно было различить американский флаг, водруженный Йитсом на вершине пирамиды.
— Видишь флаг? — спросил он. — Сосредоточься на нем и старайся поглубже дышать.
С этими словами он в очередной раз приоткрыл вентиль желтого кислородного баллона.
Ее «аляску» и прочую верхнюю одежду он уже давно снял и теперь изо всех сил пытался не смотреть по полную грудь девушки, вздымающуюся и опадающую под тонким шерстяным свитером. Конрад бросил взгляд на монитор. Лишь сейчас ее учащенный пульс потихоньку начинал спускаться к верхней границе нормального для человека диапазона.
— Ну как, лучше? — спросил он минуту спустя.
Она подарила ему красноречивый взгляд: дескать, надо быть полным идиотом, чтобы задавать такие вопросы.
Конрад еще раз огляделся кругом. Страшно тесный и неудобный жилой модуль, установленный на плоской вершине П4, по сути дела, представлял собой толстый цилиндр длиной пятнадцать и диаметром пять метров. Помимо Конрада с Сереной, внутри находилось еще три человека из техперсонала, прилепившихся к приборам и телеэкранам под неусыпным надзором генерала Йитса. Одного — точнее, одну — из них Конрад узнал. Лейтенант Лопес. Два других смотрелись близнецами: блондинистые любители стероидов, отзывавшиеся на имена Крайгель и Маркус. Явно заплечных дел мастера, лично взращенные и выпестованные генералом Йитсом.
Конрад бросил взгляд на отца:
— Я так и не понял, почему ты не предупредил нас о вмороженных трупах.
— Это очень просто, — пожал плечами генерал. — Хотелось посмотреть на вашу реакцию.
Конрад показал пальцем на Серену и скрипнул зубами:
— Доволен теперь?
— Не скули.
Йитс поднялся на ноги и продемонстрировал шприц. Аккуратно подвинул поршень, в воздух вылетела струйка прозрачной жидкости, и Серена невольно сжалась.
Когда генерал взял девушку за локоть, Конрад не выдержал:
— Что ты с ней делаешь?!
— Успокойся, это просто тонизирующее, — ответил Йитс и хладнокровно вонзил иглу, не дожидаясь реакции сына. — Экстракт элеутерококка, растения из того же семейства, что и женьшень. Промышленные водолазы, горные спасатели и космонавты пользуются им для снятия стресса при работе в неблагоприятных условиях. Пожалуй, единственное подспорье, что мы получили от проклятых русских для нашей космической программы.
Экстракт, похоже, действительно возымел действие. Конрад посмотрел Серене в лицо. Девушка дышала более ровно, спокойно, хотя в глазах поблескивал гнев. Любой мог видеть, что она не привыкла выступать в роли существа, которому требуется чья-то помощь.
— Все с ней обойдется, — небрежно махнул рукой Йитс. — А сейчас, с вашего позволения, мне надо отлучиться. Пора посмотреть, как идут дела у бурильщиков. Они уже несколько суток ищут твой мифический коридор.
— Он такой же мифический, как и вся П4! — крикнул Конрад в спину отцу, пока тот открывал термолюк и вылезал наружу. Немыслимо холодный полярный воздух тут же принялся осваивать убежище.
— Конрад, а тебе вроде как все нипочем, — вдруг сказала Серена, спутав ему мысли. Она уже успела снять кислородную маску. — Можно подумать, ты не в первый раз видишь трупы людей, которых заморозили двенадцать тысяч лет назад.
Он посмотрел ей в лицо, едва-едва сдерживая распиравшее его нетерпение. Далеко не каждый день в руки попадают доказательства твоих научных теорий или свидетельства нормальности собственной психики.
— Их тела-то и объясняют, как сюда попала эта пирамида.
— Попала? — Она нашла в себе силы самостоятельно присесть на кушетке. На щеки уже возвращался румянец. — О чем ты говоришь? Разве она как-то двигалась?
Конрад сунул руку в рюкзак и достал насквозь промороженный апельсин.
— Я его выковырнул из стены, — пояснил он. — Отсюда следует, что когда-то в Антарктике царил как минимум умеренный климат.
Серена задумчиво уставилась на апельсин.
— Пока — как я понимаю — в один прекрасный день она вдруг не замерзла?
Конрад кивнул:
— По теории Хепгуда о смещении земной коры.
— Чарлз Хепгуд? — уточнила Серена.
— Да-да. Он уже умер… Так ты слышала о нем?
— Ну-у… вроде бы университетский профессор… однако что-то не припомню его теорию смещения.
Конрад особенно ценил такие моменты: возможность рассказать Матери-Земле нечто, что ей еще не известно. Приподняв апельсин, он предложил:
— Представь, что это наша планета.
— Ладно.
Серена, видимо, решила снизойти к его слабостям.
Щелкнув перочинным ножом, Конрад вырезал контуры всех семи континентов на уже почти оттаявшей кожуре.
— Итак, теория Хепгуда гласит, что ледниковый период — феномен отнюдь не метеорологического происхождения. Скорее его лучше назвать результатом геологической катастрофы, случившейся порядка двенадцати тысяч лет назад. — Конрад повернул свой «апельсиновый глобус» так, что территория Соединенных Штатов оказалась за Полярным кругом, а Антарктика попала гораздо ближе к экватору. — Вот каким наш мир был в ту пору.
Серена удивленно подняла брови:
— И что же случилось?
— Вся внешняя оболочка Земли съехала с места. — Он вернул апельсин в положение, знакомое современному человеку. — Антарктика очутилась в центре полярной области, а Северная Америка покинула объятия Полярного круга и стала умеренной. Стало быть, в Северной Америке лед тает, а в Антарктике — растет.
Серена нахмурилась:
— А почему случился этот катаклизм?
— Никто толком не знает, — ответил Конрад. — Впрочем, сам Хепгуд предположил, что всему виной дисбаланс льда на полярных шапках. По мере нарастания льда они становятся настолько тяжелыми, что вынуждены съехать с места, увлекая за собой земную кору и целые континенты.
Серена не сводила с него глаз.
— И ты готов поставить остатки своей научной репутации на эту теорию?
Конрад неопределенно пожал плечами:
— Во всяком случае, Альберту Эйнштейну эта идея понравилась. Он верил, что существенные изменения в компоновке земной коры происходят регулярно, причем за очень короткое время. Кстати, это вполне может объяснить ряд загадочных явлений, в частности откуда в вечной мерзлоте взялись мамонты, чьи желудки еще не успели переработать тропические растения. Или, если на то пошло, откуда на глубине мили в антарктическом ледовом щите появились вмороженные людские трупы и вот эта пирамида.
Серена мягко положила руку ему на плечо:
— Если это помогает тебе объяснить наш мир… что ж, пусть так и будет.
Конрад тут же напрягся. До сих пор ему верилось, что Серена окажется заворожена и возбуждена этим доказательством не только его научного предвидения, но и того факта, что они единомышленники. Вместо этого она вроде бы атакует выведенное им умозаключение. Более того, атакует его лично. В нем шевельнулось ощущение чуть ли не гадливости от столь бесцеремонного обращения. В смысле, эта женщина, верующая к тому же, пренебрежительно отмахивается от вполне обоснованной научной теории, выдвинутой одним из величайших умов человечества.
— А у Ватикана есть своя теория?
Она снисходительно кивнула:
— Всемирный потоп.
— Пф-ф, велика разница, — отмахнулся Конрад. — И та, и другая гипотезы работают на теорию Бога-маньяка, склонного к геноциду.
Едва эти слова успели вылететь, как он тут же горько пожалел.
— Эй, мистер, поаккуратней на поворотах, — раздался из-за спины женский голос.
Он обернулся и увидел злое лицо лейтенанта Лопес. Ага, еще одна католичка, сообразил он. Лопес переглянулась с Сереной и предложила:
— Если хотите, я ему сейчас надеру задницу.
Серена улыбнулась:
— Да она у него и так уже, как у макаки. Впрочем, спасибо.
— Ну, смотрите. А ежели чего… — добавила Лопес, прежде чем вернуться к прерванной работе.
У арийских близнецов, Крайгеля и Маркуса, разочарованно вытянулись физиономии. Конраду пришло в голову, что они, наверное, какие-нибудь лютеране или даже агностики, а то и просто выходцы из крепких немецких семейств, которые в несколько иную эпоху и при иных обстоятельствах вполне смогли бы подойти для плакатов, восхваляющих мощь вермахта или СС.
Серена потянулась к своей «аляске», чтобы накинуть ее на плечи.
— Ну хорошо, Конрад, к чему ты клонишь? — Она нахмурилась, запутавшись в проводах от ЭКГ-датчиков. — Дескать, человечество должно винить Бога за каждый неурожай, голод, войну или похотливый взгляд?
Сейчас она смотрела в упор, ее теплые карие глаза обвиняли и одновременно прощали его. От омерзения и раздражения он едва не сплюнул на пол. Ну, допустим, задержал человек взгляд на женской груди, так что с того? Конрад ведь тоже из плоти и крови. Да и она сама, только признаваться в этом не хочет.
— Я видел, как ты смотрела на ту девочку во льду, — наконец сказал он. — Будто себя увидела. Она явно не из тех грешниц, кого должен был смыть Потоп.
— Под дождь попадает и праведник, — рассеянно отозвалась Серена. — Или под лед, как в нашем случае.
Конрад точно мог сказать, что сейчас ее мысли витали где-то совсем в другой области. К тому же она не видела, как подскочили цифры на ее медицинском мониторе.
Он показал пальцем на экран:
— Слушай, может, тебя лучше поднять наверх? И спустить кого-нибудь на замену? — Он протянул руку, желая помочь с проводами. — Мне бы не хотелось, чтобы ты как-то пострадала.
Серена немедленно, причем довольно сердито, плечом оттолкнула его руку и одним махом сорвала с груди электроды.
— Говорите за себя, доктор Йитс!
Конрад почесал в затылке и недоумевающе уставился на девушку:
— Я что-то в толк не возьму… Хватит мне голову морочить в самом деле.
— Это еще надо разобраться, кто кому голову морочит! — Серена рывком застегнула молнию и спрыгнула со стола.
Конрад замер, спиной чувствуя взгляд Лопес. Крайгель с Маркусом оживленно подталкивали друг друга локтями. Такое впечатление, все только и ждут, что благочестивая монашка даст коленом в пах археологу-безбожнику.
Тут распахнулся входной люк, и вместе с Йитсом в модуль проник очередной порыв ледяного ветра.
— Вы оказались совершенно правы, господин генерал, — сухо сказал Конрад. — С ней все обошлось.
— Чудненько, — кивнул Йитс. — А теперь всем собраться и на выход. Бурильщики нашли твой коридор. Мы идем в П4.
Наверное, метра два в ширину и в высоту, прикинула Серена, разглядывая коридор, уводивший куда-то вниз, в кромешный мрак. Подкинутая монетка только что выиграла ей право хвастаться званием человека, первым ступившего внутрь. Впрочем, буровая бригада заранее отправила перед ней десятикилограммовый шестиколесный «марсоход», оборудованный газовой горелкой и видеокамерой. Робот подтвердил подозрения Конрада: коридор действительно вел прямо в центральную камеру.
Пока что Серена просто стояла на площадке, которую американцы соорудили у северного склона П4, и смотрела в квадратную темную пасть. Неспокойно колотилось сердце. Ее до сих пор преследовали глаза вмороженной девочки, не говоря уже о мыслях про катастрофический конец всему человечеству. О, если б только тот ребенок не выглядел таким перепуганным…
Она всегда находила для себя комфорт в теории, что библейское сотворение мира — просто-напросто миф, а Всемирный потоп — теологическая метафора. Да, окаменелости намекали на некий природный катаклизм. Нет оснований сомневаться в факте глобального доисторического наводнения. Но видеть в нем акт божественного наказания за нечестивые деяния человека? Это всего лишь личное мнение Моисея. К сожалению, альтернативный взгляд на мир, в котором безразличная природа время от времени смахивала с лица Земли целые биологические виды, в ее глазах был еще более удручающим, и в некоторой степени потому, что уничтожал любой смысл в ее благородном негодовании.
Возможно, все дело именно в ней самой, точнее, в ее детстве. Во всяком случае, об этом не раз говорил понтифик. Серена вполне могла представить себя в роли ребенка, невинной жертвы, чье «я» вмуровано в лед прошлого. А может, дело в том, что ее вера так и не принесла ей подлинного успокоения. Всякий раз, когда речь заходит о необъяснимом присутствии зла и страдания в этом мире, возникает впечатление, что у сатаны есть свой собственный ангел-хранитель, имя которому — Бог. Но при этом Бог, получается, сам оказывается дьяволом, и эта мысль была для Серены слишком невыносимой, чтобы хотя бы успеть ее сформулировать в голове.
Размышления прервал нетерпеливый голос Конрада из-за спины:
— Серена, если хочешь, я с удовольствием пойду первым.
Она бросила взгляд за плечо и нахмурилась. Невооруженным глазом видно, как страшно доволен Конрад, что нашел-таки черный ход в пирамиду. В глазах так и читалось: «Я опять — в который раз! — оказался прав!» И не просто насчет П4, а насчет всего-всего, включая ее скромную персону. Будто со временем он и ее сможет «разгадать», как любую прочую археологическую головоломку.
Она досадливо буркнула:
— Стало быть, ты тоже умеешь расшифровывать надписи на мертвых языках?
— Начертанное слово лишь одна из возможных форм общения, сестра Сергетти, как вы и сами прекрасно знаете, — ответил он.
Она ненавидела подобные академические сентенции, возможно, потому, что сама была не прочь ими воспользоваться. А может, неприятная сцена в модуле-убежище разрушила то чувство единения, которое — как ей показалось — они сумели найти во время спуска в ледовую пропасть.
— Кроме того, — добавил Конрад, — не думаю, что мы найдем там какие-то надписи.
— С чего ты взял?
— Да так, интуиция. — Он погладил блестящую белую поверхность пирамиды. — Смотри, как точно подогнаны облицовочные плиты.
Действительно, если на них и имелись бороздки, Серена не могла их разглядеть из-за ослепительного отражения.
— А почему наши пирамиды так не сияют?
— Потому что облицовку растащили в Средние века на постройку мечетей, — объяснил Конрад. — Пирамиды превратились в подобие каменоломен… Вот, потрогай-ка.
Серена погладила камень. Будто зеркало.
— Иная порода?
Конрад улыбнулся:
— А! Заметила-таки. Не приходится удивляться, что наше радиозондирование не смогло обнаружить эту пирамиду… Да, генерал, вы оказались правы. Здесь поверхность более гладкая, чем у бомбардировщиков «стелс».
— И тверже алмаза, — нетерпеливо отозвался Йитс откуда-то из-за плеча Конрада. — Все буры переломали, пока добирались до коридора. Даже название еще не придумали… Ну ладно, пора бы и…
— Орихалк, — вдруг сказал Конрад.
Его голос эхом побежал внутрь пирамиды, отражаясь от стенок коридора.
— Что-что? — нахмурилась Серена.
— Орихалк. Название загадочной породы, или «сияющего металла», которым — по словам Платона — пользовались жители Атлантиды, — ответил Конрад. — Некий чистейший сплав, сверхъестественная «горная медь», которую они где-то добывали. Искрился как пламя… им облицовывали стены, он шел на инкрустации и надписи… Держу пари, что внешняя двухметровая оболочка сделана как раз из него.
«И все-то он знает, просто сил нет», — подумала Серена.
— У тебя, кажется, есть ответ на любой вопрос, — поморщилась она.
— Это мы выясним, когда попадем внутрь.
— А если там ловушек понаставили?
— Не забывай, что как раз они-то и угодили в западню, — возразил Конрад. — А потом, строители никогда не рассчитывали, что визитеры пожалуют с неба, через этот коридор. Если там и есть ловушки, то они рассыпаны вдоль основания П4 и в туннелях, ведущих к ключевым камерам.
Серена вытянула шею и поверх плеча Конрада посмотрела на генерала Йитса, чей лоб избороздили морщины озабоченности, а может, и простой нетерпеливости. Что же касается Лопес, Крайгеля и Маркуса, стоявших рядом, то их лица, как всегда, были бесстрастны.
— Ладно, пошли посмотрим, — сказала она и шагнула в коридор.
Совсем скоро Серена обнаружила, что Конрад оказался прав насчет орихалка. Когда они углубились метра на два, стены погрубели и потемнели и напоминали камень. Если задеть его рукавом или капюшоном, раздавался вполне обычный шуршащий звук. Пол был довольно покатым, но Серена убедилась, что по нему можно идти обычным шагом, если правильно откинуться назад. Свет от ее головной лампы проникал вперед только метров на пятнадцать — двадцать.
— Как у нас дела?! — крикнул Йитс из-за спины. В каменной кишке коридора голос его прозвучал тускло и безжизненно.
— Порядок, — ответила она.
Хотя личные ощущения несколько иные. Воздух какой-то тяжелый и удушливый. Мокрые непроницаемые стены, кажется, вот-вот сомкнутся. Скользкий пол так и норовит уйти из-под ног. Как ни крути, а наклон тридцать восемь градусов. Осторожно придерживаясь за стенку, она опасливо спускалась по коридору. В пояснице появилось странное, щекочущее чувство, которое медленно поползло вверх по позвоночнику.
Минут через двадцать из коридора они попали во внушительный темно-красный зал, словно излучавший из себя колоссальную энергию и силу. Зал был совершенно пуст.
— Конрад, тут ничего нет, — без особой нужды прокомментировала Серена, слегка ежась от собственного эха. — Даже надписей нет. Вообще ничего.
— Не надо такой безапелляционности.
Она проследила взглядом, как Конрад, выглянув из отверстия в стене, куда выходил коридор, соскользнул по веревке на пол, а вслед за ним — генерал и три его офицера.
Конрад обмахнул лучом стены и понял, что они сложены из массивных гранитоподобных блоков. Пол и потолок также пересекали чудовищно огромные балки из этого камня. По своей длине зал не уступал футбольному полю, а его высота — по прикидкам Серены — превышала семьдесят метров. И все же клаустрофобия не отпускала.
— Вот это я понимаю, настоящая мегалитическая архитектура, — одобрительно покивал головой Конрад, обшаривая лучом потолок. — Одна инженерная логистика чего стоит.
Да, насчет архитектуры он прав, подумала Серена. Очень красноречиво повествует о своих создателях. Как и в лингвистике, кстати, которая в первую очередь привлекала ее именно этим. Язык зачастую пытается скрыть или исказить подлинный смысл, и этот процесс раскрывает истинную природу цивилизации, которую она прячет за своими артефактами.
Все это очень хорошо, однако надписей нет. Ничего здесь нет. Интересно отметить, что даже на самых скудных и бесплодных раскопках Серене удавалось найти хоть что-то, связывающее ее с людьми того времени. Глиняный черепок, бусинку. Это не просто артефакты. Когда-то они принадлежали мыслящим, дышащим, чувствующим людям. Все равно что разглядывать личные вещи отца-священника после его смерти. Казалось бы, самые прозаические предметы обихода — а как много они могли рассказать о нем!
Но сейчас такой связи она не ощущала. Ничего не ощущала. Сплошная пустота и холод, причем не только физический. Даже саркофага — который, если ей не изменяет память, в египетских пирамидах всегда стоит с западной стороны, — и того нет. Гробницу по крайней мере хоть для кого-то строят. А здесь? Чему служит это место? Ледяное, утилитарное, равнодушное…
— Я что-то не вижу других коридоров, — пожаловалась она. — Ты уверял, что должен быть еще один. Кстати, никаких дверей тоже нет. Мы в тупике.
— Почему это нет коридора? — удивился Конрад. — Да вон же он. Зеркально противоположный. — Он посветил на южную стенку. Действительно, в ней чернело отверстие, совершенно сходное с тем, из которого они недавно вылезли.
Серена не уступала:
— И на его конце мы найдем такой же лед.
Конрад прищурил глаз и согласно кивнул.
— В пирамиде Хеопса южный коридор вел покойного фараона к тростниковым лодкам его земного мира. Северный же коридор предназначался для входа в небесное царство.
— Замечательно, — отозвалась она. — Я, однако, не вижу тут ни покойного фараона, ни даже его гроба.
Пока она язвила, Конрад прошел к центру зала. Чем ближе он подходил, тем громче, казалось, становилось эхо его шагов.
— Ты что собрался делать? — подозрительно спросила она.
— Если в помещении ничего нет, стало быть, именно в нем самом и заключается весь смысл, — глубокомысленно изрек Конрад, направляясь теперь к западной стене. Добравшись до нее, он повернулся лицом на восток, после чего достал из кармашка какой-то цилиндрик вроде авторучки, откуда вдруг брызнул алый лучик лазера. — В плане этот зал образует собой классический прямоугольник в пропорции два к одному, — наконец объявил он, считав показания своего дальномера. — А его высота составляет половину диагонали пола.
— Ну и что?
— А то, что строители выразили здесь золотое сечение. Фи.
— Фи? — заморгал Йитс. — В смысле, «тьфу»?
— Фи — это такое же иррациональное число, как и пи. Его нельзя представить дробью целых чисел, — терпеливо объяснил Конрад. — Рассчитывают его по формуле «корень квадратный из пяти плюс один пополам», что приблизительно дает 1,61803. Или его можно рассматривать как предел отношения двух соседних чисел Фибоначчи, того самого ряда, который начинается так: 0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13…
— …где каждое следующее равно сумме двух предыдущих, — нетерпеливо закончила за него Серена. — К чему ты клонишь?
— Наши строители ничего не делали наобум. Каждый камень, каждый угол, каждая камера — все систематически и математически точно выверено и спроектировано ради одной великой цели. У нас тут не только самое древнее сооружение на Земле. Оно еще и самое совершенное.
Серена гулко сглотнула.
— И?…
— И стало быть, не могло быть построено человеком.
Девушка внимательно следила за выражением его лица и наконец пришла к выводу, что он искренне верит в свои слова. Чего не сказать о ней самой, хотя пока что приходится признать его научную гениальность. Серене крайне редко доводилось встречать мужчин хотя бы на своем уровне. Один лишь Конрад, наверное, своим блестящим аналитическим умом мог с ней потягаться. Ему же хуже. Вспомнить хотя бы тех гениев, которых американцы запрягли в проект атомной бомбы во время Второй мировой… Да. И слишком самоуверенный. Явно надеется что-то нарыть в П4, выдать потом за свое личное детище и заработать место в истории.
«Йитс этого никогда не позволит, о нет!» — сообразила она, поглядывая на генерала. Его холодное, каменно бесстрастное лицо недвусмысленно давало понять, что как только Конрад исчерпает свою полезность, он перестанет быть ценностью. Ясное дело, не с точки зрения отношений «отец и сын», а как археолог. С другой стороны, Конрад слишком умен, чтобы об него вытирали ноги. Этим-то и объяснялась ее подспудная тревога, что опасаться следует не того, что он говорит, а того, о чем умалчивает.
— Итак, сейчас ты заявляешь, что П4 построили инопланетяне? — Она потрясла головой. — Но вмороженные-то трупы человеческие. Йитс говорил, что лабораторные исследования это подтвердили.
— Отсюда вовсе не следует, что именно они возвели П4, - возразил Конрад. — Скажем, эта штука могла тут стоять задолго до их появления.
Серене не понравилось, каким тоном он произнес слова «эта штука». Разве такое здесь уместно? П4 — пирамида. Или… все-таки нет? В отсутствие надписей или изображений она была бессильна выявить смысл, предназначение «этой штуки». Или спорить с Конрадом, оперируя единственным аргументом: «Где доказательства?»
— Надо немножечко веры, — вдруг сказал Конрад и через весь зал направился к противоположному коридору. Там он отстегнул с пояса некий портативный прибор.
— А сейчас что?! — крикнула она.
— Запускаю мой астрономический имитатор. — Конрад нажал кнопку, и на экране высветилась пирамида в разрезе. — Северный коридор, то есть тот, по которому мы вошли, наклонен под углом тридцать восемь градусов двадцать две минуты. А вот этот, южный, коридор имеет уклон пятнадцать градусов тридцать минут.
Серена решила подойти поближе.
— И что с того?
— Ты забываешь, что пирамида могла служить инструментом наблюдения за звездами, — сказал Конрад, рассматривая картинку на экране своего КПК. — К примеру, коридоры, ведущие к усыпальнице в пирамиде Хеопса, выходят на Орион и Сириус. Я лично склонен верить, что наши пирамиды смоделированы по образу и подобию вот этой. Остается только совместить коридоры П4 с соответствующими небесными координатами в разные временные эпохи, и мы узнаем, когда ее постро… — Он внезапно умолк, расширенными глазами пожирая дисплей.
— Ну, давай, не тяни, — подстегнула его Серена.
— Погоди. — Конрад нахмурился. — Не может быть. Это ошибка.
— Что? Где?
— Конрад? Что-то случилось? — полуобернулся Йитс, все еще обшаривавший южную стенку с помощью своего фонаря.
— Угол наклона коридоров однозначно соответствует конкретной звезде в ту или иную эпоху, — медленно сказал Конрад. — Этот коридор, например, выходит на Альфу Большого Пса. На «Собачью звезду», или Сириус, который древние ассоциировали с богиней Исидой, космической матерью царей Египта.
— Чьим космическим папой был Осирис, — подхватила Серена.
У Конрада слегка посветлело, но затем снова омрачилось лицо.
— И в его-то созвездии, то есть в Орионе, Сириус восходит в нашу эпоху…
К ним присоединился Йитс.
— Ты уже все это рассказывал на станции, — дал понять он о своем нетерпении.
— Да нет же, вы не понимаете, — досадливо поморщился Конрад, и Серене пришлось напрячь мозги, чтобы поспевать за его объяснениями. — Этот коридор показывает на Альфу Большого Пса прямо сейчас, на пороге века Водолея! У нас, на Южном полюсе, Сириус можно видеть на восходе в день весеннего равноденствия.
Йитс приподнял ладонь:
— Конрад, сейчас сентябрь. Осень на дворе.
— Это для вас, жителей севера, — напомнила Серена генералу. — А здесь — и во всем Южном полушарии — стоит весна. — Она повернулась к Конраду: — Что же получается?
— С точки зрения неподвижного наблюдателя, стоящего на земной тверди, небеса можно уподобить одометру на автомобиле. Циферблат возвращается в исходное положение через каждые двадцать шесть тысяч лет. Получается, что либо пирамиду построили ровно 26 ООО лет назад, в течение прошлого века Водолея. Или же…
— Что? — напряглась она.
— Или ее специально поставили так, чтобы она показывала нужную точку в нужный момент времени. — Он заглянул ей в глаза, и у девушки вдоль позвоночника пробежала искра. — Который наступил прямо сейчас.
Милей выше, внутри ледовой станции «Орион», полковник О'Делл лежал у себя в каюте, слушая Шопена и поджидая новостей от Йитса с его командой, когда вдруг затряслись стены и истошно взвыла сирена.
Повседневную рутину уже не раз прерывали учебные тревоги. Под завывание ревунов люди торопливо занимали свои места в командном пункте, где уже горели предупредительные сигналы на индикаторных панелях, а диагностические компьютеры выливали на экраны потоки информации. С другой стороны, мигающая надпись «ИМИТАТОР ВКЛ.» тут же давала понять, что все происходит понарошку.
Все это так, но поскольку О'Делл и был тем человеком, который планировал учебные тревоги, а в сегодняшнем расписании ничего подобного и близко не стояло, он заранее знал, что на дисплеях контрольного пункта не увидит успокаивающих слов о работе имитатора. Соответственно, пульс у него подскочил до небес, кровь превратилась в чистый адреналин, и в таком состоянии он ворвался в командный отсек, где персонал уже собрался кружком у главного монитора.
— Прорыв внешнего периметра, сэр, — доложил вахтенный офицер. — Четвертый сектор.
О'Делл уставился на зернистую картинку, где не увидел ничего, кроме вихрящегося снега. Внезапно прямо на камеру полез некий темно-серый объект.
— Русские, — сказал он и негромко выругался, с огромным неудовольствием разглядывая широкую морду «Харьковчанки».
— Сектор два, прорыв! — выкрикнул тут один из операторов.
И тут же со всех сторон понеслось:
— Сектор один, сэр!
— Сектор три! Прорыв, сэр!
О'Делл завертел головой от одного монитора к другому. Сплошные русские вездеходы. База окружена. Он замер, только сейчас начиная понимать, до какой степени осложнилась ситуация. Вдруг кто-то постучал по его плечу.
Он обернулся и увидел, как беззвучно шевелятся губы дежурного офицера-связиста.
— А? Чего?
— Сэр, я говорю, нас русские вызывают. Вы хотите ответить?
О'Делл тяжело вздохнул.
— Связь с генералом?
— Потеряна с момента их входа в П4.
Не успел О'Делл сказать и слова, как по интеркому доложили от восточного шлюза:
— Иваны у ворот!
О'Делл и сам мог слышать, как русские колотят в дверь чем-то твердым, наверное, прикладами своих «АК-47». Он выдохнул и повернулся к офицеру-связисту:
— Передайте русским, что мы встретим их у восточного шлюза.
— Слушаюсь, сэр.
— А пока что спрячем все, что успеем.
Не сгибая ног в коленях, полковник вышел из контрольного пункта. Передним простирался лабиринт коридоров из полистирола с массой ярких окон из армированного стекла. Один взгляд наружу, на деревню из цилиндрических модулей и геодезических куполов, тут же сказал ему, что никакими силами он не сумеет скрыть цель существования базы.
О'Делл пересек воздушный шлюз, очутившись в очередном модуле, где, как показалось, скрипки Моцарта плакали громче обычного. Возле лаборатории с камнем-бенбеном ему пришлось протиснуться сквозь группу техников, занятых торопливой маскировкой. Дверь с надписью «Служебный вход» уже исчезла за фальшивым окном, разрисованным под плотный слой инея. Будем надеяться, что русские не станут приглядываться слишком уж близко. Впрочем, надежда эта граничит со сверхъестественным, как и, например, его невысказанная молитва, чтобы русские вдруг ослепли и не увидели дозиметров на стойках с оборудованием управления ЯЭУ. Здесь хоть стреляйся, карьере-то уж точно придет конец. «А если я сам не застрелюсь, — сообразил вдруг О'Делл, — по мою душу пожалует Йитс…»
Возле восточного шлюза его уже поджидала пара солдат в форме и шлемах военной полиции, но без оружия. Полковник кивнул, тяжелая наружная дверь начала медленно отваливаться. От порыва ледяного ветра у него перехватило дыхание, но вот наконец перед глазами обрисовались два силуэта: один широченный и коренастый, другой высокий и худощавый. Они вошли, бодро постучали унтами об пол, коренастый откинул капюшон — и О'Делл увидел самое красное, мясистое и уродливое лицо в своей жизни.
— Я полковник Иван Кович, — триумфально заявило лицо по-английски, хотя и с густым русским акцентом. — И у вас большая проблема. Очень большая.
Не успел О'Делл ответить, что ледовая станция «Орион» — это простенькая, скромненькая, совершенно незначительненькая научненькая базочка, как Кович зашелся кашлем. Его высокий и худой спутник без лишних слов принялся колотить русского полковника по спине, пока тот не отогнал его прочь, энергично отмахиваясь рукой.
— Зачитай, Вова, — хрипло выдавил он. Затем, как бы представляя своего драчливо го товарища, гордо добавил: — А это Владимир Ленин, только прапраправнук.
О'Делл не без интереса разглядывал юного русского офицера, пока тот извлекал мятую бумажку из своей «аляски». Судя по всему, этот Ленин не так сильно поднялся в должности, как его предок. Наконец с разглаженного листка Владимир по-английски и с большими запинками прочитал:
— «Нарушена первая статья международной антарктической конвенции. Вооруженные силы запрещены. Конвенция дает нам право осмотреть базу».
Юный Ленин бросил взгляд на Ковича, тот удовлетворенно кивнул и забрал бумажку себе.
— Вопросы? — обратился он к О'Деллу.
— Сколько вас?
— Русских инспекторов будет ровно столько, сколько присутствует американцев на этой базе. И на дне соседней пропасти.
— Русских? То есть будет еще полковник Завас со своими людьми? Кстати, где они?
— А мы надеялись, это вы нам скажете, — развел руками Кович. — Мы потеряли с ними связь. Испарились — да и только.
Стояла полная тишина. Йитс смотрел на Конрада и по выражению его лица мог сказать, что расчеты привели к какому-то страшному результату. «Даже монашка, наверное, тоже это видит», — подумал он.
Он осторожно начал:
— А тебе не ка…
— Нет, ошибок нет, — помотал головой Конрад. — Южный коридор, который, как мы знаем, построили минимум двенадцать тысяч лет назад, изначально был спроектирован так, чтобы смотреть в точку, где Сириус находится в наши дни. Что же касается северного коридора, то он, соответственно, указывает на Аль-Нитак, среднюю звезду в поясе Ориона.
Есть что-то еще, Йитс это отчетливо видел, однако Конрад упорно обходил тему стороной, причем генерал даже знал почему. Серена, в свою очередь, тоже не теряла времени, пристально следя за лицом Конрада.
— Даже если ты и прав насчет астрономических координат, почему это должно было случиться сейчас? — спросила она. — Ты думаешь, П4 как-то связана с недавними землетрясениями?
Конрад промолчал, и Йитс внутренне перевел дух.
— Пожалуй, пора связаться с базой, а уж потом двинемся дальше, — проворчал он, извлек карманную рацию и выставил частоту. — «Феникс» базе. Группа «Феникс» базе, прием.
Нет ответа, одно лишь шипение и щелчки.
— Вызываю базу «Орион», — вновь попытался Йитс. — «Орион», как слышите?
И опять нет ответа.
— Проклятие! — проворчал Йитс. — Должно быть, эти ваши дурацкие стены экранируют.
— Когда мы выслали робота, они вовсе не экранировали видеосигнал, — напомнила Серена. — Должно быть, эта ваша дурацкая база просто исчезла. Может, ее буря слизнула.
— Знаете что, сестричка Сергетти… — начал было Йитс.
— Доктор Сергетти, — поправила она.
— Ладно, пусть «доктор Сергетти». Так вот, доктор, у нас просто непрохождение радиоволн из-за полярной бури. Я так думаю. И все. А с учетом погоды наверху предлагаю переждать здесь. Просто займемся порученной нам работой. Лопес, Маркус, Крайгель!
Вся троица замерла по стойке «смирно».
— Сэр!
— Приказываю развернуть новый командно-хозяйственный пост внутри данного помещения. Убежище на вершине скорее всего слишком непрочно. Перенести все, что требуется, сюда вниз. — Он положил руку на плечо Конраду: — Помнится, наверху ты что-то упоминал про четыре коридора.
— Да, — кивнул Конрад. — Подозреваю, что еще два коридора — если они существуют — находятся в нижней камере. Ее придется найти, не то…
— Что? — подобралась Серена.
— Ничего. Потом скажу.
— И как мы в нее попадем?
— Через дверь, естественно.
— Какую такую дверь? — прищурился Йитс.
— Вон ту.
Йитс с недоумением проследил за рукой Конрада. Сын показывал в сторону дырки, через которую они попали в этот зал. К своему изумлению, правее, в самом углу, он увидел еще одно отверстие.
У Серены охрип голос.
— Ее же не было…
— Была, была, — заверил ее Конрад. — Всегда была, успокойся.
И вновь — в который уже раз! — Йитс поразился врожденному чувству пространственно-временной ориентации Конрада. Его бы не удивило, если бы у сына в голове уже существовал детальный план внутреннего устройства П4.
— Да говорю же, «не было»! — Серена топнула ногой.
— А я тебе говорю, что была. Ты просто не заметила… Успокойся, ладно?
— Да пожалуйста… — Она отвернулась и, подумав секунду, сделала шаг в сторону открытой двери. — Чего тогда ждем?
Йитс рукой загородил ей дорогу:
— Вы побудьте здесь, а мы с Конрадом разведаем два других коридора.
В глазах девушки сверкнул огонь. Она, видно, не привыкла слушать приказы. Серена попыталась плечом отпихнуть руку генерала, но на помощь Йитсу пришел Конрад. Он ухватил ее за локоть и оттащил назад.
— Серена, все нормально, — примирительно сказал он. — Когда мы найдем эти коридоры, то сразу вернемся за тобой.
«Ага, — подумал Йитс. — Со всех ног помчимся». Впрочем, вслух он сказал так:
— Ну конечно же, вернемся. — И энергично покивал головой. — Как найдем, так и придем.
— Даем слово, — добавил от себя Конрад, да с таким искренним напором, что Йитс даже нахмурился. Конраду никто не давал права что-то кому-то обещать. Тем более за двоих.
Выражение лица Серены давало ясно понять, что она ни на секунду не поверила Конраду.
— Плевать! — резко ответила она. — Топай себе.
Йитс молча кивнул Крайгелю с Маркусом, те встали у входа с двух сторон, и он вслед за Конрадом углубился в квадратный зев туннеля.
По дороге Йитса одолевали мрачные сомнения: уж не допустил ли он серьезную ошибку, позволив Матери-Земле присоединиться к группе? Не в том смысле, что с ней что-то не так. Скорее, что-то не так становится с Конрадом, когда она оказывается поблизости. Так что некоторая разлука пойдет ему только на пользу, надеялся Йитс.
Эта стратегия начала приносить плоды уже через несколько минут, когда они достигли горизонтальной платформы, внешне напоминающей алтарь. Конрад вдруг остановился.
— Что? — спросил Йитс.
— Она стоит ровно на линии симметрии, которая делит пирамиду на северную и южную половины, — объяснил Конрад. — То есть вдоль оси восток — запад.
— И?… — Не дожидаясь ответа, генерал уже собрался сделать шаг, как Конрад придержал его, упершись пальцами в грудь. Рука его оказалась много сильнее, чем ожидал Йитс.
— Взгляни-ка. — Конрад направил луч в темноту, и глазам открылось нечто вроде туннеля циклопического метрополитена, уходящего к центру Земли. Метров тринадцать в ширину и семь в глубину, этот тоннель проходил по самой середине полированного пола, а по своему дизайну полностью отражал потолок, находившийся в сотне метров над головой. — Это основной коридор, так называемая Главная галерея.
— Черт возьми, сынок… — пробормотал Йитс, отступая от края. — Ты что, бывал здесь раньше?
— Только во сне.
— Я, скорее, назвал бы это кошмаром, — заметил генерал, всматриваясь в туннель. — А куда он ведет?
— Есть только один способ узнать. — Конрад уже доставал веревку из рюкзака. — Уклон порядка двадцати шести градусов, а пол очень скользкий. Придется двигаться на страховке. Старайся держаться стен и не падай.
Они спустились, наверное, уже метров на триста, когда Йитс вдруг потерял всякую ориентацию. Головокружение и полное отсутствие чувства направления. Такое уже не раз с ним бывало наверху, на ледовой станции «Орион». Он не мог сказать, какой конец туннеля выше, а какой ниже, где пол, а где потолок. Йитс потер глаза, щипавшие от соленого пота, и двинулся вслед за сыном по Главной галерее.
Конрад сказал:
— Ты ведь взял ее не просто в качестве наблюдателя, я так понимаю?
Йитсу показалось, что в голосе прозвучали тоскливые нотки. «Боже милосердный, — подумал он, — часа не прошло, а он уже по ней соскучился».
— Нет, разумеется, — фыркнул он. — Я хотел понять, что ей известно про эту штуку. Она что-то скрывает.
— Почему ты все время всех подозреваешь?
— Работа такая.
— Зачем мы тогда оставили ее одну?
— Трех моих офицеров недостаточно для присмотра?
— Нет, я к тому, что ее надо было взять с собой.
— Мы и так взяли ее с собой. А сейчас у тебя есть возможность рассказать мне то, о чем ты не хотел упоминать в присутствии нашей славной монахини. Итак, какие у тебя мысли? Только серьезно.
— М-м… наверное, это ерунда, — неуверенно начал Конрад. — Чистое совпадение…
— Только не в этом месте, — помотал головой Йитс. — Выкладывай.
— Ну хорошо… Осмотрись-ка. — Конрад рукой обвел огромную сверкающую галерею. — Нет ни надписей, ни религиозной иконографии, ни мало-мальски различимого символизма. Ни в этой галерее, ни во всей пирамиде.
— Допустим. И что?
— Получается, это вовсе не гробница. И даже не головоломка для инициатов, как мне казалось раньше. Скажем, человека запускают внутрь, и он должен что-то для себя здесь открыть…
— Так что же это тогда?
— У меня такое чувство, будто мы забрались внутрь колоссальной машины. — У Йитса в животе что-то тренькнуло. Звучит как пророчество, давно ожидаемое и вместе с тем пугающее. — Мне кажется, эта машина для чего-то предназначена…
В воздухе ясно чувствовалась какая-то тяжесть. Йитс откашлялся.
— Для чего?
— Я не знаю. Возможно даже, катастрофа застигла строителей врасплох и они не успели включить свою машину.
— Возможно.
— Или, — неумолимо продолжал Конрад, — именно она-то и вызвала катастрофу.
Йитс медленно кивнул раз, другой, чувствуя, как от этих слов леденеет в душе. Впрочем, он почему-то с самого начала это подозревал. Его тянуло поделиться страхами, но время еще не пришло. Будем надеяться, что Конрад сам до всего додумается.
Спускаясь по главной галерее, Конрад корил себя за то, что позволил оставить Серену в верхней камере. И не просто оттого, что хотел бы лишний раз ей продемонстрировать собственную правоту насчет П4. Нет, он по глазам мог прочесть, насколько лишней и неприкаянной она себя здесь ощущала. Он был хорошо знаком с этим чувством и потому считал себя виноватым, что не заступился за девушку перед Йитсом. С другой стороны, Конрад не собирался терять свой шанс изучить нижние ярусы и протоптать тропинку к величайшей археологической находке в истории человечества.
Пока они спускались ко дну галереи, в голове Конрада более-менее успешно разворачивалась «ментальная» карта внутренностей пирамиды. Сейчас, однако, он стоял перед развилкой с двумя коридорами, хотя по идее должно быть три.
В затылок тяжело дышал Йитс.
— Ну? — требовательно спросил генерал. — Куда теперь?
Конрад задумался, разглядывая два небольших туннеля.
Впрочем, слово «небольшой» к ним подходит лишь относительно: все-таки каждый высотой не менее десяти метров. Один продолжал следовать двадцатишестиградусному уклону главной галереи. Второй же уходил вниз под девяносто градусов, образуя вертикальный колодец. Ни тот ни другой Конраду не нравились.
Он машинально обернулся и стал осматриваться в полунадежде увидеть и третий коридор, который ведет как бы назад, прячась под главной галереей. Однако никаких признаков входа не видно.
— Что ты делаешь? — спросил тут Йитс.
Конрад похлопал по ледяной стене и промолчал. Нет, тут что-то не так. Он до сих пор был убежден, что центральная камера находится именно на этом ярусе. И если пирамида Хеопса действительно построена по образу и подобию П4, то коридор к этой камере должен находиться под галереей.
А его нет.
Должно быть, он слишком увлекся своей гипотезой, что древние египтяне в точности копировали дизайн жителей Атлантиды. И пусть даже изначально эта идея верна, как он мог утверждать, что у египтян имелись все средства или знания для создания точного подобия П4?
— Искомая камера должна быть на этом ярусе, — наконец сказал он. — Но доступ к ней идет снизу.
— Ладно, — легко согласился Йитс. — Какой из туннелей?
— Теоретически оба из них ведут к погребальной камере, — медленно ответил Конрад.
— Ради Бога, — пожал плечами Йитс, — лишь бы не для нас ее приготовили.
— Ты не понимаешь, — поморщился Конрад. — Погребальная камера в нижней части пирамиды служит своего рода космической гардеробной. Или привокзальным буфетом, где покойный царь может пить, плясать, веселиться и праздновать окончание своего земного пути. На вершине пирамиды стоит бенбен, «камень-феникс», символизирующий воскрешение. Коридоры ведут к нему, снизу вверх.
— Ясно, — кивнул Йитс. — И где-то по дороге с царем что-то такое случается, некий фокус-покус.
— В центральной камере, — подтвердил Конрад. — Именно в ней мы можем найти хранилище текстов или, скажем, склад технологических чудес, ключей к разгадке тайны П4. — Он еще раз осмотрелся кругом. — Но раз третьего коридора нет, будем надеяться, что дорогу нам подскажет погребальная камера.
— Допустим. И какой из них туда ведет?
Конрад прямо затылком чувствовал, насколько мрачен взгляд у генерала. Тот до сих пор не смирился с тем, что пирамиду приходится атаковать сверху вниз, в то время как весь прошлый опыт Йитса основывался на подходе «снизу вверх».
Конрад посмотрел в первый туннель. В принципе вполне разумно продолжить путь не сворачивая. С другой стороны, Конрад подозревал, что этот туннель ведет к главному входу в П4. Можно практически гарантировать, что где-то по дороге туннель заблокирован, чтобы не дать посторонним проникнуть в пирамиду с уровня земли.
— Решайся, сынок, да побыстрее.
— Дверь номер два, — сказал Конрад. — Лезем в колодец.
— О'кей. — Йитс перегнулся над краем и бросил в бездну конец веревки.
Минут через тридцать Конрад первым достиг дна скважины, очутившись в новом коридоре, ведущем на сей раз с севера на юг. Потолок и здесь оказался высотой метров десять. Секундой позже за спиной грохнули тяжелые ботинки Йитса, и тут запищали наручные часы Конрада.
— В театр опаздываешь? — вздернул бровь генерал.
— Это не будильник, — возразил Конрад и отвернул край варежки, демонстрируя голубоватую подсветку своих удивительных часов. Помимо встроенного цифрового компаса, барометра, термометра и «Джи-пи-эс», на индикаторе имелась и полоска альтиметра. — Мы находимся под основанием П4. Я установил порог на милю с четвертью ниже вершины.
На это Йитс извлек из кармашка свой собственный альтиметр в стандартном исполнении для ВВС США.
— Ничего подобного, — покачал он головой. — Мы спустились едва ли на милю.
Нахмурившись, Конрад разглядывал свои часы. Сейчас отец серьезен как никогда. Никаких уступок, ни на миллиметр, не говоря уже о четверти мили. «С точки зрения Йитса, эта вылазка вполне может смотреться как посадка на Марс, — сообразил тут Конрад, — а в НАСА не принято допускать ошибки». Провернув эту идею в голове, он пришел к выводу, что Йитс прав. В конце концов, П4для человечества значит куда больше, чем Марс. И во всяком случае, до нее намного ближе. Только руку протяни.
— Итак, куда сейчас? — не унимался генерал. — На север или на юг?
Конрад отстегнул карабин и повернулся лицом к северу:
— Туда.
Метров через четыреста пол вдруг резко наклонился, а высота потолка выросла чуть ли не в два раза. Прямо перед ними, на расстоянии пятнадцати метров, находился вход, к которому так стремился Конрад. Он почувствовал, как в жилах мощными толчками запульсировала кровь.
— Дошли… — выдохнул он.
Новый зал, не в пример обширнее прежнего. Лучи от фонарей просто тонули в пустоте. Пол наклонен, но не слишком сильно. Окруженный мраком и холодом, Конрад практически кожей чувствовал, насколько эта камера больше той, где они оставили Серену. И в то же время отсутствие каких-либо различимых контуров действовало подавляюще. Вот уж действительно, «не ступала нога человека», подумал он, и в животе подобрались мышцы.
— Попробую «люстру», задержка на тридцать секунд, — сказал Йитс. — Три, два, один…
Конрад услышал негромкое «пф-ф», и из подствольника генерала вылетела осветительная ракета. Не забывая вести отсчет, он вынул цифровую камеру и в нужный момент включил запись. Через пару секунд все кругом озарилось мертвенно-бледным светом. Кратер?!
Конрад прищурился, стараясь вести камеру по ровной дуге, чтобы охватить как можно большую панораму. Когда глаза привыкли, он понял, что первое впечатление не обмануло. Они действительно находились на внешнем валу титанического кратера примерно с милю в диаметре. До потолка, впрочем, было не более семидесяти метров.
«Люстра» затрещала и погасла. Конрад с Йитсом вновь погрузились в темноту.
Генерал нетерпеливо шагнул к сыну:
— Покажи.
— Ну-ка…
Конрад включил воспроизведение, и на плоском экранчике засветилась картинка.
— Стой! — скомандовал Йитс.
Конрад нажал кнопку паузы. В центре кратера что-то торчит. То ли толстый столб, то ли куб, неясно.
— «Наехать» можешь?
— Только немного.
Пока Конрад пробовал цифровой зум, он явственно чувствовал, как в пальцах покалывает от адреналина. К сожалению, на таком расстоянии даже увеличение картинки не помогло. Изображение оказалось слишком расплывчатым.
— Ладно, пошли, — решительно сказал он.
Маршируя чуть ли не в ногу, они с отцом двинулись к центру кратера, старательно следя за равновесием, чтобы не поскользнуться на покатом полу. Сердце у Конрада работало могучим насосом. Ему еще не приходилось встречать подобные камеры ни в египетских, ни в американских пирамидах, уж во всяком случае, не таких размеров или конфигурации.
Через полмили Йитс издал негромкий возглас и вскинул руку.
Конрад наклонил фонарь и метрах в трех перед собой увидел изображение. На полированном каменном полу вырезаны четыре окружности, в центре которых находится овальный картуш. Вся композиция напоминала собой оттиск исполинской печати.
Йитс присвистнул:
— Наконец-то надписи для Матери-Земли.
— Не вполне, — возразил Конрад, едва справляясь с волнением. С одной стороны, его подмывало броситься назад и притащить сюда Серену. А с другой… Он не соглашался так просто признать, что не в состоянии расшифровать головоломку самостоятельно. — Думаю, это что-то вроде иконы или символа.
— Что ж, тогда даже ты сумеешь в ней разобраться.
Конрад приблизился и увидел, что внутри картуша изображен знакомый иероглиф. Что-то вроде бога или царя, сидящего внутри какого-то механического устройства. Внешне он напоминал бородатого европейца, а на голове носил весьма замысловатое украшение, в науке известное под названием «короны Атеф». В руке он держал своего рода жезл или скипетр.
— Где-то я это видел… — невольно пробормотал Конрад. — Но где?…
Он еще раз, более внимательно, оглядел картуш. Картинка замечательно напоминал символы, касающиеся богов Виракоча в Андах или Кецалькоатля в Центральной Америке. Во всем остальном, однако, изображение почему-то вызывало в Конраде чувство какого-то животного страха, даже ужаса. И тут он понял.
— Эта пирамида… посвящена Осирису, — едва смог он выдавить сквозь немеющие губы.
— Ну и пусть, — легко согласился Йитс. — Я и так думал, что большинство пирамид посвящены тому или иному богу.
— Ты не понимаешь, — прошептал Конрад. — Эта печать намекает, что П4 построил не кто иной, как сам Царь Вечности, Хозяин Постоянства и Повелитель Первого Времени.
— Ты опять про свое Первое Время?
— Да, опять. Я тебе уже говорил на станции, что в ту эпоху человек вышел из первобытной темноты и боги сделали ему подарки. Как новорожденному. — Конрад помолчал. — В древнеегипетских текстах говорится, что эти подарки, а точнее, секреты цивилизации и технологии, попадали людям через промежуточные инстанции. Через меньших богов, известных под названием уршу, или «наблюдатели». Няньки, если угодно.
Йитс перестал переминаться с ноги на ногу.
— И ты считаешь, что эти уршу-няньки и есть строители П4? Может, они жители Атлантиды?
— Может, — неопределенно пожал плечами Конрад. — Уверен, у Серены найдется собственный способ интерпретации и толкования. Но один факт отрицать нельзя: мы нашли основу основ. — Он сам почувствовал, как триумфально зазвучал его голос. — Пракультуру.
— И Первое Время, — добавил Йитс.
— Да, и Первое Время, — эхом отозвался Конрад и, опьяненный восторгом, повторил на древнеегипетском: — Зеп Тепи!
Как только эти слова слетели с его уст, их словно подхватил вихрь: они как бы закружились вокруг, заполняя весь кратер под действием некой центробежной силы. Затрясся пол.
Картуш вдруг лопнул посредине, и Конрад отшатнулся, когда из трещины ударил язык пламени, взлетевший до потолка и ушедший в какую-то дырку на самом верху.
— Ого! — невольно воскликнул он, поспешил отойти, неловко оступился и упал на спину. По скользкому, покатому полу его повлекло прямо в огненный зев.
Йитс ухватил сына за руку и оттащил назад:
— Ничего-ничего, в следующий раз только под ноги смотри.
К этому моменту огонь успокоился, потух, гром и тряска прекратились, и на месте картуша осталось нечто вроде бомбовой воронки с отверстием посредине.
Конрад, наверное, так бы и остался сидеть на полу, если бы не отец. Йитс вздернул его на ноги.
— Как ты думаешь, куда эта дырка ведет?
Конрад нагнулся и посмотрел внутрь скважины. На долю секунды ему почудилось, что он смотрит прямо в центр Земли. Лицо при этом обдало таким палящим жаром, что он в панике отскочил шага на два.
— Судя по всему, — ответил он, осторожно ощупывая лоб и щеки — на месте ли? может, только угольки остались? — ведет она в геенну.
Все дело в водке. Наверняка. Как иначе объяснить увиденное: гигантская ледовая пропасть, а на дне — пирамида?
Полковник Кович первым делом выругался и сразу подумал на водку. Либо она, проклятая, виновата, либо американцы еще на базе тайком подсыпали ему какой-то экспериментальный порошочек.
Как бы то ни было, решил он, речь явно идет о заговоре. Янки хотят сделать из русского человека сумасшедшего. Все началось с того, что империалисты-капиталисты субсидировали коммунистическую революцию в семнадцатом году. Дело пошло полным ходом при Сталине с его лагерями и достигло полного размаха во Вторую мировую: двадцать миллионов только убитыми. Кульминационная точка процесса — унизительный распад Советского Союза в 1991-м, когда над Москвой возвел свои золотистые арки американский «Макдоналдс».
Сейчас Соединенные Штаты являлись неоспоримой и единственной сверхдержавой мира и, как твердо верил Кович, американцы придерживали русского человека едва живым ради какого-то извращенного удовольствия, по ходу дела подменяя питательные вещества гамбургерами и промывая мозги и души телесериалами типа «Спасателей Малибу».
Именно из этого ада стремился выбраться Кович, ища спасения в незагаженной красоте Антарктики, а туг вдруг — бац! — и натыкаешься чуть ли не на горнолыжный курорт. В смысле, на станцию «Орион». Все битком набито новейшими суперкомпьютерами, жилые отсеки дадут фору московским люкс-номерам (вы только представьте! смывные унитазы?!), кладовые ломятся от продуктовых запасов.
Недостает лишь бассейна и фитнес-клуба для баб с пуделями.
Впрочем, сам метрдотель курорта «Орион», то бишь полковник О'Делл, в начале инспекции показал себя с довольно приятной стороны. Но вот когда русские дозиметры начали улавливать радиацию, полковник так разнервничался, что подозрительный Кович предложил прогуляться к пропасти, над которой, собственно, и была построена база.
Кович был совершенно убежден, что вот-вот обнаружит незаконную ядерную установку, тем более что у русских у самих имелась одна такая на противоположной стороне планеты, за Полярным кругом.
Лишь достигнув дна пропасти и узрев торчащий изо льда кончик пирамиды, полковник понял, что американцы его заманили. И не только его одного, но и двадцать товарищей-соотечественников. До конца своих дней он не забудет тот ужас, что был написан на их лицах, когда они увидели сотни людских трупов в стенках ледяной гробницы.
Получается, командир привел-таки их в ад, пусть и мерзлый.
Сверкающая белая пирамида ничем не проявляла себя при радиозондировании даже на расстоянии нескольких метров. Совершенно очевидно, что американцы разработали суперсекретный, неразрушимый стелс-материал, который превратит их корабли и бомбовозы в невидимое и неуязвимое оружие.
И, словно этого недостаточно, в голове Ковича как заезженная грампластинка звучала одна и та же мысль: «Это еще что-о!» Даже не так: не грампластинка, а вечный, треклятый рекламный ролик с гнусным американским акцентом: «То ли еще будет, ого-го!» Словно в качестве специального приза для попавших в ад, американцы на вершине пирамиды поставили какую-то штуковину, почему-то именуемую «убежищем», а рядом устроили еще одну дырку, призывавшую заглянуть поглубже.
Здесь, возле «убежища», Кович оставил обоих американцев, назначенных для сопровождения, в компании пятерых своих людей, а сам со всеми остальными полез в колодец диаметром под два метра. Путешествие к другому концу заняло у них добрых полчаса.
Вылезли они в каком-то каменном зале, формой напоминавшем духовку, но размером с олимпийский стадион. Внутри «инспектора» нашли четырех американских солдат — обоих полов, в сочетании два на два, — которые хоть и сложили оружие, но говорить наотрез отказались.
В довершение, похоже, из этой гробницы нет другого выхода. Когда все попытки выйти на связь с Володей и остатками команды на базе не увенчались успехом, Кович заподозрил самое худшее.
Вокруг пальца обвели, сообразил он. Ловушка. Они заманили его в каменный мешок, из которого устроят братскую могилу. Весь процесс будет заснят на потайные видеокамеры и затем использован на учебных занятиях.
К счастью, тут один из его людей обнаружил открытый проход.
Кович оставил несколько человек охранять американцев, а остальных забрал с собой внутрь квадратного коридора, по которому они добрались до гигантского плато. Отсюда к центру Земли (судя по всему) уходила циклопическая копия московского метротуннеля. В этом зале, высотой за сотню метров, можно было бы свободно разместить знаменитый русский ГУМ, крупнейший в мире торговый комплекс. По полированному потолку, стенам и полу бежали прорези метров тринадцать шириной и семь глубиной.
— Товарищ полковник! — крикнул вдруг один из солдат, тыча пальцем куда-то в пол. — Смотрите!
Наклонившись над дыркой, Кович с минуту только сопел и задумчиво пощипывал переносицу, ибо в бездну уходили две альпинистские веревки, приглашавшие следовать за ними.
Что-то всплыло в бурлящей душе полковника, растолкав мешанину из фаст-фудной рекламы, бикини, метательных ножей и компакт-дисков для аутогенной тренировки. Это «что-то» оказалось до ужаса отчетливой мыслью, что ему со своими людьми отсюда уже не выбраться. Они уже превратились в ходячие трупы, которым дали небольшую отсрочку.
С отрезвляющей, леденящей ясностью Кович принял последнее стратегическое решение в своей жизни: если им не суждено выбраться живыми, то он постарается того же самого добиться и для американцев.
Внутри подземной бойлерной (а как иначе назвать это место под П4?) Конрад прижимал к ошпаренному лбу холодную фляжку, разглядывая тускло-красные отсветы из колодца по центру зала. Пострадавшая кожа заявляла о себе все сильнее и сильнее, а когда он отнял фляжку ото лба, то увидел прилипшие к конденсату волоски от сожженных бровей и ресниц.
— Ситуация, мягко говоря, накаляется, — между тем убеждал его Йитс. — Лучше уносить ноги, пока очередной огненный гейзер нас тут не накроет. Посмотри на себя. Чуть не отморозил руку, на физиономии — ожог второй степени. Уже два попадания подряд.
— Ну давай хотя бы снимем немножко данных, — предложил Конрад. — У тебя ведь есть дистанционный пирометр, так?
Йитс вытащил из рюкзака небольшой шар.
— Оболочка сделана из того же материала, что НАСА применяет для наружной обшивки «челноков», — сообщил он. — Ну-ка…
Конрад проследил, как шар, брошенный умелой рукой Йитса, описал дугу и пропал в зеве огненного колодца. Минуту спустя на микрокомпьютере генерала высветилась колонка цифр. Конрад заглянул отцу через плечо.
— Перед тем как твой термоизолированный датчик расплавился, — сказал он, — он успел пролететь четыре мили и записал температуру выше девяти тысяч градусов по Фаренгейту.
— Матерь Божья… — пробормотал Йитс. — Как на поверхности Солнца…
— Или как внутри расплавленного планетарного ядра, — добавил Конрад. — Думаю, это геотермальное жерло.
Йитс прищурился:
— По типу тех, что находят на океанском дне?
Конрад кивнул:
— Один из моих университетских преподавателей лично обнаружил один такой к западу от Эквадора, в пятистах милях от берега и на глубине два с половиной километра. На дне океана вообще очень мало жизни, потому что нет света и температура падает ниже точки замерзания. Но там, где в земной коре имеются трещины, в воду поступает тепло от ядра Земли. Вот почему в таких местах могут выжить некоторые виды океанической живности: крабы, моллюски, трехметровые черви… Все они существуют благодаря внешнему подогреву.
Конрад в который уже раз огляделся кругом. Должно быть, эта геотермальная камера имеет ту же самую природу. Остается только выбрать: или атланты построили П4 поверх уже существовавшего жерла, чтобы утилизировать даровое тепло, или они обладали такой передовой технологией, что умели протыкать кору — и не только Земли, а, наверное, любой другой планеты — и получать доступ к неисчерпаемым запасам энергии.
— По словам Платона, Атлантида погибла из-за чудовищного вулканического взрыва, — сказал Йитс. — Может, из-за вот такой штуки?
— Или, например, именно она являлась источником легендарного могущества атлантов, — предположил Конрад. — Говорят, они даже овладели энергией Солнца. Разумеется, для большинства ученых это означает нечто вроде солнечных батарей. Однако перед нами жерло, которое ведет прямиком в земное ядро… и это ядро столь же горячее, как и Солнце. Может, именно об этом речь?
— Может быть, — согласился Йитс.
Впрочем, Конрад отчетливо видел, что у генерала имеется свое мнение о предназначении П4, причем оно не касается ни археологических, ни даже технологических аспектов.
— У тебя иная теория?
Йитс кивнул:
— Ты сам почти высказал ее вслух: по сути дела, П4 — это гигантская геотермальная машина, предназначенная для растапливания антарктического льда за счет внутреннего тепла Земли.
Конрад замер. Честно говоря, он и не собирался формулировать свою гипотезу в столь катастрофических терминах. Но вот сейчас чем больше он думал про вмороженные трупы и теорию Хепгуда о смещении планетарной коры, тем глубже пробирался в его сердце страх. Ему не приходило в голову, что природная катастрофа глобального масштаба — сдвиг коры как кульминация геологического цикла в сорок одну тысячу лет — может объясняться умышленным вмешательством. Йитс, с другой стороны, явно посвятил этому сценарию немало часов серьезного раздумья. Как минимум, вынужден был признать Конрад, под П4 имеется достаточно тепла, чтобы растопить так много льда, что на всех континентах исчезнут прибрежные поселения.
— М-да, думаю, эта машинка вполне способна согреть Антарктику, — медленно произнес он. — Но с какой целью?
— Например, чтобы сделать этот континент или даже всю планету более удобной для их биологического вида, — предположил Йитс. — Кого вообще это волнует? Здесь главное вот что: где-то имеется пульт управления, и его-то нам надо отыскать. Пока нас не опередили.
— Согласен, — кивнул Конрад, стараясь не удивляться прагматизму генерала. — Скорее всего на эту роль подойдет центральная камера, которую мы уже который час ищем. Та самая камера, куда ведут два потайных коридора.
— Вот и пошли к ней, — сказал Йитс. — Пока эта штука всерьез не полыхнула.
На обратном пути к галерее Конрада не отпускал страх, что он наконец-то совершил святотатство: нарушил неприкосновенность археологической находки. Хуже того, он вполне мог этим подписать смертный приговор себе и всем остальным. На протяжении всей его карьеры из-за спины постоянно доносился шепоток: «расхититель гробниц», «насильник от археологии», «Конрад Варвар»… Так что сейчас, больше чем когда-либо, им надо вернуться к Серене, найти потайную камеру П4 и принять все меры, чтобы космический вентиль остался в закрытом положении.
Добравшись до развилки у главной галереи, он не удивился, обнаружив три туннеля вместо прежних двух.
— Только не надо меня уверять, что ты и раньше видел третий вход, — насмешливо сказал Йитс.
— Я и не собирался, — возразил Конрад. — Нет-нет, определенно его раньше не было. Наверное, из-за нашей возни где-то что-то сработало и дверь открылась.
Он вскинул голову и увидел, как по колодцу, ведущему к верхней камере, спускаются несколько фигурок на веревках.
Йитс заметил их в ту же секунду. Схватив Конрада за локоть, он прошептал:
— Отойди назад и не вмешивайся. Это приказ.
Они выключили свои фонари, поспешили внутрь нового туннеля, где и спрятались по обеим сторонам входа. Вжимаясь спиной в каменную стенку, Конрад следил за действиями отца. Его плотная фигура темным пятном маячила на фоне слабых сполохов, шедших из глубины коридора.
— Группа «Феникс», на связь, — тихо произнес он в радиомикрофон. Нет ответа. — На связь, «Феникс». — И вновь ничего. — Тьфу!
Конрад снял трубочку ночного прицела и осторожно заглянул через него за угол. На дне галереи уже стояли два человека. Их ярко-зеленые глаза — приборы ночного видения — мерно двигались из стороны в сторону, обшаривая все кругом. Конрад откинулся назад и посмотрел на отца.
— Кто это? — беззвучно, одними губами спросил он.
— А я знаю? — Йитс состроил страшную мину. — Во всяком случае, не мои люди. Пошли.
Они двинулись по длинному темному коридору. До потолка было метров двенадцать, хотя после великолепия Главной галереи этот туннель смотрелся несколько блекло. Отмахав порядка четырех сотен метров строго на юг, они обнаружили, что пол резко пошел вниз, выводя их в более крупный и высокий туннель.
— Смотри! — Йитс описал дугу фонариком.
Впереди, на расстоянии сотни метров, находился либо тупик, либо незаметный вход. Трудно сказать. Но тут Конрад лицом почувствовал дуновение воздуха. Он вскинул голову и в потолке обнаружил колодец. На полу располагался его двойник, такого же размера и устроенный под таким же углом.
— Вот это может быть одним из звездных коридоров, ведущих в потайную камеру, — сказал он. — Думаю, мы попали в точку его пересечения с туннелем. Для проверки придется лезть вниз.
Йитс кивнул:
— А я пока что схожу к той стенке и посмотрю, что это за тупик. Потом вернусь, и ты мне расскажешь про свои находки.
Посматривая Йитсу в спину, Конрад распустил веревку и бросил коней в колодец. Он уже собирался лезть внутрь, как за спиной раздался скрип сапог и, обернувшись, он увидел, как из темноты на него смотрит пара ярко-зеленых пятен.
— Ты кто такой вообще? — спросил Конрад.
Вместо ответа зеленоглазая фигура показала «АК-47».
— Твой самый страшный кошмар, — подумав, добавила она с густым русским акцентом и ткнула пальцем в нагрудную радиостанцию. — Леонид полковнику Ковичу. Я американца поймал.
— Черта с два. — Конрад выбил «Калашников» из рук Леонида и поднял с пола отломанный лазерный прицел. Пока противник вытаскивал девятимиллиметровый «глок», Конрад успел украсить его лоб ярко-красной лазерной точкой. Он искренне надеялся, что Леонид не сумеет разглядеть, что из всего оружия у Конрада есть только лазерный прицел, да и то не свой. — Бросай. Бросай, говорю!
Русский повиновался, и Конрад незаметно перевел дыхание.
— Молодец.
Из рукава Леонида выскользнул охотничий нож с костяной рукояткой. Щелкнула кнопка под большим пальцем, рука взметнулась, и кончик лезвия чуть не вонзился Конраду в мягкую подушечку под нижней челюстью.
Но он, услышав щелчок, уже был готов к такому повороту событий. Конрад, заблокировав руку противника, перехватил запястье обеими ладонями, вывернул — и русский мучительно застонал, разжимая пальцы. Не останавливаясь, Конрад перекрутил ему руку в плечевом суставе и с силой вздернул. На этот раз порвались мышцы, Леонид закричал в голос, Конрад впечатал его голову в стену, затем толкнул обмякшее тело в колодец.
Он еще вглядывался в темноту, когда послышались торопливые шаги. Конрад схватил с пола «АК-47» и уже вскинул ствол, когда увидел знакомый силуэт Йитса.
— Тупик, — выдохнул генерал. — Ты чего здесь разорался?
Конрад уже открыл было рот, чтобы в красках изложить всю битву, как за щиколотку что-то дернуло. Он бросил взгляд и увидел нейлоновую удавку вокруг ботинка. Он уже летел вниз, когда пришла запоздалая догадка: в падении русский каким-то образом ухитрился уцепиться за веревку и сейчас влек за собой Конрада.
— Держи! — крикнул он Йитсу в последнюю секунду, швыряя ему всю бухту с нейлоновой альпинистской стропой.
Кубарем падая в темноту, Конрад лихорадочно пытался пристегнуть карабин к веревке. В голове крутилась картинка, как он пролетает мимо небоскреба, этаж за этажом, а дна все равно не видно. Он напрягся, готовясь к удару. Так или иначе, но его полет вот-вот прекратится.
И тут петля на ботинке вроде бы ослабла, а вот на поясе… кажется… да! Он вывалился в какое-то обширное пространство, и в этот же миг резкий рывок за поясницу остановил падение. Он повис, беспомощно болтая руками и ногами.
— Отец! — крикнул он. — Ты меня слышишь?
— Еле-еле! — донеслось сверху через пару секунд.
Конрад пошарил рукой, достал из кармана фонарь и нажал кнопку. Шок от увиденного оказался настолько силен, что мозг справился с картинкой не сразу.
Это было похоже на маятник внутри умопомрачительного зала, выполненного в форме геодезического купола. В пальцах вновь появилось знакомое пощипывание от адреналина, пока он сканировал потолок фонариком. Вершина купола была метров на семьдесят выше того места, где висел Конрад. Стены испещрены сияющими точками, образующими многочисленные созвездия. Ни дать ни взять космическая обсерватория.
Он опустил луч. Из центра каменного пола вырастал некий алтарь с обелиском высотой сантиметров шестьдесят. И на этом обелиске, как на шампуре, висел русский.
— Отец! — крикнул Конрад. — Нашел!
Конрад полоснул ножом по веревке и пролетел последние шесть метров до пола геодезического зала. Он вскинул голову и посмотрел на звездную резьбу, раскиданную по куполу на высоте метров семидесяти. Насколько он мог видеть, никаких иных входов сюда не имелось. Только колодец над головой. Ему досталась девственная находка. Его личная, собственная находка. Он, Конрад, первый из людей, ступивший сюда за последние двенадцать тысяч лет. Да и вообще, кто знает: может, он вообще первый человек, когда-либо здесь появлявшийся.
Если, конечно, не считать вон того русского, что повис на обелиске по центру зала. Конраду пришлось напрячь силы, чтобы сдернуть труп с импровизированного вертела, сбросить его на пол и затем волоком оттащить в сторонку.
Он вытер русскую кровь о штаны и стал медленно обходить алтарь кругом, поджидая, пока Йитс не найдет своего собственного способа попасть в зал. Подрагивая от нетерпения, он поводил лучом по четырем кольцам, расходящимся от алтаря: нет ли в них чего-нибудь? Затем поднял фонарик так, чтобы обелиск оказался в озерке света.
Самый обычный, классический обелиск. Высота в десять раз превышает ширину. Если бы не круглое основание, его вполне можно было бы принять за миниатюрную копию мемориала Вашингтона. На каждой из сторон шли надписи, видимо, технического свойства. Первые надписи, что встретились ему в пирамиде.
Судя по всему, ему понадобится-таки помощь Серены в их расшифровке, сообразил Конрад, вытаскивая цифровую камеру и увлеченно делая снимки. Он особо отметил про себя серию из шести колец на одной из граней обелиска и последовательность из четырех созвездий — Скорпион, Стрелец, Козерог и Водолей — на противоположной к ней стороне.
Но самое главное вот что: обелиск выглядел точной копией того жезла, который держал в своей руке Осирис — тот бог, что был изображен на полу геотермального зала. На протяжении всей истории человечества царский скипетр олицетворял собой всю доступную мощь, ту самую мощь, которую искал его отец-генерал. Искал и боялся, что кто-то другой его опередит.
«Вот он, скипетр Осириса, — подумал Конрад. — Ключ к П4, ключ к геотермальному жерлу и всему остальному…»
Он нагнулся было вперед, чтобы взять обелиск в руки, как раздался грохот, скрежет, и в полу начала открываться потайная дверь. Точнее, несколько дверей сразу. Из полированного пола выехало четыре колоссальных гранитных блока.
Конрад невольно отшатнулся, последняя дверь наконец-то распахнулась окончательно, и в открывшемся коридоре — ведшем скорее всего к главной галерее — обрисовалась одинокая человеческая фигурка.
— Конрад…
Он узнал Серену еще до того, как девушка ступила в зал. За ее спиной маячил очередной крепко сбитый русский, с «АК-47» которого срывалась красная лазерная ниточка.
— Доктор Йитс, я полагаю? — Голос был густо замешан на русском акценте. — Меня зовут полковник Кович. Где Леонид?
Не дожидаясь ответа, он толкнул девушку вперед, и Конрад подхватил ее за талию.
— Слава Богу, ты в порядке, — прошептал он, прижимая Серену к себе.
Ее прохладный, чисто деловой взгляд быстро вернул Конрада на землю. Она отвернулась и оглядела обелиск. Кроме того, от ее глаз не ускользнул труп на полу, и, к своему ужасу, девушка немедленно провела связь между увиденным и кровью на руках Конрада.
— Эврика, — вдруг заявила она. — Нашел-таки. Поздравляю. Искренне надеюсь, что заплаченная цена того стоит.
Он помотал головой:
— Погоди, я все объясню…
— Ты убил Леонида, — сказал Кович.
— Нет, это он пытался меня убить, — горячо возразил Конрад. — А потом он упал в колодец — вон в ту дырку, видите? — да еще без страховочной веревки. И вообще, если вы сами это не замечаете, так я скажу: со снаряжением у вас очень хреново.
В этот миг из-за спины русского полковника раздался хриплый голос:
— Золотые слова!
Конрад повернул голову и увидел, как в зал входит Йитс, наставив «АК-47» на Ковича.
— Этот ваш кусок дерьма уже дважды заклинило. Бросай железяку, Кович!
Кович насупился и положил свой «АК-47» на пол рядом с трупом Леонида.
— Побойтесь Бога, генерал Йитс, — проворчал он. — Мы же солдаты.
Йитс подошел к Ковичу и врезал ему коленом в пах. Агонизирующий русский сложился перочинным ножом.
— Приклей свой зад к полу, — приказал Йитс. — А теперь скрести ноги. И не вздумай чего, не то будешь выглядеть, как он.
Кович уставился на зияющую дыру в груди Леонида и плюхнулся на пол, как Шалтай-Болтай. Йитс с размаху ударил прикладом по черепу русского полковника. Конрад услышал треск, и Кович завалился на бок.
— Ничего, выживет, — заметил Йитс. — Но у нас под боком десятки вооруженных Иванов, они суют свои носы во все дыры, так что времени не так уж много. Что удалось найти?
— Вот этот обелиск, — сказал Конрад. — Ключ к пирамиде.
Йитс посмотрел на надписи, вырезанные по бокам обелиска.
— Доктор Сергетти, вы понимаете их смысл?
— Они говорят, что это место построил Осирис, — ответила Серена, сразив Конрада легкостью, с которой ей удалось перевести иероглифы. — Этот обелиск не что иное, как царственный скипетр. Ему место в Храме Первого Солнца.
— Это что? — потребовал объяснений Йитс.
— Помнишь, я рассказывал тебе про Первое Время? Еще на базе «Орион»? — Сейчас Конрад испытывал приподнятость, даже возбуждение. А все потому, что фигура Осириса, которую он видел в геотермальном зале, сидела на престоле или троне. — Очевидно, престол Осириса должен находиться в Храме Первого Солнца в компании с ответами на тайны Первого Времени.
— Стало быть, нам надо взять этот скипетр, — полувопросительно сказал Йитс, — и вернуть его на место, то есть в так называемый Храм Первого Солнца?
— Увы, генерал. — Серена показала пальцем на группу надписей на южной грани обелиска, той самой, где размещалась серия из шести колец. — Под этими кольцами говорится, что механизм, которым управляет данная пирамида, был запущен в ход самим Осирисом, причем с одной-единственной целью: периодически ставить человечество на место. Своего рода космический таймер с функцией полного сброса. Он должен шесть раз вернуть все в исходное состояние, прежде чем наступит конец времен.
— Ставить человечество на место? — переспросил Йитс. — Как прикажете понимать?
— А так, что атланты построили эту штуку как своего рода ограничитель, чтобы не дать нам — людям — слишком уж сильно развиться, — сказала Серена. — По типу Вавилонской башни. Идея в том, что технологическая эволюция, не сопровождаемая моральным совершенствованием, ничего не стоит. Вот и получается, что человечество должно постоянно сдавать экзамен на добро и благородство.
— Шесть раз, — задумчиво повторил Конрад. — Ты сказала, что человечеству дается шесть шансов до полного конца истории. Откуда такие мысли?
— Так ведь шесть Солнц, Конрад. — Серена зачитала вслух надписи, сделанные внутри каждого из колец на южной стороне обелиска. — Первое Солнце было уничтожено водой. Второе Солнце закончилось, когда земной шар опрокинулся, и все покрылось льдом. Третье Солнце было разрушено всепожирающим огнем — как сверху, так и снизу — в качестве наказания за человеческие проступки. Эту пирамиду возвели на восходе четвертого Солнца, которое закончилось Всемирным потопом.
— Получается, мы — дети пятого Солнца, то есть именно так, как об этом говорят мифы майя и ацтеков? — уточнил Конрад. — Ты к этому клонишь? Ты утверждаешь, что нам на роду написано повторить грехи своих древних предков?
— Нет, это не я утверждаю, а твой драгоценный обелиск, — возразила Серена. — Что же касается повторения древних грехов, то… Взять хотя бы прошлое столетие. Я бы сказала, мы не просто повторили, а прямо-таки стократно превзошли.
Конрад на минутку задумался. Кое в чем она права. Наконец он спросил:
— А нельзя ли поточнее узнать, когда выключится пятое и включится шестое Солнце?
— Как только снимешь скипетр Осириса с его постамента.
— Ты серьезно?
— Серьезней некуда.
— Врет она, — твердо заявил Йитс.
— Нет, не вру. — Серена бросила на генерала сердитый взгляд. — Здесь прямо так и написано: «Лишь только тот, кто достоин стоять в присутствии Сияющих Властителей всех времен и пространств, может взять в руку скипетр Осириса, не оторвав при этом Небо от Земли». Любой другой, не столь достойный индивидуум, запустит в ход невообразимо жуткие последствия.
— Сияющие Властители? — поморщился Йитс. — Это что за типы?
— Это звезды, — усмехнулся Конрад. — Сияющими Властителями называли звезды. Строители могли их читать и предсказывать некий конкретный, якобы самый благородный момент в пространственно-временном континууме. Если угодно, «мелкий шрифт», оговорка во вселенском контракте, снимающая с человечества ответственность за проступки и грехи предков.
— Конрад — космический адвокат, — фыркнула Серена. — Хорошо устроился. Ответ, видите ли, записан звездами, так что толковать его можно как заблагорассудится.
— А как же Вифлеемская звезда и волхвы?
Серена не поддалась на провокацию:
— Там совсем другое.
Конрад не отступал:
— А возьми раннехристианский символ «рыбы»? Скажешь, это чистая случайность, что он возник с началом эры Рыб? Который, кстати говоря, уже заканчивается, уступая эре Водолея.
— Что сие значит? — потребовала Серена.
— Это значит, что эра Церкви подходит к концу. И вот почему ты со своими ватиканскими друзьями так разнервничалась.
— Конрад, ты даже не представляешь, насколько далек от истины.
— Звезды утверждают, что я прав.
Йитс ткнул пальцем в сторону обелиска:
— Ты о каких звездах толкуешь? Об этих? Тут какие-то созвездия.
— Нет-нет, я про вон те. — Конрад показал на звездную резьбу на куполе. — Этот зал — своего рода небесные часы. Смотрите.
Он положил руку на обелиск и, не обращая внимания на испуганный вскрик Серены, покрутил каменный столбик вокруг оси на манер компьютерного джойстика. Раздался гул, и синхронно движению скипетра стал перемешаться и купол.
— Если мы хотим установить небеса в определенный момент времени, то надо начать с космической «часовой стрелки» или соответствующей зодиакальной эры, — сказал он. — Сейчас у нас рассвет эры Водолея, так что именно это созвездие, как мы видим, находится на востоке.
Пока он говорил, купол вернулся в исходное положение.
— «Минутная» же стрелка устанавливается по конкретному полушарию, Северному или Южному.
Конрад подвинул «джойстик», и совершенно новая группа звезд словно выехала из-под пола. Впрочем, он продолжил вращать обелиск, пока над головой не зафиксировалась первоначальная картинка.
— Третий, более точный этап настройки выполняется по точке равноденствия конкретного года.
Конрад показал последний вид коррекции и закончил демонстрацию, вернув все в исходное состояние. Гул затих.
— Итак, Серена, ты видишь, что обелиск и алтарь, вокруг которого мы стоим, представляют собой Землю в конкретной фиксированной точке. Созвездия на куполе — это небеса. Все вместе они определяют положение нашей планеты в конкретный момент времени.
Серена, до сих пор не пришедшая в себя от той легкомысленности и беспечности, с какой Конрад взялся крутить органами управления этой машины, еле-еле выдавила из себя:
— И в каком положении звезды на куполе стоят сейчас?
— Относительно обелиска они в точности копируют современное звездное небо над Антарктикой, — безапелляционно заявил он, всем своим видом отметая любые возражения.
— Отсюда я делаю вывод, что мы переживаем наиболее значительный момент в нашей истории, — сказала Серена, — ибо Великий Конрад жив и наконец-то совершил свое открытие.
Он улыбнулся:
— Ах, хоть в чем-то у нас сходится мнение.
Серена бросила на него презрительный взгляд:
— А тебе не приходило в голову, что ты крупнейший олух всех времен и народов и что человечество проклянет ту секунду, когда ты протянешь руку за обелиском?
Отчего же не приходило? Конечно, приходило, и не раз, так что сейчас Конрада уже начинал раздражать ее скептицизм.
— Сама подумай, — возразил он. — Если твои слова верны, то получается, строители П4 знали, что только высокоразвитая цивилизация с изощренной технологией способна обнаружить эту пирамиду, не говоря уже о том, чтобы в нее проникнуть. Именно наша развитость и продвинутость делает нас «благородными». Так что автоматически получается, что текущий момент является наиболее достойным, чтобы взять в руки этот обелиск — ключ к происхождению, к подлинным истокам человеческой цивилизации.
— А может, это троянский конь, — сказала она. — Может, этот обелиск — чека в гранате. Вынь ее — и прощай, белый свет. А, Конрад?
— А может, ты просто боишься, что Церковь потеряет свои позиции и право на единоличное толкование «Бытия», — ответил он резко и зло, потому как уже был сыт по горло ее истерикой. — Может, хватит упиваться собственным невежеством? Пора бы расчистить путь к новому веку просвещения.
Он взглянул на Йитса, тот пожал плечами и жестом пригласил Конрада пройти к обелиску.
— Бери, сынок, свой чертов жезл, да поскорее. Потому как иначе его заберут себе русские, да еще неизвестно, сколько юнакомеров бродит над головой.
Конрад искоса посмотрел на Серену и шагнул к скипетру Осириса. Он затылком чувствовал ее страх, когда положил ладонь на обелиск. Гладкий-гладкий, словно все надписи были вырезаны под поверхностью.
— Ты всерьез считаешь, что твой отец даст тебе уйти отсюда с этим жезлом? — спросила она. — Только во сне. А потом, не забывай про ООН. Все шансы за то, что мир узнает про твою находку и что ты с ней сотворил.
Конрад заколебался. Пальцами сжав обелиск, он почувствовал, как руке передается едва заметная вибрация. И тут, сам того не желая, отдернул ладонь.
— Черт возьми, Конрад! Чего ты тянешь?! — вскипел генерал.
Конрад и сам не мог понять. Вот перед ним шанс, который выпадает раз в тысячелетие. Шанс оставить после себя отметину, которую не занесут пески времени, которая перевернет историю с ног на голову. Шанс войти в бессмертие.
— Конрад, говорю тебе, не лезь в воду, не зная броду, — между тем заклинала его Серена. — Ведь ты сам не представляешь, к чему это может привести.
— Сестричка, вы сами не понимаете, что лепечете, — сказал Йитс. — Обелиск утащат, как пить дать, так что пусть уж лучше это сделает Конрад. Тем более что он один на это способен. Уж кто-кто, а он точно достоин этого жезла.
— Раз так, генерал, позвольте и мне внести свой скромный вклад в психологический портрет сего замечательного человека, — заявила Серена. — Говоря вкратце, вы не правы на все сто процентов. Пусть даже он ваш сын, это не дает вам права утвер…
— Он мне не сын.
Конрад замер. В неподвижную статую превратилась и Серена. Даже русский — и тот прекратил стенать. Залом завладела тяжелая тишина.
— Ладно, пусть приемный сын, — негромко поправилась Серена, внутренне извиняясь перед Конрадом.
— И даже не приемный.
Йитс сбросил с плеча рюкзак и принялся в нем копаться.
Конрад недоуменно разглядывал отца, задаваясь вопросом, к какого рода откровению стоит готовиться. А потом, почему сейчас? И здесь? Что, другого момента нельзя было выбрать?
— А, вот, — удовлетворенно кивнул Йитс, вытащив цифровую камеру.
— У тебя есть его фото? — Конрад вытянул шею. Странно, на экранчике видна лишь печать Осириса, которую они нашли на полу геотермального зала.
— Вот он, твой родной папаша, — сообщил Йитс.
Конрад бросил взгляд на изображение бородатого мужчины, сидящего на механизированном троне, и вдруг почувствовал, как глубоко внутри в нем шевельнулось нечто незнакомое, пришедшее из места, о котором он ничего не знал.
— Как-как?
— Тридцать пять лет назад я нашел тебя в капсуле, погребенной глубоко во льдах, — произнес Йитс таким мрачным голосом, что Конрада пробрала дрожь до самого мозга костей. — По виду тебе было не больше четырех лет.
Конрад молчал. Вдруг раздался слегка визгливый смех. Серена.
— Боже мой, Йитс! — воскликнула она. — За каких идиотов вы нас принимаете?!
Но генерал не смеялся, и Конрад как-то особенно отчетливо понял, что еще ни разу не видел у него таких глаз.
— Признайся, сынок, ведь тебе и не требуется никаких доказательств, — добавил Йитс. — Ты и сам это знаешь.
У Конрада кружилась голова. Нет-нет, это ложь, должна быть ложь! В конце концов, в поисках родителей Конрад даже сдавал ДНК на анализ, и в результатах не оказалось ничего, что бы противоречило его собственному мироощущению. Типичный американец и даже не с голубой, а красной кровью. С другой стороны, если закрыть глаза на совершенно очевидную невозможность этой теории, она полностью объясняла все противоречия и загадки, связанные с его утраченным ранним детством.
— Если ты врешь, то ты просто больной сукин сын, — сказал он Йитсу. — Но если нет, тогда, получается, все остальное — ложь и я никогда не был тебе ближе, чем очередной научный проект. И так и так мне нет места.
— Тогда найди его себе сам, — горячо посоветовал Йитс. — Конрад, я был в твоем теперешнем возрасте, когда Дядя Сэм поставил крест на марсианской миссии и украл мою мечту. Меня никто не спрашивал, не давал мне выбора. Но у тебя все иначе. Не делай моих ошибок, не будь таким, как я, чтобы всю жизнь кусать потом локти из-за упущенного шанса.
Прием хоть и грязный, но работает безотказно. Вглядываясь в Йитса, Конрад, будто в разбитом зеркале, видел собственное будущее. Если он ошибется, то… Его передернуло.
Серена, похоже, шестым чувством поняла, что проиграла схватку. И все же сказала:
— Конрад, умоляю тебя…
— Прости, — медленно сказал он, начиная вращать обелиск. Сводчатые стены купола вновь пришли в движение, и созвездия принялись менять рисунок. Даже пол — и тот начал поворачиваться с тяжким гулом.
— Стой! — крикнула Серена, бросаясь на него. — Нам нужно время, чтобы разобраться! Ты не имеешь права решать за весь мир! Надо подождать!
Йитс бесцеремонно ткнул ей в лицо пистолетом:
— Подождать? Как Эйзенхауэр? Дойти в сорок пятом до Эльбы, а потом просто встать и позволить русским занять Берлин? Или как Никсон? Зарубить всю марсианскую программу в шестьдесят девятом? О нет. Я так не думаю. В ту пору нужно было действовать решительно. Как и сейчас. Я не собираюсь останавливаться на полпути… или даже за миллиметр до конечной цели моей миссии.
Конрад бросил взгляд на Серену, которая тщетно пыталась выбраться из медвежьих объятий Йитса.
— Конрад, не смей! Не надо, Конрад! Клянусь, я…
— Хватит уже клятв, сколько можно… — устало сказал он. — Ты их вечно нарушаешь…
Ухватив обелиск обеими руками, он попытался убедить самого себя, что такой шанс пропустить невозможно. Это выше человеческих сил. А если даже и удастся отвернуться от подарка судьбы, то жизнь его, по сути, можно считать законченной.
— Конрад, прошу тебя…
Он почувствовал, как обелиск соскользнул с постамента. Ничто нигде не треснуло и не сломалось, все прошло четко, гладко, без сучка без задоринки. Как и должно быть. Конрад расплылся в триумфальной улыбке.
— Вот, — сказал он, переводя дух. — Учись, пока я…
Последнее слово он и сам не расслышал, настолько громко лязгнуло нечто жутко тяжелое.
— Боже… — выдохнула Серена. Сейчас над головой громыхало так, словно рушилась Вселенная.
Купол завертелся с фантастической быстротой, разворачиваясь отпущенной пружиной каких-то космических часов. А затем, когда все, казалось, уже готово было лопнуть, вращение резко прекратилось. Созвездия замерли, и пирамиду тряхнуло ударной волной.
На поверхности, в офицерской столовой станции «Орион», полковник О'Делл играл в покер с Владом Лениным и еще двумя русскими, когда взревела сирена и угрожающе покачнулись пластиковые стаканчики с водкой.
О'Делл взглянул на удивленного Влада. Понятно. Все, что угодно, но русские тут ни при чем. Он бросился вон из модуля наперегонки с офицерами.
Смешанная толпа из американцев и русских уже окружила главный монитор на командном пункте, когда О'Делл влетел внутрь. На экране мигала надпись: «СОЛНЕЧНАЯ ВСПЫШКА».
— Бред какой-то, — пробормотал О'Делл, продираясь сквозь плотную массу людей с озабоченными физиономиями.
Кто-то из лейтенантов вывел на монитор мнемоническую схему системы управления жилой средой и жизнеобеспечением, которая в равной мере используется как в Антарктике, так и в космосе. Вскоре был обнаружен и датчик, от которого поступали аномальные данные.
— Что-то подо льдом, сэр, — доложил лейтенант, придерживаясь за консоль при особо сильных толчках. — Потому что единственное другое объяснение будет связано с СП-100.
О'Делл непроизвольно бросил взгляд на Влада, до которого, судя по всему, не дошло, что секунду назад сказал офицер. Дело в том, что под кодом СП-100 скрывалась миниатюрная ядерная энергоустановка ледовой базы «Орион» — стокиловаттная система, упрятанная за снежными дюнами на расстоянии сотни метров.
— Боже мой… — О'Делл вдохнул побольше воздуха. — Показания дозиметров?
— Фиксирую проникающее излучение на датчиках внешних жилых модулей на уровне ста семидесяти бэр. Здесь, в контрольном пункте,' наблюдаю шестьдесят пять бэр, причем каждый из нас поглощает по пятнадцать бэр. Мы пока что ниже предельно допустимого уровня, сэр.
Так, с дозой излучения еще ничего, однако жуткая тряска ни на секунду не давала расслабиться, пугая как русских, так и О'Делла.
— И что будем делать?
— Выбора нет, сэр, — пожал плечами лейтенант. — Надо отсидеться в «конуре».
«Конурой» на станции называли аварийное убежище, бронированный кожух возвращаемого с орбиты КЛА, который сам по себе защищал от высокоэнергетических протонов СП-100, да и устроили его глубоко во льду под командным пунктом и баками с горючим.
— Примите все меры, чтобы разместить как можно больше людей, — приказал полковник.
Американский персонал тут же повиновался и покинул контрольный пункт быстрым, дисциплинированным образом. Русские же переглянулись, а затем всем гуртом кинулись в противоположную сторону, к внешнему шлюзу и своим «Харьковчанкам».
— Стой! Куда?! — крикнул О'Делл, устремляясь за ними.
Однако к тому времени, когда он добрался до шлюза, они уже вскрыли как внутреннюю, так и внешнюю двери тамбура и были таковы. Снег ударил О'Делла в лицо, но тот, несмотря на временную слепоту, нащупал на ближайшей полке термокомбинезон, очки-консервы и варежки. Наскоро напялив защиту, он выскочил наружу.
Русские уже заводили моторы. О'Делл побежал к шеренге «Хагглундсов» и рывком распахнул дверь ближайшего вездехода.
— Куда их несет? Совсем спятили? — бормотал он, надеясь перехватить их по дороге. Еще не хватало, чтобы Йитс, Кович или ООН обвинили его в безвременной кончине русских.
Полковник уже засунул одну ногу в кабинку, как вездеход тряхнуло. Он посмотрел вниз, на лед, где в дюйме от его ступни зазмеилась трещина. О'Делл хотел закричать от охватившего его ужаса, но тут что-то агрессивно вцепилось ему в варежку. Нимрод, собака Йитса, выбивался из сил, пытаясь оттащить полковника.
— Тьфу на тебя! Пшел вон! — крикнул О'Делл, прыгнул в кабинку, но опоздал: Нимрод очутился в ней первым.
Под гусеницами раздалась целая серия громоподобных звуков. Полковник лихорадочно оглянулся и увидел, как неторопливо, наподобие откалывающегося айсберга, сползает база. Грохот перешел в гул, и он с ужасом отметил, что лед покрылся паутиной трещин.
Тает! Ледовый панцирь тает!
Навалившись на Нимрода, он рывком захлопнул дверь и бросил «Хагглундс» вперед. Гусеницы пробуксовывали, то и дело натыкаясь на расползающиеся глыбы льда. «Все, привет», — подумал он, когда от тряски сорвало половинку стекловолоконной кабины и она утонула в бурлящей воде. Вездеход бросало то вверх, то вниз. Когда он понял, в чем дело, то чуть не задохнулся от радости. «Плавает, будь я проклят! Плавает!» — крикнул он Нимроду, который в панике метался между сиденьями.
Русские же «Харьковчанки» шли камнем на дно, скрываясь под пузырящейся поверхностью ледяной воды.
О'Делл лихорадочно включил «дворники». Когда лобовое стекло немного расчистилось, глазам предстал ландшафт, который проще всего было уподобить фаршу из гигантской мясорубки. От всей ледовой станции «Орион» осталось только грибовидное, неторопливо расплывающееся в воздухе облако. На долю секунды в голову пришла дикая мысль, однако даже ядерный реактор СП-100 не содержал в себе той разрушительной мощи, свидетелем которой полковник только что стал.
От очередного толчка он вылетел с места и приложился головой о приборную доску. В черепе что-то треснуло, вездеход закрутился бешеным волчком, и все утонуло в темноте под отчаянный лай Нимрода.
Грохот в алтарном зале П4 достиг такой силы, что Серена сама не могла расслышать, что именно вопит Конраду, который, остолбенев как статуя, растерянно вертел в руках скипетр Осириса.
— Назад верни! — истошно крикнула девушка.
Конрад послушно сделал шаг к алтарю, и тут пол под его ногами треснул. Взметнулся язык пламени, в один миг превративший полковника Ковича в угольки.
Конрад отпрыгнул от зияющей дыры, куда уже провалился весь алтарь. Все, что осталось от русского, взорвалось облаком золы и пыли. Обелиск свалился на пол.
Серена прыгнула было, чтобы его схватить, но не рассчитала расстояние и очутилась на самом краю. Несколько страшных секунд она балансировала над адской дырой, чувствуя, как жара опаляет ей щеки. Затем Конрад подхватил ее сзади под мышки и отдернул.
На какой-то момент Серене показалось, что в его руках она в полной безопасности, и она вскинула глаза, полные благодарности. Однако, не успев набрать в легкие воздух, вновь лишилась дара речи, когда ударной волной их обоих сбило с ног и покатило по залу. Обелиск заскользил по полированному камню.
— Держи! — панически крикнула Серена.
Йитс бросился спасать жезл. Увы, вибрации усилились настолько, что он подвернул правую ногу и свалился прямиком в огненный колодец, ухитрившись, однако, в последний момент уцепиться за край. Серена отчетливо видела кончики его пальцев, лихорадочно ощупывающие гладкий каменный пол.
Конрад подобрал обелиск и протянул руку Серене:
— Попробуй до него дотянуться!
Придерживаясь за крепкую руку Конрада, она опасно наклонилась над скважиной и с удивлением обнаружила, что Йитс все еще раскачивается над адской бездной.
Она понимала, что ей недостанет сил вытащить генерала, и потому крикнула Конраду:
— Я его дерну пару раз, но вылезает пусть сам!
Она уже почти дотянулась, как от очередного толчка труп Леонида скользнул в колодец. В падении мертвое тело ударилось об Йитса. Торчавшие над колодцем пальцы исчезли, и Серена услышала, как Конрад вскрикнул:
— Папа!
В следующий миг он уже отдернул ее от пропасти и сам заглянул внутрь. Он просто стоял словно парализованный, до сих пор не веря, что отца больше нет.
Девушка в панике огляделась. Сейчас зал непрерывно сотрясала крупная дрожь. Ей не хотелось уходить, но остаться и сгореть тоже не улыбалось. Поэтому она положила руку Конраду на плечо и сказала:
— Нет времени оплакивать тех, за кем мы вот-вот можем последовать.
Этих слов хватило, чтобы вернуть Конрада к действительности.
— Через несколько секунд зал превратится в паровозную топку, — сказал он, поднимая оставшийся после Йитса рюкзак и закидывая его за плечо. — Назад, в галерею!
Они побежали к внешнему коридору. Здесь грохот кажется уже не столь оглушающим, подумала она, следуя за Конрадом по длинному туннелю. Выбравшись в главную галерею, однако, Конрад почему-то остановился и посмотрел вверх.
— Пожалуй, тебе бы не помешало помолиться, да посерьезней, — сказал он.
— Конрад, что происходит?
— Думаю, П4 выбрасывает порцию тепла через свои колодцы, расплавляя лед снаружи, — ответил он. — А вода перерабатывается как раз здесь, внутри.
Она проследила за взглядом Конрада и прищурилась, пытаясь разобрать, что творится в конце галереи. Вроде какая-то тень колышется из стороны в сторону… Тут об ее щеку разбилось несколько водяных капель, и она поняла, что движется в их сторону.
— Господи… — прошептала она, когда первые тонны воды обрушились в галерею за их спинами. — Бежим!
Серена потянула его обратно, в зал со звездным куполом.
— Нет-нет, еще рано, — уперся он, — не то сваримся.
К этому моменту вода уже подбиралась к коленям. Они побрели назад, к залу. Не успели пройти и полпути, как вода очутилась на уровне пояса. Еще секунда, другая — и их подхватило и понесло вперед.
Серена замахала руками, но так и не смогла нащупать Конрада. Ее захлестнула паника, она забилась пойманной в невод рыбой, глотая воздух пополам с водой. «Я утону», — мелькнула в голове страшная мысль. Их смоет в колодец, как в гигантский унитаз. Нет, нет, Господь не допустит, она не для этого жила… И тут ей вспомнилась та крохотная девочка во льду, вспомнились все прочие мертвые детские лица, которые она столь часто видела за эти годы, и она поняла, что приготовил ей Бог. Ей же хотелось просто жить, хотелось, чтобы жил и Конрад…
«О Боже! Боже! Спаси и сохрани!»
На лицо ей упала тень, Серена вскинула голову и увидела, как на фоне освещенного пламенем входа в туннель стоит Конрад, переминаясь с ноги на ногу в ледяной воде. В руке он держал обелиск.
— Хватайся! — крикнул он, протягивая ей этот импровизированный спасательный багор.
Серена дернулась вперед, уцепилась рукой за второй конец, и Конрад потащил ее в зал. В этот миг она почувствовала, как что-то обвилось вокруг ее лодыжки. Из воды вынырнуло окровавленное лицо.
Человек кричал что-то нечленораздельное. Серена машинально попыталась высвободиться, но пальцы впились в ногу еще сильнее. Девушка вдруг узнала изуродованную физиономию одного из людей Ковича, оставленных в верхнем зале.
— Тащи! — крикнула она Конраду, и тот изо всех сил дернул ее вверх.
Очутившись на краю, Серена обернулась, чтобы помочь русскому. Обугленные ноги солдата еще не успели полностью вылезти из воды, когда Конрад дико крикнул:
— Быстрей!!!
Дверь в звездный зал закрывалась. Чудовищный гранитный блок уже сползал с потолка, перекрывая вход. Конрад с обелиском под мышкой юркнул в неумолимо уменьшавшуюся щель, быстро оценил обстановку — зал успел вполне остыть — и замахал рукой: поживее!
Серена еще перетаскивала русского через порог, когда туннель содрогнулся от тяжкого удара. Она оглянулась через плечо и увидела, что дверь захлопнулась, перерезав путь воде. На миг остановившись, чтобы перевести дух, она услышала, как Конрад зовет ее по имени. Он возбужденно жестикулировал, тыча рукой вверх. Еще одна дверь — спускается, съезжает, валится ей на голову.
Она согнулась в три погибели, продираясь вперед, борясь с набухшей от воды и потому тяжеленной, как могильная плита, курткой, да еще и таща за собой обмякшего русского.
— Серена! — взревел Конрад.
Третья дверь, прямо над ней.
Она упала на четвереньки и из последних сил поволокла русского по полу. Щиколотки словно попали в кузнечные клеши — а, это Конрад! — и ее дернуло внутрь зала. Колени девушки разъехались, и она ударилась подбородком о каменные плиты.
— Брось! Брось его! — кричал Конрад.
— Нет! — Она еще крепче стиснула холодные запястья солдата, пока Конрад за ноги тащил ее подальше от двери.
Неподвижное тело наполовину пересекло порог, когда гранитная дверь разрубила русского на две части. Серена внезапно поняла, что тащит за собой только торс. И все же она не могла так просто разжать руки и поверить, что ей уже некого спасать.
Вздрогнула и с тяжелым скрежетом поползла вниз последняя, четвертая дверь. Девушка встрепенулась и попыталась высвободиться из мертвой хватки безногого трупа.
Ледяные пальцы наконец поддались, и в последнюю секунду что-то выхватило ее из-под гранитной глыбы, севшей на место с каким-то мерзким уханьем.
Серена обернулась к Конраду, чтобы поблагодарить, обнять, расцеловать, но он лежал на полу, забрызганный кровью, сочившейся из раны на голове. Наверное, его задела падающая плита, когда он спасал ее от верной гибели.
— Конрад! — крикнула она. — Конрад!
Серена на коленях поползла к распластанному телу. Не движется, совсем не движется! А зал трясет так, что никак не удается нащупать пульс. На полу возле рюкзака — все, что осталось от генерала, — она увидела обелиск и машинально взяла его в руку.
Очередной толчок, Серену отбросило к трясущейся стене, которая уже начинала наливаться теплом. Она с трудом поднялась на ноги и побрела прочь, едва удерживая равновесие из-за немыслимых вибраций пола.
Одна, осталась совсем одна… Серена непроизвольно упала на колени, прижимая к груди обелиск и моля Бога, чтобы поскорее все кончилось. Она всеми силами пыталась не думать про девочку, вмерзшую в лед. Над головой раздался взрыв, девушка вскинула лицо, и ей показалось, что зал вывернуло наизнанку.
Душераздирающий грохот от съезжающего в воду ледника до изумления походил на звук от разорвавшейся авиабомбы, тем более что воздушная волна умудрилась опрокинуть адмирала Уоррена на спину и попутно разбила остекление на мостике авианосца.
Через пару секунд последовал второй взрыв, затем еще и еще… Массивные волны начинали захлестывать нос корабля. Осколки стекла катались по полетной палубе, где звенели от напряжения фиксаторные стропы семидесяти шести реактивных штурмовиков.
— Сэр?
Уоррен обернулся. Вахтенный связист.
— Срочная, сэр. — Мичман передал адмиралу папку с зажимом и подсветил фонариком с красным светофильтром.
— Господи всемогущий, — пробормотал Уоррен, едва приступив к чтению радиосводки. — Сейсмографы Геологического бюро на Мак-Мердо только что зарегистрировали ударную волну в одиннадцать и одну десятую…
— Адмирал! — вдруг крикнул кто-то из офицеров на мостике.
Уоррен вскинул голову и еще успел увидеть грязно-зеленую стену воды за мгновение до того, как она обрушилась на нос и ринулась на палубу, сметая многотонные истребители, как детские игрушки. Через секунду водяная громада ударилась о надстройку, где стоял адмирал. Ему показалось, что он навсегда потерял слух, когда скрежет рвущегося металла возвестил об уничтожении мостика. Уоррен беспорядочно замахал руками, пытаясь ухватиться за что-то надежное.
В разбитый «фонарь» хлынула вода. Адмирал вцепился в край консоли и прижался спиной к переборке, чтобы остаться на ногах. В штиль его авианосец вздымался на высоту 201 фута. Сейчас же волны раскачивали корабль водоизмещением 86 тысяч тонн, как пустую коробку из-под кубинских сигар.
Уоррен откашлялся, избавляясь от воды, и крикнул что было мочи:
— Развернуть под волну, или нас опрокинет!
Он напряг слух, ожидая, что рулевой вот-вот откликнется привычным «Есть!», но ничего не услышал, кроме буйства воды.
Когда волна схлынула, он быстро осмотрелся. На всем мостике — только два трупа. Всех прочих уже смыло за борт. Адмирал кинулся вниз к рулевой рубке, съезжая по трапу на одних руках.
Он развернул корабль носом к берегу как раз вовремя, когда перед глазами уже вырастала серо-зеленая колоссальная масса воды. Набросив на свои широкие плечи кусок крепежной цепи, рассчитанной на полный вес самолета в 55 тысяч фунтов, адмирал спустился на полетную палубу.
Здесь царило крошево из людей и разбитых истребителей. Палуба накренилась под сумасшедшим углом — и авианосец подбросило к небу. Затем все ухнуло вниз. Зависнув в воздухе на долю секунды, несмотря на тяжеленную цепь, Уоррен увидел крепежную балку. Вода вновь ударилась о палубу, сбив адмирала с ног. Впрочем, ему хватило одного взгляда, чтобы узреть путь к спасению. Если бы только удалось добраться до этой балки, то он мог бы пристегнуться цепью и тогда…
Следующая волна расколола соседний истребитель, и Уоррен кинулся ничком, чтобы обломок хвостового оперения не снес ему голову. Страшным усилием воли он заставил себя встать на непослушные, онемевшие ноги и что было сил бросился к балке, черпая ботинками воду.
Часть его существа хотела просто лечь и замереть, сдаться без дальнейшей борьбы, но адмирал сумел-таки остаться на ногах. Сорвав с плеча тяжелую цепь, он одним взмахом перехлестнул ее через балку и навалился грудью. В этот миг ударила новая волна.
Вода и ветер вперемешку прошлись по палубе помелом, адмирала вывернуло ногами вверх, дернуло вбок и перевалило за борт. Цепь соскользнула, поехала и остановилась.
Он еще с добрую минуту висел вот так, вцепившись обеими руками в цепь, раскачиваясь над бездной и искренне веря, что его вот-вот смоет в море. Но нынче Господь явно приглядывал за ним, и Уоррен поклялся, что выживет в катаклизме, хотя бы только затем, чтобы поквитаться с Йитсом. Тут авианосец накренился, закряхтел, и на глазах адмирала стальная обшивка вздулась пузырем, уступая немыслимой тяжести. Он вскинул глаза, и на секунду ему почудилось, что все кончено, корабль опрокидывается… Гребень волны миновал, и они опять полетели вниз.
— Будь ты проклят, Йитс!