— О, ты всё-таки передумала? — светловолосый гомункул окинул меня насмешливым взглядом. Я не осталась в долгу и изобразила вселенское разочарование на лице.
— Было дело, но ты так неуклюже переминаешься с ноги на ногу, что весь мой пыл пропал…
Может, в воздухе Трэс и был воплощением грациозности, но в пределах тесной комнатушки явно чувствовал себя не очень уютно. Он вскидывал белоснежные крылья для балансировки и задевал ими то стены, то тумбы, то изголовье кровати.
Подавить любопытство было трудно. Трэс казался ещё менее реальным, чем мой эльфоподобный друг. Крылья мужчины были большими, но их явно недостаточно, чтобы поднять в воздух кого-то столь мощного телосложения. Это значит, либо скелет гомункула лёгкий и хрупкий как у птиц, либо летает он всё же за счёт волшебства, а крылья Лидия дала ему лишь красоты ради.
Мне хотелось задать кучу вопросов, но «ангел» был явно куда менее терпелив, чем его друг, поэтому испытывать судьбу я не стала, важнее было узнать другое.
— Я пришла поговорить.
— Тогда ты обратилась не по адресу. Я не — Айолин, — отозвался Трэс, плюхнувшись на кровать. — Это он у нас мастер светской болтовни.
Гомункул принялся стаскивать с себя сапоги, но, несмотря на небрежные слова, выпроваживать меня не спешил. Мне казалось, что Трэс чего-то ждёт от меня, но чего, я понять не могла.
— Об Айолине речь и пойдёт. Ты знаешь, что с ним происходит?
Он взглянул на меня, и неожиданно я почувствовала приступ паники. В светло-зелёных глазах не было ничего угрожающего, но моё чутьё резануло меня, будто кинжалом. Простой вопрос превратил Трэса в неприятеля, желающего расправиться со мной.
— О чём это ты? — его глаза сузились, и от игривого образа не осталось и следа. Он взвешивал каждое моё слово и будто бы решал, стоит ли позволять мне жить.
Впервые я отчётливо осознала, что передо мной не человек. Существо, лишённое привычной морали, которому ничего не стоит убить меня. Гомункул оказался рядом настолько быстро, что я и глазом моргнуть не успела. Дыхание перехватило, но я всё же успела предугадать его движение и вцепилась, что есть сил, в его запястье — он уже занёс руку, чтобы схватить меня за подбородок. Или шею. Тут уж как посмотреть.
— Я о том, что у него под рубашкой, — напряжённо выдавила я. Мои пальцы дрожали от усилия, с которым я сжимала чужую руку. — И не понимаю, с чего это ты вдруг взбеленился?
— Под рубашкой? — столь же внезапно, как вспылил, Трэс развеселился и шагнул в сторону. — Не думал, что вы зашли так далеко! Хотя о чём это я? Айолину спать, что с кем-то, что в одиночестве — всё одно. Могли и поразвлечься, чего уж там… С него не убудет.
Меня почему-то задели столь пренебрежительные слова, хотя, казалось бы, какое дело до того, что думает крылатый о наших отношениях с Айолином?
— Не важно, где ты, а у мужиков вечно лишь одно на уме, — досадливо бросила я. — Он переодевался при мне во время нашего путешествия. Не заметить было сложно.
Сильные перепады настроения я замечала и у своего остроухого приятеля, но Трэс, похоже, переплюнул его по всем пунктам. Веселье сменилось спокойствием и даже задумчивостью так быстро, что я едва уловила переход гомункула из одного состояния в другое.
— Не думал, что он настолько тебе доверяет, что не стал скрывать правду… И всё же отвечу на твой вопрос. Да, я знаю, что с ним происходит. Он пришёл ко мне и Киа почти сразу, после того, как появились первые признаки энтропии.
Крылатый тяжело опустился на старую кровать, скрипнувшую под его весом. Чувственные губы исказила горькая гримаса, взгляд блуждал по комнате. Казалось, Трэс избегал моего взгляда, не хотел, чтобы я видела, насколько ему больно.
— Он боялся, что это происходит и с нами, но… мы с Киа в порядке. Отвратительно в порядке. Будем жить, возможно, даже дольше Лидии, если не случится ничего непредвиденного.
Я видела чувство вины, лежащее на крылатом. Не знаю, как он чувствовал себя, когда ему пришлось обсуждать это с Айолином.
— Ты сказал — энтропия?
— А ты не знаешь, что это? У магов это понятие широко известно. Это, когда в магической структуре начинается разлад из-за закравшейся внутренней ошибки или внешнего воздействия. Как думаешь, из чего состоят наши тела?
Конечно, я думала об этом много раз, но напрямую спрашивать Айолина не стала.
— Из ложной плоти или её ещё называют алхимической плотью. Честно говоря, с вашими телами она имеет мало общего в изначальном… виде. Скорее напоминает кусок тугой глины, которому маг уже может придать подобие человека, если захочет. Из неё, кстати, не только гомункулов делают, но и, например, конечности для инвалидов, у которых водятся деньги.
Я вся обратилась в слух, запоздало сообразив, что раз Трэс целитель, то должен неплохо разбираться в магии. Сомневаюсь, что большая часть моих соратников вовсе слышала о таких тонкостях алхимии.
— Так вот, чтобы создать ложную плоть, нужны охренительно дорогие ингредиенты. Чем лучше качество сырья, тем больше возможностей для мага появляется при работе с алхимической плотью. Сама подумай, откуда в академии взяться наилучшим ингредиентам для практики студентов-недоучек? И всё-таки этому засранцу, Мириусу, удалось преобразовать их в довольно качественную плоть. К сожалению, ему не хватило мозгов, чтобы понять, что с таким сырьём не стоит замахиваться на сложную заготовку. Создай они Айолину тело попроще, с меньшими возможностями и силой, всё прошло бы гладко. Но у Мириуса и Лидии были слишком уж грандиозные планы.
Тут Трэс зло усмехнулся. Похоже, ему нравилось вспоминать об оплошности своей создательницы, пусть это и обернулось катастрофой для его друга.
— И, как ты могла заметить, им удалось пустить пыль в глаза преподавателям. Подозреваю, похотливые стариканы и старухи просто обомлели, увидев нашего общего знакомого. Такого распрекрасного, что умереть — не встать. Но серьёзного изъяна они не заметили. Или им было просто срать! Важно ли, что какой-то там гомункул сдохнет всего через несколько лет? Главное, что экзамен пара оболтусов сдала успешно.
Голос Трэса сочился ядом, а я молчала, подавленная происходящем и в то же время закипающая от гнева.
— Значит, традиционным способом Айолина не вылечить?
Впервые за долгое время светловолосый мужчина взглянул мне в глаза, и я увидела в них неприкрытую боль человека, знающего, что скоро потеряет кого-то очень важного.
— Он мой брат. Я сделал бы для него всё, что угодно. Но тут мой дар и дар любого целителя бессилен. Нужно новое тело и, что самое сложное, перенести в него то, что составляет суть Айолина. Об этом надо разговаривать с Лидией.
Трэс говорил что-то ещё. Очевидно эта тайна тяжёлым грузом лежала на его сердце. Но я почти не слушала, а думала об одном.
Генерис из дома Дерринов была волшебницей с уникальным тёмным даром. Она могла менять свою душу и душу другого живого существа местами. Так она пыталась провернуть обмен телами и с Лидией. Если она была способна извлекать собственный дух и направлять, куда надо, быть может, смогла бы сделать это и с чужой душой…
Жаль только, что природной магии Генерис во мне не осталось ни капли.