- Благодарю, подполковник. Будем надеяться, что те, кому придется отправиться в последний путь, сохранят мужество и твердость, достойные самураев.
В ответ грянули крики: "Банзай!" и "Да здравствует император!" Окума и Сайки размахивали над головой кулаками, а престарелый Кацубе, держась одной рукой за стол, вскинул другую в воздух.
- Все свободны, - сказал Фудзита, а потом, когда восторженные крики сменились грохотом отодвигаемых стульев и офицеры стали выходить из салона, добавил: - Лейтенант Росс, задержитесь на минуту.
Марк Аллен остановился в дверях и сказал:
- Брент, когда освободишься, зайди ко мне.
- Есть, сэр, - ответил тот, и Аллен скрылся в коридоре.
Фудзита указал лейтенанту на ближайшее кресло и через стол подтолкнул к нему книгу.
- Это "Хага-куре", - с почтением в голосе сказал он. - Вы должны прочесть ее и не просто прочесть, а изучить досконально.
Лейтенант взвесил на ладони тяжелый том.
- Это ваша Библия, господин адмирал?
- Да, но читаю я эту книгу не так, как вы - Священное Писание. Здесь совсем нет теологических рассуждений, а философия обращена скорее к чувству, нежели к разуму, и бесконечно далека от западного прагматизма, гуманизма и материализма, - он погладил кожаный переплет своего экземпляра. - Она научит вас постижению мира через медитацию. А интуиция, которая зиждется на истине и незыблемых моральных ценностях, может стать краеугольным камнем человечества.
- И все это здесь, в одном томе?
Адмирал усмехнулся:
- Каждый берет из "Хага-куре" столько, сколько может унести. Лично вам, лейтенант, она поможет лучше понять самураев и побудительные причины их поступков. Вы, Брент-сан, уже успели проявить лучшие качества приверженца бусидо - вы от природы наделены отвагой и преданностью.
- Спасибо, сэр... Вы слишком добры...
- Доброта ту не при чем. Вы заслужили себе место за этим столом своим поведением в бою. У вас орлиный глаз, и вы не теряете мужества даже перед лицом смертельной опасности.
- Временами мне бывало очень страшно.
- Нам всем временами бывает очень страшно, Брент-сан. Но я уже говорил вам: "Храбрец - это трус, который умеет обуздывать свою трусость".
Лейтенант задумчиво провел ладонью по щеке:
- Господин адмирал, вы часто мне говорили, что у меня - самые зоркие глаза из всей команды. - Фудзита наклонил голову, подтверждая это. - Раз нам не дают бортовых радаров, заставляя полагаться тем самым на остроту нашего зрения, я прошу разрешения летать наблюдателем на одном из патрульных самолетов.
- Что ж, этим можно послужить "Йонаге", - адмирал дернул свой одинокий волосок. - Разрешаю. - И снова дернул. - Вы умеете, обращаться с авиационным пулеметом?
- Ну, разумеется! Когда мы с Йосиро Такии и Морисадой Мотицурой летали на B5N в Тель-Авив, я над Средиземным морем сбил из этой штуки DC-3.
На лице старого адмирала появилось смущенное выражение - все-таки ему было сто лет, и безупречная память, способная до мельчайших подробностей воспроизвести события далекого прошлого, иногда давала сбои на совсем недавних эпизодах.
- Мы должны были забрать израильский шифратор, - подсказал Брент.
- А-а, да-да! Конечно! Над Средиземным морем. Вы были ранены, кажется?
- Царапина, - ответил Брент. - Если вы согласны, сэр, прошу направить меня в экипаж лейтенанта Йосиро Такии.
- Не возражаю. Да, вот еще что. Брент-сан, вы заметили, наверно, что я стараюсь не вмешиваться в конфликты моих подчиненных, даже самые острые, если, разумеется, это не грозит безопасности "Йонаги" - пусть разбираются сами.
Брент понял, куда клонит Фудзита.
- Заметил. Это мудрая политика. Но подполковник Окума, по всей видимости, ненавидит меня. Он относится ко мне с откровенной враждебностью...
- Знаю. Не в моих правилах требовать, чтобы человек молча сносил оскорбления и обиды, затрагивающие его офицерскую честь. Но в ближайшие несколько месяцев мы столкнемся с очень серьезными испытаниями. И потому я прошу вас сдерживаться и потребовать удовлетворения - если до этого дойдет - по окончании нашего рейда. С этой же просьбой я обращусь и к подполковнику Окуме.
- По моему мнению, о моей дуэли речь пока не идет, но за подполковника Мацухару ручаться не могу. Окума довел его до предела... Господин адмирал, могу я задать вам один вопрос не по службе?
Адмирал рассмеялся:
- Можете, лейтенант. А я в свою очередь - могу на него и не ответить.
- Ходит слух, что император лично приказал вам зачислить на "Йонагу" лейтенанта Даизо Сайки?
- Кто ходит?
- Слух. Молва, сплетни.
- А-а, теперь понимаю. Да это же всем известно. Лейтенант открыто говорит об этом. У вас, американцев, есть выражение "не для протокола". Эта часть нашей беседы, Брент-сан, тоже будет "не для протокола". - Брент энергично кивнул. Фудзита сложил руки на столе и переплел пальцы. - Да, это так. Император изъявил желание, чтобы я записал в судовую роль "Йонаги" и подполковника Окуму, и лейтенанта Сайки.
- А желание императора - закон, не так ли?
- Как же можно ослушаться микадо, Брет-сан? Вы меня удивляете? Он священен. Он бог, сто двадцать четвертый прямой потомок богини Аматэрасу-О-Ми-Ками. Если я не выполню волю императора, моя жизнь - да нет, жизни всех нас! - и само существование "Йонаги" утратит всякий смысл. - Он показал на книгу. - Вот прочтете "Хага-куре" - кое-что вам станет понятней.
- Разумеется, - пробормотал Брент: логика этого нелепого утверждения была безупречна.
Раздался стук в дверь, и вошел матрос корабельной полиции Катай. Вытянувшись, он вручил адмиралу пакет. Фудзита надел очки, прочел содержимое конверта и после этого взглянул на лейтенанта.
- Маленькая ранка на заду у нашего американского гостя Кеннета Розенкранца воспалилась и нарывает. Мой главный хирург, начальник корабельной медчасти Хорикоси требует его госпитализации.
- Я и не знал, что он ранен. Может быть, это с позволения сказать, членовредительство. Самострел? И он надеется, что из госпиталя ему легче будет бежать?
Фудзита снова заглянул в рапорт:
- Доктор опасается заражения крови - газовой гангрены. Он может умереть.
- Невелика потеря.
По лицу адмирала скользнула одна из его нечастых улыбок.
- Перевести его в госпиталь. Приставить караул.
Камаи поклонился, ловко повернулся и вышел из салона.