Брент шагнул к ней, снова взял ее руки и утонул во влажных безднах глаз.
- Ты уверена?
- Да.
- Лава может обжечь.
- Знаю. Я не боюсь.
Кольцо ее рук снова сомкнулось у него на шее, и от прикосновения губ Маюми Брента вновь охватила яростная тяга к этому горячему, трепетавшему и словно плавившемуся в его объятиях телу, так плотно прильнувшему к нему. Он крепко обхватил ее ягодицы, и она, выгнув стан, медленно закачалась вперед-назад в древнем и вечном ритме, которому от сотворения мира послушны охваченные страстью женщины. Сердце Брента уже не колотилось, а диким зверем билось о решетку ребер, покалывающие волны одна за другой ползли по спинному хребту, и жар охватывал его.
- Больше не будет "нет"? - выдохнул он.
- Да, милый. Я говорю тебе "да".
- Когда ты произносишь это слово, солнце на небе замирает и ветер прислушивается к нему...
Откинув голову, она рассмеялась:
- Милый, ты, оказывается поэт! - И, потянув его за собой в квартиру, закрыла дверь.
Он уехал от нее рано утром и, разгоняясь в сторону верфи по скоростной магистрали Хигаси-Дори, скользкой от пролившегося ночью ливня с громом и молниями, всем своим существом все еще слышал, ощущал, обонял ее чувствовал, как впиваются в его губы ее ненасытный рот, как ритмично вскидывается навстречу его движениям горячее тело, как звучат ее вздохи, стоны и крики - древние как сам род человеческий и неизменные как звезды над головой.
Сердитый гудок обогнавшей его "Тойоты" отвлек его от этих сладостных воспоминаний: оказалось, что его машину занесло на другую полосу. Очнись, сказал он себе и выровнял автомобиль, чувствуя, как скользят по мокрому бетону колеса, гробанешься - больше не увидишь ее. Он улыбнулся, вновь обретя власть над своим "Мицубиси" и с ревом проносясь мимо "Тойоты" в смерче мельчайшей водяной пыли, оседавшей на ее ветровом стекле, из-за которого в ярости грозил ему кулаком маленький лысый человечек. В душе я, конечно, камикадзе, подумал Брент и расхохотался.
Через несколько секунд он уже въезжал на территорию верфи и, выруливая к воротам, ведущим в док В-2, заметил, что водонапорная башня сдвинута со своих массивных опор и почернела как от разрыва бомбы или снаряда. Странно, подумал Брент, заворачивая на парковку, взорвалась она, что ли?
...Во вторник ровно в десять утра Брент постучал в дверь каюты Мацухары. Улыбающийся подполковник, поправляя перед зеркалом черный форменный галстук, сказал:
- Решил испытать судьбу, Брент-сан?
- То есть?
- Я слышал, тебе понравилась фугу?
Брент рассказал о своем гастрономическом испытании Аллену: ясно, что адмирал обсудил его с летчиком.
- Еще как понравилась! Впечатление останется на всю жизнь.
- Об этой рыбе и о способах насладиться ею у нас складывают стихи, рассмеялся Мацухара и, глядя в зеркало, продекламировал в напевном ритме хайку:
Вчера вечером мы с ним ели фугу,
Сегодня иду за его гробом.
Оба расхохотались, а летчик продолжал:
- А вот еще - это об отвергнутом вздыхателе:
Я не увижу ее сегодня,
Она предпочла мне другого,
Что ж, буду есть фугу.
- Подожди еще минутку, Брент, я сейчас буду готов. - Он полез в свой маленький шкаф, достал автоматический "Оцу", надел и застегнул ремни плечевой кобуры, потом с привычной дотошностью летчика-истребителя, чья жизнь зависит от исправности оружия, ладонью вогнал в рукоятку круглую девятизарядную обойму, оттянул ствол, убедился, что патрон дослан в патронник, и с громким металлическим щелчком позволил пружине затвора стать на место. Потом он поставил оружие на предохранитель, спрятал его в кобуру под мышкой и надел синюю тужурку, сунув в карман три запасных обоймы. - Знаешь, Брент-сан, - чуть смущенно сказал он. - Наверно, мы с Кимио скоро поженимся.
- Я очень рад за тебя, Йоси-сан. Кимио так красива, умна и талантлива. Ты будешь с нею счастлив.
Летчик, неловко отведя глаза, сказал:
- Я знаю, вы, американцы, не верите в предзнаменования...
- Не верим, - отвечал Брент, сбитый с толку странным тоном друга.
- И ты, конечно, сочтешь меня суевером, но... В воскресенье вечером случилось... что-то странное.
- Ну-ну, говори же!
- Как тебе известно, я люблю читать...
Брент улыбнулся. Еще во время ледового плена команда "Йонаги" пристрастилась к чтению. Однако в этом никто не мог соперничать с адмиралом Фудзитой и подполковником Мацухарой, но если первый буквально глотал книги по истории второй мировой войны, то Йоси, с юности полюбивший американскую литературу, отдавал предпочтение Герману Мелвиллу, Стивену Крейну, Ричарду Генри Дану, Фолкнеру, Хемингуэю, Скотту Фицджеральду.
- Известно, - подтвердил он, показав глазами на книги, занимавшие каждый свободный дюйм пространства.
Летчик сел напротив Брента.
- Ты читал "Прощай, оружие"?
- Читал. Это Хемингуэй. Дело происходит, кажется, в Италии во время первой мировой. Там что-то про любовь.
Йоси улыбнулся, и напряжение, в котором он находился, как-то ослабело.
- Верно. Раненый американский волонтер попадает в госпиталь и там влюбляется в сестру.
- Ну, я помню, помню! Его зовут, кажется, Фред Генри, а ее... э-э...
- А ее - Кэтрин Беркли.
- Ну да! Такая чистая и трагическая любовь...
Летчик подался вперед и заговорил торопливо и взволнованно:
- В воскресенье ночью я дочитывал последние страницы и дошел до того "Места, когда Генри целует мертвую Кэтрин. В эту самую минуту молния ударила в водонапорную башню. Это было как прямое попадание полутонной бомбы - я никогда не видел ничего подобного...
Он замолчал, постукивая себя сжатым кулаком по колену. В тишине слышалось только ровное гудение корабельной вентиляции.