- Следующая остановка - Пхеньян! - голосом трамвайного кондуктора объявил Такии.
Брент увидел раскинувшийся на северо-западе город, над которым, заметное даже издали, висело бурое облако. И здесь смог, - подумал Брент.
Но не только смог приковал к себе его взгляд - под левым крылом и южнее, к западу от приземистых покатых холмов, он увидел аэродром. Три ВПП, десяток ангаров - он бы ничем не выделялся из тысяч точно таких же, если бы не... Брент поднял бинокль. Капониры! Аэропорт был окружен десятками капониров. Брент присмотрелся: Me-109! И еще несколько штук стояло перед ангарами. А неподалеку от полосы - целая шеренга многомоторных тяжелых самолетов. Несколько бензозаправщиков и шныряющие вокруг автопогрузчики с бомбами. На фюзеляже каждого самолета были выведены эмблемы ливийских ВВС.
- Командир, - стараясь унять волнение, заговорил он, - вижу военный аэродром. Пеленг два-восемь-ноль. На машинах - ливийские опознавательные знаки.
- Отлично.
Такии немедленно развернул самолет по указанному пеленгу, а штурман поднялся и прижал к глазам бинокль.
- Стрелок! Внимание! Здесь наверняка где-то крутится их патруль. Нас запеленговали, но если боги будут с нами, арабы примут нас за своих.
- Да? А как насчет "свой - чужой"? - осведомился Брент.
- Боги нас не оставят.
- А они разбираются в электронике?
- Ну хватит, стрелок! Прикрывать заднюю полусферу!
- Понял, командир. - Брент, несмотря на растущую тревогу, усмехнулся, слыша, как захихикал старый Мотицура. Раздавшееся в наушниках характерное завывание быстро стерло усмешку с его лица.
- Командир! Нас запеленговали!
- Слышу, - ворчливо отозвался тот и заложил широкий вираж с севера на юг, приближаясь к грозовой туче.
Трескотня и завывание смолкли, но в ту же минуту Брент увидел врага. Небо высоко на западе прочертили два конверсионных следа. Даже бинокль был уже ни к чему. Пара "Мессершмиттов" заходила со стороны солнца.
- Двойка Ме-109 на четыре часа... То есть пеленг один-два-ноль, над нами, от солнца! - крикнул он в микрофон.
Головы на жилистых старческих шеях завертелись, и голос в наушниках произнес:
- Есть! Вижу!
Мотор взревел на полных оборотах, и Брента отшвырнуло к борту от резкого виража к югу. Такии круто перевел машину в пике. Пусть брюхо и нос прикрывает грозовой фронт - он опасен, но "Мессершмитты" еще опасней. Но до тучи было еще километров сорок - десять минут полета. Слишком далеко. Слишком долго. "Мессершмитты" доберутся до них раньше.
- Штурман, радио на "Йонагу"! Передать координаты аэродрома.
- Мы слишком низко идем, Йосиро-сан! Холмы экранируют. И потом - гроза. Надо бы забраться повыше.
- Штурман, наш курс - один-шесть-ноль, скорость двести двадцать узлов. Что там у нас по курсу?
- Через две минуты выйдем к демаркационной линии. Дальше - Южная Корея.
- Стрелок, где противник?
- Сзади и выше, командир. Быстро догоняют.
Брент осторожно поворачивался из стороны в сторону на вертлюжном сиденье, выцеливая приближающихся "Мессершмиттов". Но они все еще были далеко - не попали даже в первый круг дальномера. Он взглянул на прикрепленную к переборке таблицу всех самолетов противника с указанием длины и размаха крыльев и нашел Me-109: размах крыльев - 9,92 м, а под этим в столбик - 800, 500, 200. Эти числа обозначали, за сколько метров появляется самолет соответственно в первом, втором и третьем кругах дальномера. Брент сам удивлялся, отчего он не ощущает страха, - очевидно, ужас, испытанный им при атаке на миноносец, был так силен, что выработал в нем иммунитет. А может быть, ему передалась частица отчаянной лихости двух стариков, сидевших впереди? Неизвестно.
В наушниках раздался голос штурмана:
- Командир, на моих картах отмечены многочисленные зенитные батареи по обе стороны демаркационной линии. И южнокорейские, и северокорейские, и американские, и черта в ступе... Мы вот-вот будем в зоне поражения.
- Мы наведем на них "Мессершмитты".
- А сами куда денемся? - не удержался от ехидного вопроса Брент.
- Мы - первая цель, и по нам промажут, потому что еще не готовы. А вторую и третью накроют.
B5N шел к югу, едва не царапая брюхом скалы и кустарник, огибая небольшие сосновые рощи, миновал коричневато-серые хижины деревни. В наушниках Брента опять началась дикая какофония - несколько радаров пытались нащупать самолет. Ярко светящаяся гирлянда первой трассирующей очереди прочертила небосвод, но повисла в воздухе далеко влево от самолета.
В эту минуту оба истребителя сорвались в пике, и в душе Брента проснулся прежний страх - капот головного "Мессершмитта" был расписан в красно-белую клетку. Второй был черен как сажа.
- Это Фрисснер! - крикнул он в микрофон. - Они атакуют!
Сердце у него колотилось, кровь стучала в висках, взмокшие от пота руки дрожали, но он тем не менее поймал истребитель Фрисснера в прицел. Красно-белый острый нос вплыл в первый круг дальномера. "Рано, - шептал он сам себе, - помни, слабое место у него - в основании крыла. Там масляный охладитель..." Однако на каждой "сто девятке", кроме охладителя, стояли, к несчастью, еще по паре. 20-мм автоматических пушек и 7,7-мм пулеметов. "Давид и Голиаф", - продолжал бормотать он себе под нос, между тем как Фрисснер оказался уже во втором круге.
"Мессершмитт", двигавшийся вдвое стремительней "Накадзимы", быстро приближался, и его крыльевые пушки выдохнули желто-оранжевое пламя, а укрепленные на обтекателе пулеметы дали очередь. Но Такии дал левую педаль, уйдя от губительного огня. Фрисснер повторил маневр своей жертвы, и на этот раз от многострадального правого крыла снова посыпались куски размолотой пулями обшивки.
Красный обтекатель втулки винта был теперь в третьем круге, Брент нажал на гашетку, и с двухсот ярдов его очередь забарабанила по фюзеляжу истребителя. Фрисснер мгновенно отвалил вправо, а его место занял черный Me-109, кинувшийся на добычу.
Такии дал правую педаль, и "Тигр", снизившись, пошел не выше двадцати футов от горной речки, по обоим берегам которой протянулись домики деревни. Люди задирали головы, показывали на самолет пальцами. Брент и черный истребитель открыли огонь одновременно. Такии дергал машину слева направо и назад, идя так низко, что верхушки деревьев и кусты сгибались от создаваемой им волны, а на камнях взвихривалась пыль. Ему и на этот раз удалось уклониться от хлестнувших рядом трассеров, снаряды взорвались в реке, взметнув фонтаны воды, доставшей до самого брюха "Тигра". Несколько женщин, полоскавших белье на берегу, были разорваны в куски прямым попаданием серии снарядов, и голубоватая речная вода, став от крови красной, понесла вниз по течению их изуродованные останки. "Мессершмитт" мчался в двухстах ярдах от бомбардировщика, пытаясь зайти ему в хвост, но Такии бросал машину вверх, вниз и в стороны, не давая прицелиться. Далеко за кормой разворачивался с набором высоты для нового захода "клетчатый".
Неистовые рывки летчика мешали Бренту не меньше, чем черному истребителю: его очереди тоже не достигали цели. В этот момент ожили и открыли лихорадочный огонь зенитные батареи по обоим берегам реки трассеры понеслись к машине, пробивая хвостовой стабилизатор, отрывая новые алюминиевые лоскутья от фюзеляжа, разнося фонарь. Брент услышал в наушниках дикий крик, сменившийся стонами. В истребитель попала целая серия - не меньше десяти снарядов, - и машина, бывшая в каких-нибудь ста футах от "Тигра", резко рванулась вверх, подставив Бренту брюхо.
С торжествующим воплем американец всадил в него длинную очередь - по фюзеляжу побежали желтые вспышки от бронебойных пуль, воздушный поток уносил оторванные кусочки обшивки. Истребитель, заволакиваясь едким смрадом горящего масла и черного дыма, круто пошел вниз, на глазах набирая скорость. Тяжелый мотор "Даймлер-Бенц V-1" увлекал пылающую машину в гибельное пике, и спустя мгновение она врезалась в склон холма, обозначив столбом дыма место своей могилы. "Клетчатый" отвернул на север. Брент невольно закричал: "Банзай!"
Они уже успели довольно сильно отдалиться от города и от грозовой тучи, когда Брент наконец повернулся к носу. Фонарь был снесен. Морисады не было видно. В наушниках надрывно звучал голос командира:
- Штурман! Штурман! Радио на "Йонагу"! Доложить об аэродроме противника!
Морисада не отвечал. Брент, отстегнув привязные ремни, привстал и заглянул в штурманскую кабину. Старик лежал грудью на искореженном передатчике, его комбинезон был иссечен пулями, из простреленных шеи и головы хлестала кровь, задняя часть шлема была распорота осколком, и седые волосы на затылке тоже были в крови.
- Командир, говорит стрелок. Радиосвязи нет. Штурман ранен.
Такии не отвечал, постепенно набирая высоту: впереди и внизу Брент увидел простор Желтого моря. Наконец в наушниках раздалось:
- Он убит?
- Не знаю.
Голос Такии окреп и вновь обрел профессиональную властность:
- Так. Мы - над Желтым морем, обходим по дуге Сеул и грозовой фронт. Потом свернем к юго-востоку, и - домой, на "Йонагу". По моим расчетам, до нее не больше четырехсот километров на юго-восток.