— Лучше тебе уехать поскорее, Илэр.
— Да, пожалуй.
Не прощаясь, Илэр ринулся прочь из комнаты и в дверях натолкнулся на Лорену. Ахнув от неожиданности, она отскочила в сторону.
— Что у вас тут стряслось? — испуганно спросила она, заглядывая в гостиную. — Вы так кричали… Илэр? Кристо?
— Я уезжаю, — зло ответил Илэр и бросил на Кристиана испепеляющий взгляд. — А ты, Лорена, можешь радоваться: у тебя теперь появился новый господин.
Часть 1. Dance Macabre
Интерлюдия
— Господин Кристо!.. — робко поскребшись, горбатый Валь приоткрыл дверь и просунул внутрь кабинета голову. — Господин Кристо!
Голос его звучал взволнованно, что было довольно необычно. Валь всегда говорил очень тихо, очень почтительно, очень спокойно. Впрочем, необычно было уже то, что он решился отвлечь хозяина от работы. Заинтригованный, Кристиан оторвался от планшета и повернулся к слуге.
— Что тебе нужно, Валь?
— Простите, господин Кристо, но к вам гость, желает вас видеть. Очень настойчивый.
— Кто такой?
— Я не знаю его, господин Кристо!
— Хотя бы как он выглядит?
— Молодой человек, — с готовностью отозвался Валь, преданно глядя в глаза хозяину. — Держится очень просто, но, мне кажется… — он понизил голос, — он — носферату. Хотя очень, очень молодой, просто невероятно.
Кристиан приподнял брови. Незнакомые носферату не каждый день заглядывают в гости. Даже и очень молодые. Валь, конечно, мог и ошибаться, но чутье на высших носферату у него, как у любого младшего вампира, развито очень сильно.
— Хорошо, я сейчас выйду, — сказал Кристиан. — Он ждет в гостиной?
— Да, господин.
Поклонившись, Валь неслышно удалился. Он всегда старался быть бесшумным и незаметным и привлекать к себе как можно меньше внимания. И при этом стремился услужить в любой мелочи. Его почти рабская услужливость иногда бесила Кристиана, но тут уж ничего нельзя было изменить: таким его сделал Лючио.
Задержавшись на минуту, чтобы погасить планшет, Кристиан вышел в гостиную. У этажерки с безделушками, спиной к двери, стоял невысокий мужчина в черном пальто свободного и весьма экстравагантного покроя. Его едва волнистые волосы тщательно расчесанными прядями падали на плечи и спину. Как бесшумно ни двигался Кристиан, гость все же услышал его и обернулся. Из тучи темных волос, как звезда, сверкнуло бледное треугольное лицо утонченной, почти женственной красоты. Гость и сложен был почти как девушка или подросток — тонкий стан, узкая талия, длинная шея (скрытая, впрочем, высоким воротом свитера). В одну секунду вобрав в себя его облик, Кристиан застыл на месте.
— Илэр!.. — прошептал он потрясенно.
Молодой носферату! — мелькнули в памяти слова Валя.
Илэр тряхнул отросшими локонами и смущенно улыбнулся.
— Какой забавный этот горбун, — заговорил он с неестественным оживлением, стараясь заполнить словами повисшую тишину. — Кто он? Твой слуга? Никогда не видел вампира с таким заметным… физическим недостатком.
— Валь — несчастное существо, — медленно проговорил Кристиан, глядя на Илэра и осторожно, шаг за шагом, подходя к нему. — Он служит мне, потому что я некогда спас ему жизнь… Илэр!.. Боже мой, Илэр, я уже не надеялся увидеть тебя когда-нибудь! — Кристиан порывисто обнял его и крепко прижал к себе.
— Я ужасно скучал по тебе, — пробормотал Илэр, уткнувшись лбом ему в плечо. — Проклинал тот день, когда так глупо взбрыкнул и сбежал к тете Эрике. Но не мог заставить себя вернуться. Все это дурацкая гордость, понимаешь?
— Понимаю, — улыбнулся Кристиан. — Полагаю, ты все же как-то совладал с ней, раз вернулся?
— Боюсь, от нее мало что осталось, — мрачно сказал Илэр. — Я многое понял из того, что ты говорил тогда… Помнишь? Потрясающим дураком я был.
— Илэр… — осторожно сказал Кристиан, отстраняя от себя гостя и пристально вглядываясь в лицо, которое казалось по-юношески свежим. Даже непонятно было, пользуется Илэр уже бритвой или нет. А ведь ему исполнилось двадцать шесть лет. Человеческих лет. — Илэр, скажи мне… ты… прошел… превращение?
Глава 1
I hate my flesh,
It's dimension poisoned my soul with doubt
It made me question
The essence of the I
Emperor "With Strength I Burn"
-
Мне ненавистна собственная плоть
Из-за нее душа моя отравлена сомнением
Из-за нее я мучаюсь вопросом
О том, кто я есть
Тетя Эрика совсем не удивилась моему приезду. Вероятно, Кристиан позвонил и предупредил ее, пока я был в пути. Не знаю, что он сказал, как объяснил причины моего поступка; я не спрашивал об этом ни его, ни тетю, хотя долгие месяцы мучился любопытством. Но моя обида, моя злость на Кристиана были так сильны, что я поклялся себе никогда не упоминать вслух его имени, а по возможности, вовсе забыть о нем. Забегая вперед, скажу, что, конечно, забыть его я не смог: наши души были связаны навечно. Как ни напыщенно это звучит, но это правда. И все-таки следующий отрезок своей жизни, длиной ни мало, ни много десять лет я провел вдали от Кристиана, не видел его и не говорил с ним. Единственной связующей ниточкой между нами оставались письма Агни, но он ничего не знал о нашей переписке, хотя мы довольно часто упоминали его имя. Но об этом позже. А пока, все-таки забудем о Кристиане.
О следующих четырех годах моей жизни можно рассказать буквально в нескольких словах. Особо расписывать здесь нечего.
Город, где жила тетя Эрика, оказался совсем не похож на наш мегаполис, где я родился и прожил шестнадцать лет, где в центре вздымаются к небу стоэтажные высотки, а периферия застроена частными одно- и двухэтажными особнячками; если бы вы захотели пересечь его из одного края в другой, вам понадобился бы не один час. Я редко бывал в центре, в деловой части города, но все же и я ощутил контраст, едва сойдя с поезда на главном вокзале. Место, куда я приехал, было по-настоящему старым. Со всех сторон меня окружали постройки прошлого и позапрошлого веков; если среди них и имелись новые здания, то они были очень ловко подогнаны под общий ретро-стиль и ничем не выделялись. Улицы были одна уже другой, так что на иных двум пешеходам было затруднительно разойтись; деревья росли только во дворах, да и тех было немного. Зато в изобилии было кованых оградок, крылечек, перил и ворот — все очень красивое, старинное, добротное. Перед тем, как пойти к тете, я немного побродил по тихим пустынным улицам, и город неожиданно мне понравился. Впрочем, как оказалось после, пустынность объяснялась исключительно ранним часом: днем, и особенно вечером, улицы наполнялись людьми.
Квартира, куда я в конце концов пришел, находилась в длинном пятиэтажном доме, по фасаду украшенном медальонами с женскими головками. А может, то были медузы горгоны — уж очень их волосы походили на извивающихся змей. Такие гулкие подъезды с вытертыми гранитными ступенями лестниц, с затейливо изогнутыми перилами, я видел только в кино. В девять утра я поднялся на пятый этаж и надавил на кнопку звонка, втайне надеясь, что тетя Эрика уже ушла на работу, и мне никто не откроет. Тогда я мог бы вернуться на улицу и предаться самоуничижению и саморазрушению, начать бродячую бездомную жизнь и вскоре умереть где-нибудь в канаве от голода или от холода. В тогдашнем настроении это меня вполне устроило бы. Я был страшно зол и обижен на весь мир, а в особенности на себя и на Кристиана. О нем я вообще не мог подумать, не заскрипев при этом зубами.
Но тетка была дома. Она впустила меня, ничуть не удивившись, как я уже упоминал, и ни о чем не спрашивая, как будто я десять лет прожил у нее и вернулся с каникул.
— Вот здесь, — сказала она, жестами сопровождая свои слова, — будет твоя комната. Устраивайся.
Я был обескуражен и на время позабыл про злость. Такого ли приема я ожидал? Свалиться с чемоданом на голову человеку, которого в жизни видел от силы пару раз, и объявить ему, что намерен у него пожить до совершеннолетия! Неважно, что после похорон отца она предлагала перебраться к ней — это была дань вежливости, не более. Не думаю, что она испытывала ко мне родственную любовь. Тем не менее в обращении со мной тетя Эрика не выказала ни капли неудовольствия, вела себя очень естественно. Я оценил это, и, пока не перебрался в общежитие от колледжа, старался не слишком ей докучать. Вспоминая это время, могу сказать, что друг с другом мы были очень вежливы и предупредительны, едва ли не раскланивались при встречах. Тетя Эрика вообще оказалась очень мягкой и приятной в общении женщиной. К тому же, она обладала весьма замечательной внешностью — в том же духе, что и мой отец; хотя красавицей ее, пожалуй, сочли бы немногие. Удивительно, что при всех своих достоинствах она так и не вышла замуж и не обзавелась семьей. Работа поглощала все ее время: она возглавляла редакторский отдел городской газеты. Пару номеров этой газеты я просмотрел от нечего делать — обычная мешанина местных криминальных новостей, отчетов о городских мероприятиях и посвященных последним веяниям моды статеек. Абсолютно ничего интересного. Совершенно непонятно, зачем ради такой ерунды убиваться на работе двенадцать часов в сутки, как моя тетя Эрика… и зачем человеку, который приходит домой только чтобы поспать, нужна квартира из пяти комнат, на продумывание интерьеров которых было потрачено явно немало времени. Обставлена квартира была в стиле модерн, к тому же тетя оказалась большой поклонницей творчества Мухи. Копии с его литографий присутствовали в каждой комнате; среди обычных репродукций я обнаружил "Даму с пером", весьма живописно вышитую разноцветным шелком. Не знаю уж, кто над ней трудился, тетя Эрика или кто-то еще; но мне она не понравилась. Вообще все эти Мухинские картинки показались мне слишком слащавыми.
Большую часть времени, что я прожил у родственницы, квартира оставалась в моем единоличном распоряжении. При желании можно было творить какой угодно произвол — хоть устраивать вечеринки, хоть водить каждый вечер девчонок. В новой школе я один располагал такой роскошной, к тому же свободной жилплощадью, поэтому несколько прецедентов, как говорится, имели место быть. Однокашники обращались ко мне с предложениями собраться и погудеть у меня "на хате"; я частенько соглашался, но при условии, что собравшееся общество будет держаться в рамках приличий. Тетя Эрика относилась ко мне снисходительно, даже слишком, ничего не запрещала и не пыталась меня «воспитывать»; и мне не хотелось отплатить ей, устроив в ее квартире балаган и вертеп. Так что все вечеринки — немногочисленные, впрочем, — проходили тихо и мирно, в духе великосветских собраний. Вообще в новой школе меня почему-то считали этаким мрачноватым романтиком и аристократом, чем-то вроде Чайльд Гарольда, не знаю уж, почему. Может, я со стороны и впрямь выглядел этаким рефлексирующим страдальцем? Но внутри я не ощущал ничего подобного. Разве только внешность моя располагала к таким выводам.
Кстати о внешности. В выпускном классе я вдруг обнаружил, что нравлюсь многим девчонкам. Не сочтите это заявление следствием завышенной самооценки или проявлением нарциссизма; уверяю вас, на самом деле так оно и было. Что находили во мне девушки, оставалось для меня загадкой, поскольку я вовсе не принадлежу к тому типу мачо, которые обычно являются мечтой подавляющего большинства старшеклассниц. Ростом я не вышел, многие девчонки смотрели на меня сверху вниз, даже не вставая на каблуки. Да и сложения я едва ли не хилого; из-за этого и из-за маленького роста выгляжу моложе своих лет; нет у меня ни бугрящихся мышц, ни золотистого загара, ни ослепительной белозубой улыбки. Вот улыбки — особенно, по жизни я мрачноватый тип и всегда был таким. И однако же многие девчонки, глядя на меня, едва ли не облизывались. Честно говоря, мне становилось не по себе, когда замечал их плотоядные взгляды. Периодически я получал записочки с приглашениями пойти в кино, в клуб или еще куда-нибудь. Временами приглашения были весьма настойчивыми. На переменах ко мне подсаживалась какая-нибудь одноклассница и медовым голоском просила объяснить непонятную тему. Но, ей богу, я не делал ничего, чтобы привлечь внимание! Ни одна из наших девчонок мне даже не нравилась. Не знаю почему, всех их я сравнивал с Агни, и сравнение выходило не в их пользу; притом что за все годы нашего с Агни знакомства я не очень-то ею интересовался, а теперь она то и дело всплывала в моих воспоминаниях…