жетонами, на номера которых они ставят во всевозможных
лотереях, зададутся великой целью - отыскать маньяка. Наказать
за то, что он сотворил с беднягой Закери. Инквизиция. Всадники
уголовного апокалипсиса. Видели бы они то, что видел я.
И Зак умер не потому, что я обижен на него за все унижения в
стенах материнского дома. В отличие от него я знал, чем все
закончится.
И вот на очереди мистер Лоутон. Честно говоря, я не
надеялся, что он задержится надолго в нашей скромной обители.
Напротив, он изменил жизнь матери коренным образом. Все, что
происходило на моих глазах, заставляло искренне изумляться.
Мать бросила пить. Дом содержался в маниакальной чистоте.
Amantes amentes*. Но безумство ли, если жизнь сменила оттенки?
Дело в причине. Мистер Лоутон был до безобразия слащав и
невыносимо педантичен. Он обращался с матерью, как истинный
джентльмен. Одаривал ее самыми современными нарядами. Мать
наизусть знала репертуар Бостонского симфонического оркестра.
Возьми жизнь за ноги и потряси, как следует.
Забудь о шрамах на спине.
Все проще, чем кажется.
В такие моменты я всегда задумывался над количеством
гвоздей, вбитых матерью в мою голову, при участии уникальных в
своей ничтожности отбросов общества. И что бы сейчас не
происходило, как бы она себя не вела, пусть даже она вытащит все
до одной металлической занозы, результат один - останутся
дыры.
Счастье шрамов не оставляет.
А они прожгли мне душу.
А они прожгли мне спину.
Каждый день являл собой противостояние. Видит Бог, я
старался изо всех сил полюбить Лоутона. Но как можно
напитаться глубочайшим чувством уважения к кому-либо, если ты
всю жизнь имеешь дело с отребьем? Ты просто-напросто не
умеешь жить по-другому. И к несчастью, у тебя слишком хорошая
память.
И я помню тот день, когда мистер Лоутон привел к нам
своего сына Джейсона. Я слышал каждый его шаг по лестнице,
ведущей в мою комнату.
- Привет, Эван! Меня зовут Джейс. Рад познакомиться с
тобой!
Он протянул мне руку, а его лицо исказила кривая ухмылка.
Несколько секунд я смотрел в его глаза. Потом вложил свою руку в
его и сжал настолько крепко, насколько позволяла мускулатура
предплечья. Улыбка сменилась тревогой, а после – гримасой
страдающего от невыносимой боли человека. Я подтянул его
поближе и спросил:
- Что за девчонка была с тобой вчера в парке?
- Какая тебе...
Его женственные пальчики захрустели.