— А похмелиться дашь?
— Володенька, да неужели вы все запасы тёщины уже выжрали?
— Да не… — сосед поскрёб в нечистой башке грязной пятернёй. — Моя змеюка меня погнала, ночью ещё. Говорит, её теперь тёщин дом, а у меня, Олега, трубы горят, не могу!
— Давай, значит, волочёшь бензин, а я тебе маципуры. Пузырь. Ещё твоей тёщи продукт, царствие ей небесное.
— Ага, я мигом! — сосед, карикатурно увеличенная копия мультипликационного домовёнка Кузи, скрылся. Слышно было, как он ломится сквозь кусты малины, пробираясь к заветной канистре с бензином короткой дорогой.
Вадим Панов походил на коалу-переростка. Добродушный плюшевый мишка под метр восемьдесят. Ёжиком стриженные светлые волосы, круглое лицо, круглые очки в блестящей металлической оправе, постоянная извиняющаяся полуулыбка на пухлых детских губах. Брат сталкивался с ним довольно часто. Панов приносил редактору какой-нибудь очередной опус о героях-пограничниках и всегда заходил в общий отдел. Поболтать ни о чём. Последний раз Брат встретил Панова вчера, когда, донельзя злой, вылетел из кабинета Тортиллы. Просто кивнул Вадиму и быстро прошёл мимо, хотя тот явно был не прочь пообщаться.
Сегодня Брата ждал в редакции сюрприз. В редакционном кабинете, здоровенной комнате с тремя окнами, шестью столами и книжным стеллажом у стены, было многолюдно. Присутствовали почти все акулы пера, редактор, ответсек, корректор, фотограф и уборщица тётя Нина. Тортилла распиналась перед живописной группой из четырёх индивидуумов. По виду явно не рассейских:
— Да, тов… то есть господа, а это наш ведущий молодой журналист (ого, подумал Брат) Олег Викторович Семёнов. Познакомьтесь, пожалуйста, Олег Викторович, — Тортилла кисло улыбнулась, — гости из Америки, из международного фонда защиты свободы слова.
— Круто, — сказал Брат, — Олег. — И протянул руку самому длинному из компании, лохматому, смуглому, кучерявому, похожему на индуса, одетому в куртку с невообразимым количеством заплат и широкие, художественно разорванные джинсы. С образом индийского бродяги резко диссонировала обувь: даже на взгляд дорогие и удобные туфли из светлой кожи.
— Коллиз, ай эм фром юэсай.
— Пуйя, — следующий по виду был араб арабом, как их по телевизору показывают. Только очень толстый.
— Эрико, — миниатюрная японочка в громадных очках протянула острую, как рыбий плавник, ладошку.
— Татьяна, — ясноглазая девушка абсолютно славянского типа с толстой русой косой, заметив, как удивлённо глянул на неё Брат, пояснила: — я переводчик. Из ребят лучше всех понимает по-русски Коллиз и даже разговаривает немного. А Пуйя и Эрико учатся. Эрико собирает русский фольклор.
— Ну, здесь ей точно благодать будет. У меня вот есть свежий анекдот, как Василий Иванович и Петька в Америку учиться поехали…
— Нет, Эрико интересуют наши сказки, — не дала договорить русская красавица Таня.
— За сказками, Танечка, ей к главе нашей администрации. Ещё не были?
— Нет пока, — у девушки плясали в глазах весёлые чертенята, — с вами поговорим и пойдём. Можно? — повернулась она к Тортилле.
— Да-да, конечно. Товарищи, — Тортилла посмотрела на толкущуюся многотиражную публику. — У каждого есть задания. Глеб Владимирович и фотограф: на заседание совета ветеранов не забудьте. Пал Палыч, у вас что?
— Утренник в детском комбинате, Валентина Андреевна! — бодро отрапортовал ветеран компетентных органов. — Уже бежим!
— Не больше трёхсот строк, Пал Палыч! А Виолетта Васильевна где?
— На улучшении породы, Валентина Андреевна, — доложилась уборщица тётя Нина. — В совхоз быка-осеменителя из Голландии привезли.
— А ей-то зачем… — начала Тортилла, осеклась, густо покраснела и набросилась на технического работника ведра и швабры. — Почему у вас коридор не вымыт до сих пор, почему я должна об этом помнить?!
Брат отвернулся к окну, стащил с лысого черепа тюбетейку и пытался её съесть, чтобы не разоржаться. Не выдержала и прыснула в кулак Танечка. Стараясь хоть что-нибудь понять, напряжённо наблюдал за происходящим американский интернационал. Остальные быстренько растворились. Тортилла прокашлялась, посмотрела абсолютно сумасшедшими глазами на Брата и обратилась к принявшей вид прилежной ученицы переводчице:
— Э-э, Татьяна, мы ждём вас через полчаса у главы, переведите нашим гостям, успеете?
— Я думаю, успеем. Минут через сорок будем обязательно. Спасибо.
Тортилла, распространяя лёгкий запах старушек и китайского дезодоранта, скрылась за дверью. Брат вытащил из пасти тюбетейку и заржал. Татьяна посмотрела на серьёзные лица заокеанской троицы и быстро заговорила. У американцев появилось в глазах осмысленное выражение, они синхронно показали Брату достижения капиталистической стоматологии — улыбнулись — и Колл из что-то одобрительно пролопотал Татьяне.
— Да вы присаживайтесь, гости дорогие, — встрепенулся Брат. — Кофе хотите? И, Тань, что ты им сейчас наплела?
— Я объяснила, что ваш шеф-редактор — человек широких демократических взглядов и считает, что юмор необходим для усиления чувства корпоративности…
— Это точно, старушка у нас юморная, — сказал Брат, но тут заговорила японочка.
— Извините, Олег, Эрико спрашивает: в этом кабинете работают пишущие корреспонденты?
— У-у, да. А что?
— Нет, ей просто интересно, где у вас стоят компьютеры.
— Чего? Компьютеры? Переведи ей, что компьютеров в редакции нет, и только у меня, как ведущего молодого журналиста, ноутбук. Хотите, покажу?
Демократические колонизаторы одновременно кивнули и оскалились. Брат открыл свой стол, достал предмет всеобщей зависти — портативную механическую печатную машинку «Москва-5М», поставил её на стол и снял крышку футляра:
— Смотрите, гости дорогие. Рашен ноу-хау: ноутбук без единого гвоздя с механическим приводом!
Проводив гостей, Брат вышел на крыльцо администрации. Импозантный Ватсон околачивался в пределах видимости. Закурив, Брат неспешно направился в его сторону.
— Ну, как, док, связь? Пишется?
— Всё нормально. Качество сам послушай. — Ватсон нажал коротко пискнувшую кнопку перемотки и из крошечного динамика раздался чётко различимый голос уборщицы тёти Нины: «На улучшении породы!».
— Здорово. И сколько минут вообще пишет?
— Тридцать шесть часов непрерывно.
— Ёпть!
— Ладно, Брат. Ты мне дома что-то сказать хотел, я же видел. Что тебя гложет?
— Гложет меня тоска глубокая, это вообще, а в частности с Олежкой непонятки лишают покоя. Полностью.
— Как он сюда попал?
— Как попал, это тоже. Вопрос в том, откуда?
— …?!
— Понимаешь, Ватсон, в отличие от нас с тобой Олег не служил в Биробиджане и вообще в стройбате. А служил он здесь же, относительно недалеко, и попал к нам в результате какого-то катаклизма. Что-то у него взорвалось, насколько я вчера уразумел. Как это понимать?
С озера дул устойчивый зябкий ветер, Ватсон поправил шляпу и поднял воротник плаща. Об идущем рядом Брате он, казалось, забыл:
— Как это понимать, как-это-понимать, как понимать это…, — на разные лады бубнил он себе под нос. Потом резко остановился. — Брат, давай отложим эту тему пока. Через, — Ватсон резко вскинул левую руку, посмотрел на циферблат часов, — через десять минут Панов будет у редактора. Бодяга у главы уже закончилась, и… Словом, как я говорил: Вадим будет тебя убалтывать, потяни время и соглашайся. Так? Ты всё помнишь, о чём говорили?