Memento mori… Первым, понятное дело, на заре реформ закончился торф. Затем исчез кизяк, следом дрова. И тут все вспомнили о гниющем на ветру свинарнике, крупнейшем в Европе! Два года свиноферма усыхала, убывая в размерах, пока не осталась от неё куча мусора. Аномалия проста — исчезал, скажем, шифер, и тут же появлялся на крыше бывшего агронома. Растворялись балки и стропила, а дед Игнат Коломийцев обзаводился новой банькой. Потом в дело пошли совсем огрызки — щиты от стен и утеплитель.
Вскоре деревню исключили из реестра колхозных угодий. Никто ничего не понял, три года терпеливо ждали, что районная управа одумается и вернёт всё на место — людям обещание зарплаты, колхозу обещание работы. Годы шли, а райцентр как в дыру ухнул.
Лишь в прошлом, в девяносто седьмом, году объявился в Косой некий мелкотравчатый начальник. Вертлявый такой, с рыбьей чешуёй в глазах. Объявил, что на Большой земле пришёл конец Советской власти, и всем теперь свобода! В смысле, свободны… Нет дураков за работу платить! Демократия вокруг и полная… Слово такое ввернул, мужики приняли за новые матюги.
— От ёлки, — задушевно почесал плешь Макар Зосимович. — И что теперь вместо? Неужели царя вернут?
— Бери выше!
Собрав пожертвования и пообещав построить в Косой междугородный деловой центр с магазином, начальник свалил с деньгами в туман. Кто есть выше царя, Макар Зосимович узнать так и не успел, а спросить больше не у кого. Разве у деда Игната, да вот беда — тот соврёт, не дорого возьмёт. Коломийцева как заклинило на событиях первой германской, когда армия Брусилова прорывалась сквозь болота Пруссии, до сих пор не отпустило. Да и самым умным в Косой считался именно Макар Зосимович, потому что была у него непростая, можно сказать — выдающаяся, для этих мест биография.
Но, коль скоро речь зашла именно о космосе, придётся всё рассказать по порядку, не упуская существенных деталей.
Итак, судьба Макара Зосимовича Ширяева — удивительна! Он не был коренным косочанином! Коренных в Косой всего двое — дед Игнат и водовоз Жильбельдиев. После восьмилетки пошёл Макар Зосимович в «профтех», откуда и вылетел с треском за неуспеваемость. Оттуда прямая дорога в «Земдренажработу», единственное заведение в Угрееве, где водились интеллигенты в шляпах. Там и набрался Макар Зосимович ума-разума. Женился, развёлся, опять женился, сбежал от алиментов, был пойман и возвращён на законное место судебным исполнителем. На втором году реформ, когда цены начали скакать, как блохи, Ширяева откомандировали в Косую с важным заданием — проверить состояние каналов и осушительных колодцев системы ирригации.
Наивный Макар Зосимович и не подозревал, что никаких каналов ирригации в Косой никогда не имелось! Комедию придумал начальник, чтобы раскидать по весям безмерно раздутые штаты и присвоить пару-тройку свободных зарплат.
— Где тут каналы? — сходу бухнул Макар Зосимович тётке Матрёне, божьему одуванчику на завалинке.
— Свят, — шарахнулась от него Матрёна.
— Понятно, — почесал лоб Макар Зосимович. — Ладно, прокукуем как-нибудь до пятницы.
Когда и через три недели никто из райцентра не приехал, он насторожился. Сначала даже испугался, чудак. Стал писать письма и бросать в почтовый ящик на околице. На ящике было нацарапано неприличное слово и отсутствовало дно, письма проходили сквозняком и падали в грязь, где их растаскивали собаки и вороны. За околицей, насколько хватало глаз, простиралась дикая, непуганая Россия, тянувшаяся, по признанию счетовода, аж до самого Парижа!
Так гражданин Ширяев стал аборигеном. С годами свыкся, обзаведясь хозяйством и сожительницей. Брошенных дворов — навалом. Стал жить-поживать и внезапно открыл новый вид философии — непротивление желаниям. Например, хотел Макар Зосимович спать — спал, хотел работать — спал, хотел есть — опять спал. Потому, как я уже говорил, с работой и общим продуктовым набором в Косой не ахти.
Долгими вечерами с тоской глядел он на заходящее солнце, красным блином плывшее над мегаполисом Угреево, где текла бурная и интересная, но, ёлки-палки, такая недоступная жизнь.
На четвёртый год необычной командировки Макар Зосимович затосковал. Да так, что бросил пить на четыре дня! По дню за каждый пропавший год жизни. Все тогда сильно удивились и зауважали философа ещё больше. До сего беспримерного героизма в деревне установили всего один неофициальный рекорд воздержания от спиртного — два дня. Результат не засчитали местные бабы, рекордсмен воздерживался не по доброй воле, а исключительно силой случая. Водовоз Жильбельдиев полез за хомутом на чердак и застрял в слуховом оконце. Пык-мык… Ни назад, ни вперёд. Так что, пока мужики не распилили раму, водовоза пришлось кормить с ложечки, по приставной лесенке, невзирая на мольбы.
Потом Хормасты Фернасудиллович Жильбельдиев, коренной косочанин, долго гордился рекордом, считая — неважно, случай вмешался или нет, главное — достижение! Отмечая рекорд, мужики утопили в реке трактор «Ярославец». Колхозный техник Федька Куролесов лишился мочки уха, а Косая — единственного трактора. Так оборвалась последняя ниточка, связующая деревню с внешним миром. Теперь попасть в Косую можно было только извне и по сильному желанию.
— Так оно и лучше, — поделился Федька с Макаром Зоси-мовичем, ставившим диагноз по брошюре «Медиздата» «Вы и ваша печень». — Меньше соблазна будет.
— Дурак ты, Фёдор! Тебе раньше никто не говорил?
— Да врут всё. У меня по пению в интернате пятёрка была.
— Оно и видно.
Да, забыл сказать, главное в нашей правдивой истории то, что самоходом, ногами то есть, из Косой ещё никто и никогда не выбирался. Совсем. Чёрная дыра российской глубинки действовала безупречно, поглощая зевавшую рядом материю. Без остатка!
«Протоплазменный излучатель выплюнул облако заряженных ионов, и неконтактный боёк дал осечку. Командор Грогг стремительно повалился спиной на рифлёную плиту капитанского мостика космического глейдера. Победные вопли воспрянувших гоморгов заглушили рёв огненных дюз.
— Дайте мне больше энергии! — зарычал Грогг, пытаясь нащупать импульсный сенсор на дешифраторе…»
— Ты гляди, — искренне удивился Макар Зосимович.
Осторожно нащупав ягодицами дырку сортира, он вырвал из книги очередной лист фантастической повести. Свернув «козу», присыпал махоркой и похлопал по карманам спущенных брюк.
— От, блин, растяпа.
Спички Макар забыл на подножке автолавки. Это чудо техники приплывало из Угреева и привозило соль, лежалые пряники и сухари. Денег в деревне всё равно не водилось, и торговая примадонна — толстенная Люська, вся в фальшивых перстнях из самоварного золота, выдавала неликвидный товар, исправно записывая фамилии должников в лохматую тетрадку. Добрая душа. Долг выбывших, умерших или упившихся Люська педантично распределяла по живым.
— Ладно, после покурю. — Макар Зосимович зажал цигарку зубами, чтобы не просыпать, напрягся тазом и продолжил чтение.
«…нялся вокруг излучателя.
— Я сам уничтожу Землю! — сказал Эгмор и схватился за лазерный лучемёт.
— Этому не бывать никогда, потому что я остановлю тебя.
— Ты не остановишь меня, потому что я этого не позволю.
— Я не позволю не позволить мне…»
Второй лист повести Макар Зосимович аккуратно размял в пальцах, тщательно разгладил и отправил по прямому назначению… При добросовестной читке Ширяеву хватало страницы, а при экономном подходе и грамотной кройке книги могло хватить на целый год.
В этот момент в щели появился карий глаз.
— Макар. — Глаз сморгнул и заныл сладким бабьим голосом. — Ты тут?
— Ну, — пробурчал Макар Зосимович, серчая. — Облегчиться толком не дадут. Чего стряслось?
— Коза у Сергеевны пропала. Слышь? Дашка! Паслась с утра на околице, и вот. Народ у колодца собирается.
— Дашка?
Макар Зосимович хмыкнул, продел ремень в брюки, ухватился за подол майки и пулей вылетел из сортира, забыв прикрыть кастрюльной крышкой бублик очка.
Здесь я на минуту прерву плавный ход повествования, потому что личность козы Дашки в нашей истории заслуживает отдельного пояснения. Чтобы лучше дать предмет разговора, прибегну к аллегориям. Скажем, у троянцев, жителей Трои, был конь. У древних греков — Зевс с Венерой… У Гитлера — Борман или, на худой конец, Риббентроп. У Сталина — усы. В Косой — рыжая коза по кличке Дашка. Надеюсь, понятно объясняю?
Коза, местная необходимость, жевала кору, сено, папиросы, чулки на верёвках и за это исправно снабжала жителей свежим молоком. Доилась Дашка обильно, продавать молоко в Косой некому, её хозяйка, одинокая и душевная тётка
Сергеевна, раздавала его за так. Соседи чинили ей кто самовар, кто печку, а кто и крышу на сарае. Сам Макар Зосимович не раз косил сено за ложком и носил Дашке. Работа не в тягость — всё равно в деревне тоска, производимого самогона на всех катастрофически не хватало.
Дашку любили. Однажды Макар Зосимович слёг с простудой и познал мощь горячего козлиного молока с мёдом. Молоко дала Сергеевна, мёд раздобыл Федька Куролесов — напал на дикое пчелиное гнездо и вернулся опухшим от укусов, но с сотами. Правда, после вылакал весь стратегический запас Макарова самогона и целый день лежал овощем в огороде, под старой телегой. С помощью Дашки, Федьки и мёда Макар Зосимович поправился в считанные дни. Вот отчего, заслышав страшную весть о пропаже козы, ирригатор не раздумывая покинул космический пост в сортире и трусцой побежал к колодцу.
Возле колодца собрался народ. Пьяные братцы Витька и Колька Полесовы, дед Игнат, без него не событие. Явился с пустым лукошком Федька Куролесов с бабой. Под руки притащили обмякшего Хормасты Жильбельдиева — час назад герой хвастал в сарае Коломийцева о рекорде. Все явились, плотно обступив Сергеевну — маленькую старушку в ситцевом платочке.
Сергеевна что-то взволнованно объясняла народу, нагоняя слезу. Бойко хорохорился дед Игнат, изображая Шерлока Холмса. Когда Макар Зосимович поспел к колодцу, он уже делал первые выводы.
— Так, обвиняемых нету? А следов?
— Нет там следов, — разрыдалась в подол Сергеевна. — И козы нет.