- Ой, ты себе не представляешь, какой был ужас в Борисполе... - Таня смертельно устала, но присутствие Никиты словно подпитало ее энергией, горячей, порывистой и беспокойной. - Рейсы объявляли и тут же отменяли. Потом выяснилось, что наш самолет уже два часа стоит на взлетной полосе и битком набит пассажирами, которые взялись неизвестно откуда. Бонч-Бандера разозлился дико, залез в кабинет начальника, стал названивать по инстанциям, ругаться. А потом за нами пришла девица и повела какими-то коридорами и закоулками на летное поле, прямо к самолету. Оттуда на трап выкидывали людей с чемоданами. Те орали, цеплялись за двери, их отдирали, а через головы летели чемоданы, прямо на землю. Я думала, что сгорю от стыда. Но потом немного отошла, осмотрелась и увидела на лицах пассажиров радость, облегчение. Сначала я ничего понять не могла, но потом мне все стало ясно: они радовались, что из самолета выкинули не их, а кого-то другого, и теперь они могут спокойно лететь. На нас же они смотрели с... ну, к сказать, с почтением, что ли. Важные персоны, ради которых задержали рейс. Некоторые, кажется, узнали меня, улыбались, как знакомой...
- Ты очень впечатлительная, - сказал Никита, сжигмая ее пальцы в своей ладони,
- Это плохо?
- И хорошо, и плохо. Хорошо, потому что без этого ты была бы уже не ты, а другой человек. А плохо потому уа что с этим трудно жить.
- Я знаю. Но не умею жить легко. Не получается.
- Это я тоже успел заметить. - Никита улыбнулся. По резиновому кругу поехал багаж с киевского рейса. В числе первых показался Танин кожаный чемодан, купленный специально ради этой поездки.
- Он? - спросил Никита.
Таня кивнула. Рявкнув: "Поберегись!", Никита ловко вклинился в плотную толпу, окружившую конвейер, и секунд через двадцать вынырнул с чемоданом.
- Все? Больше ничего нет?
- Ничего.
- Тогда пошли.
Никита вывел ее на площадь перед аэропортом, открыл дверцу оранжевой "Нивы", бросил чемодан на заднее сиденье и поклонился Тане:
- Прошу!
- Огневская? - спросила Таня, показывая на машину.
- Юрина, - подтвердил Никита. - Езжу по доверенности. Из него шофер тот еще, по городу боится ездить.
- Как он?
- Снялся летом в двух плевых эпизодиках, один из них наш. Теперь торчит в своей Москве, в полной мерехлюндии.
- Противный он какой-то...
- Кому как. Народ любит.
Они тронулись с места. Никита вел машину плавно, не спеша, и Таня немного вздремнула в дороге.
- Приехали! - сказал Никита. Они стояли возле Таниной двенадцатиэтажки. Никита выгрузил чемодан и, заперев "Ниву", первым направился к подъезду. Таня еле поспевала за ним.
- Я тут опять, по старой памяти, похозяйничал у тебя, так что ты не удивляйся, - предупредил он, когда они стояли в лифте, как ни странно, работающем. - Ты же помнишь, Иван в тот раз оставил мне ключи, а ты вроде бы не отобрала.
- Забыла, - с улыбкой сказала она.
Они вошли в квартиру, и первым делом Таню поразил запах. В воздухе смешивались запахи жареной утки, свежей сдобы, печеных яблок. Она удивленно посмотрела на Никиту.
- В честь прибытия хозяйки решил блеснуть кулинарным искусством. Салат "Самурай", утка в яблоках, ореховый торт с шоколадом. Ты не возражаешь?
- Нисколько. И все сам?
- Собственноручно. С утра у плиты колдовал.
- Зачем ты так?
- Поверь, было совсем не в тягость. Для тебя же. Таня промолчала и зашла в гостиную. Стол был безупречно сервирован на двоих. У каждого места одна на другой стояли три тарелочки, на верхней лежала полотняная салфетка, слева от прибора - три вилочки, справа - три ножа, а еще - бокал и рюмка. В самом центре красовалась высокая ваза с яблоками, грушами и виноградом.
- Как в лучших домах, - сказала Таня.
- Почему "как". Для меня твой дом и есть лучший.... Ну-с, ручки мыть и за стол. Первая перемена - холодные закуски.
Пока Таня умывалась, на столе в дополнение к обещанному "самураю" появилась свекла с орехами и майонезом, зелень, половинки помидоров, фаршированные яйцом и еще чем-то вкусным, графинчик с чем-то желтым и запотевшая бутылка шампанского. Таня ахнула.
- Ну ты даешь!
- За тебя! - торжественно произнес Никита, поднимая бокал.
- Тогда я-за тебя.
- Молчи и пей. За меня потом выпьешь, если захочешь.
- Обязательно.
Они чокнулись, получилось как-то особенно звонко..
- Оставь местечко для утки и торта, - посоветовал Никита, когда Таня положила себе четвертую порцию "самурая".
- Ничего, управлюсь.
- Тогда предлагаю паузу перед горячим, - сказал Никита. - Я хочу тебе кое-что показать. Таня вытерла руки салфеткой.
- Показывай.
- Иди сюда. Это надо держать бережно, подальше от еды, чтобы не запачкать ненароком.
- Да что же это?
Никита снял с серванта кожаную папку с золотым тиснением "Мосфильм" и, сдув с нее воображаемые пылинки, протянул Тане, пересевшей на кровать. Таня раскрыла папку.
- Впрочем, нет, - сказал Никита, отобрав у нее папку. - Такое надо читать вслух и стоя.
- Можно я посижу? - попросила Таня. Никита подумал и кивнул.
- Тебе все можно... Итак, мы начинаем. - И он заголосил заунывно-торжественно, чуть нараспев, очень противно: - Ленинской коммунистической партии посвящается...
Таня вздрогнула. Никита, и бровью не поведя, продолжил: