- Молчать! - рявкнул придурок пристав.
- Нет, вы не поняли, - объяснил я. - Мне необходимо уточнить некоторые финансовые детали. Ты при деньгах, Дживз?
- Да, сэр.
- Молодчага!
- Вы друг подсудимого? - спросил крючкотвор.
- Я нахожусь в услужении у мистера Вустера, ваша честь, в качестве его камердинера.
- В таком случае заплатите штраф судебному клерку.
- Слушаюсь, ваша честь.
Крючкотвор холодно мне кивнул, как бы давая понять, что теперь меня можно не обувать в кандалы, и, ещё раз поправив съехавшее пенсне, одарил беднягу Сиппи одним из самых раздражённых взглядов, какие только доставались арестантам в полицейском суде на Бошер-стрит.
- Дело подсудимого Льва Троцкого, который, - он вновь неодобрительно покосился на Сиппи, - по моему глубокому убеждению, назвался вымышленным, фиктивным именем, кажется мне куда более серьёзным, чем предыдущее. Он обвиняется в неоправданном и жестоком избиении стража порядка. Свидетельские показания полицейского неопровержимо доказывают, что. подсудимый ударил его в живот, причинив сильную боль и, кроме того, помешав исполнению служебного долга. Я осведомлён, что в ночь ежегодной регаты между университетами Оксфордом и Кембриджем определённые поблажки традиционно гарантируются властями всем отдыхающим, но применение насилия и грубое хулиганство, допущенное подсудимым Троцким, не могут остаться безнаказанными. Таким образом, я приговариваю его вместо штрафа к тридцати дням тюремного заключения.
- Нет, послушайте: будь оно проклято, нельзя же так! - запротестовал бедняга Сиппи.
- Молчать! - рявкнул придурок пристав.
- Слушается следующее дело, - заявил крючкотвор. Так началась эта история.
* * *
Должен сказать, нам просто не повезло. Правда, я смутно помню некоторые детали, но произошло примерно следующее.
Хотя я, как правило, человек воздержанный, одну-единственную ночь в году я позволяю себе расслабиться и вспомнить, так сказать, утраченную молодость. Как вы уже догадались, ночь, о которой я говорю, наступает после регаты или, попросту говоря, лодочных гонок между студентами Оксфорда и Кембриджа. Каждый год в это время вы можете увидеть меня навеселе, а на этот раз, честно признаюсь, я немного перебрал, и когда встретил Сиппи на улице, был уже тёпленьким.
Сиппи, один из самых бесшабашных кутил, выглядел как в воду опущенный, и меня словно ножом по сердцу резануло. У меня сложилось впечатление, что он сильно озабочен, и мне стало жаль его до слёз.
- Берти, - сказал он, шагая рядом со мной по Пикадилли. - Душа, томясь под гнётом скорби, питается любой надеждой. - Должен вам сообщить, что Сиппи считает себя литератором (хотя во всём, что касается предметов первой необходимости, он полностью зависит от тёти, проживающей в загородном доме) и поэтому частенько разговаривает поэтическим языком. - Но моя душа не может питаться, потому что мне нечем её кормить. У меня не осталось надежды. Я погорел, Берти.
- Что стряслось, старина?
- Завтра я должен покинуть Лондон и уехать на три недели к совершенно жутким - я пойду дальше, - абсолютно невыносимым друзьям моей тёти Веры. Она мне это подстроила, и пусть проклятье племянника загубит все бутоны в её саду.
- Кто же эти исчадия ада? - спросил я.
- Семейство Принглов. В последний раз я гостил у них, когда мне было десять лет, но даже тогда они показались мне самыми занудными самодурами во всей Англии.
- Тяжёлый случай. Неудивительно, что ты совсем скис.
- Мир, - заявил Сиппи, - окрашен в серые тона. Как мне стряхнуть с себя грусть-тоску?
Именно в этот момент меня осенило. Мысль, пришедшая мне в голову, была достойна ночи после окончания регаты.
- Старина, - сказал я, - всё, что тебе нужно, это полицейский шлем.
- Ты думаешь?
- Я в этом уверен. Был бы я на твоём месте, я перешёл бы на другую сторону улицы и взял бы вон тот шлем, не тратя лишних слов.
- Но внутри него стоит полицейский. Я отчётливо его вижу.
- Что с того? - удивлённо спросил я. Мне был непонятен ход его мыслей.
Сиппи углубился в размышления.
- Мне кажется, ты абсолютно прав, - сказал он в конце концов. - Странно, что я не додумался до этого раньше. Ты действительно считаешь, что от шлема мне полегчает?
- Двух мнений быть не может.
- Тогда я пошёл, - сказал Сиппи, на удивление быстро приходя в прекрасное расположение духа.
* * *
Теперь вы разобрались в ситуации и понимаете, почему, перестав быть тюремной пташкой, я чувствовал угрызения совести. На двадцать пятом году жизни, в то время как перед ним открывались блестящие перспективы, все двери, и так далее, и тому подобное, Оливер Рэджинальд Сипперли угодил за решётку, а виноват в этом был я и никто кроме меня. Ведь это я смешал его с грязью, и теперь передо мной стоял один вопрос: как искупить свой грех?
Очевидно, первым делом необходимо было повидаться с Сиппи, чтобы узнать его последнее желание, ну и всё такое прочее. Потолкавшись и наведя справки, я в конце концов оказался в полутёмной комнате с белыми стенами и длинной скамьёй, на которой, закрыв голову руками, сидел Сиппи.
- Ну, как ты, старина? - спросил я голосом, которым принято говорить у постели умирающего.
- Я конченый человек, - заявил страдалец, становясь похожим на растёкшуюся яичницу-глазунью.
- Перестань. Всё не так плохо, как кажется с первого взгляда. По крайней мере у тебя хватило ума не назвать своего имени, так что никто не прочтёт о твоём аресте в газетах.
- Плевать я хотел на газеты. Меня волнует, как мне провести с Принглами три недели, начиная с сегодняшнего дня, если я буду сидеть в тюрьме, закованный в цепи и обутый в кандалы?
- Ты сам говорил, что не хочешь к ним ехать.
- Дело не в том, чего я хочу и чего не хочу, оболтус! Я должен к ним ехать! Если я у них не появлюсь, тётя Вера всё узнает. А как только она обнаружит, что вместо штрафа мне дали тридцать дней тюрьмы, со мной будет покончено.
Я, конечно, понимал, о чём он говорит.
- Знаешь, нам всё равно не придумать, как выкрутиться, - сказал я. - Тут нужен мощный ум. Мы должны посоветоваться с Дживзом.
И, разузнав у него кое-какие подробности, я пожал ему руку и пошёл домой.
- Дживз, - сказал я, когда в голове у меня немного прояснилось после особого коктейля, который он предусмотрительно приготовил к моему приходу, - я должен кое-что тебе рассказать, кое-что исключительно важное, кое-что затрагивающее жизненные интересы того, на кого ты всегда смотрел как: к которому ты всегда относился с: с кем ты: одним словом, так как сегодня я туго соображаю, о мистере Сипперли.
- Да, сэр?
- Мистер Сяпперли влипался, Дживз.