- Зачем? - спросила она.
Броудер и Грингер выразили явное удивление:
- Что зачем?
- Зачем вы все это делаете? С какой целью? Эти слова повергли всех в шоковое состояние. Затем в собравшейся толпе начались оживленные разговоры. Вардию встревожила такая реакция. Она решила, что ее, должно быть, просто не поняли.
- Я, наверное, не правильно сформулировала вопрос, - сказала она. - Что в итоге дают эти исследования? Если вы сами не используете их результаты, то для кого они предназначены?
Грингер выглядел так, словно его хватил удар.
- Но ведь поиски ради самого знания - это единственное, что отличает мыслящие существа от обычных растений или низших животных! - чуть резче ответил чиллианин.
Броудер обратился к ней почти покровительственным тоном, будто обращался к ребенку:
- Послушайте, что, по-вашему, является конечным результатом цивилизованной деятельности? Какова цель вашего народа?
- Жить счастливо в полной гармонии с окружающими во все времена, ответила она, словно распевая литургию; этому ее учили с того самого дня, как изготовили на родильной фабрике.
Длинные щупальца Грингера возбужденно задвигались. Правое опустилось и сорвало стебелек желтоватой травы, которой заросло все кругом на многие километры. Грингер поднес травинку к лицу Вардии и помахал как указкой.
- Эта былинка счастлива, - решительно заявил он. - Она получает все, что ей необходимо для выживания. Она не думает и не нуждается в этом. Она остается счастливой даже тогда, когда я срываю ее и ей суждено умереть. Она об этом не знает и не узнает, когда умрет. Таковы же и ее сородичи, растущие на окружающей нас равнине. Они вполне подходят под ваше определение конечной цели цивилизованного общества. Они ничего не знают, и в их совершенном невежестве заключаются их абсолютное совершенство и гармония с окружающим миром. Так что же, нам искать пути для превращения всех мыслящих существ в траву или полевые цветы? Добиваться прекращения эволюции?
У Вардии голова пошла кругом. Такая логика и такие вопросы находились за пределами ее жизненного опыта и ее упорядоченной запрограммированной Вселенной. На это у нее не было ответа - они что, еретики? Загнанная в угол, но все еще не желающая признать правду, она пала духом.
- Я хочу вернуться обратно, - простонала она.
Броудер опечалился. Чувство жалости испытывали все собравшиеся, и не только в связи со вставшей перед Вардией философской дилеммой, но и из-за ее народа, миллиардов живых существ, слепо преданных абсолютно бессмысленной цели. Гибкие щупальца Броудера обвились вокруг ее плеч, и чиллианин отвел девушку на взрыхленную красновато-коричневую почву около лагеря.
- Все остальные вопросы могут подождать, - мягко сказал он. - У вас еще будет время все узнать и приспособиться. Уже темнеет, а вы нуждаетесь в отдыхе.
Тени становились длиннее, и далекое солнце превратилось в оранжевый шар, опускающийся за горизонт. Впервые за все время, прошедшее с момента пробуждения, Вардия почувствовала усталость. Ее начало знобить.
- Если мы не в Центре, где имеется искусственное освещение, ночь - время отдыха, - объяснил Броудер. - Хотя мы можем быть деятельны неопределенно долго, нам нужно вкореняться, чтобы сохранить здоровье и активность. Мы получаем из почвы минеральные элементы и тем самым восстанавливаем свои силы; кроме того, это необходимо для поддержания умственного здоровья.
- А как мне э.., вкореняться? - спросила она.
- Вы выбираете место, на небольшом расстоянии от соседей, и ждете наступления темноты. Да вы сейчас сами увидите, - сказал Броудер.
С этими словами чиллианин указал ей место получше, а сам отошел шагов на пять.
Вардия стояла, глядя в сгущающихся сумерках на маленькую общину. Она заметила, что, хотя глаза ее по-прежнему открыты, видит она хуже и хуже. Затем она почувствовала, как мириады крошечных усиков в ответ на какой-то автоматический сигнал выползли из ее ног и глубоко зарылись в рыхлую почву. Холод и усталость отступили, и девушка ощутила, как внутри у нее поднимается тепло. Ей казалось, что каждая клетка ее нового тела трепещет, и она испытала близкое к оргазму невыразимое наслаждение, погасившее мысль.
В гексе Чилл все, кто не был занят в Центре, вкоренились. Сторонний наблюдатель увидел бы, что страна усеяна более чем миллионом высоких толстых виноградин, неподвижных, словно деревья.
И все же природа бодрствовала. Миллионы ночных насекомых пели хором, и множество мелких млекопитающих бегали в поисках пищи, попутно очищая воздух и удобряя почву. Они обеспечивали замену углекислого газа кислородом, необходимую для сохранения в этом гексе атмосферного баланса. Бесчисленные легионы жизней сосуществовали с чиллианами, создавая идеальное равновесие. Все это происходило под усыпанным тысячами звезд ночным небом, которое не могли видеть спящие люди-растения.
***
Ее глаза были лишены век, поэтому она увидела мир, как только пробудилась. Она испытывала совершенно незнакомые чувства, когда, выйдя из своего бесконечно сладостного сна, обнаружила, что утро уже в полном разгаре. В поле ее зрения находились несколько чиллиан, и она заметила, что они спят в жестко зафиксированной позе. Щупальца опустились и почти соединились с торсом, ноги слились воедино.
Она обратила внимание, что выбор места для ночного сна оказался гораздо важнее, чем ей показалось накануне. Активность чиллианину возвращали солнечные лучи, освещающие растущий на макушке одинокий лист; поэтому чем больше собратьев закрывали от него солнце, тем медленнее протекал этот процесс. Вардия почувствовала, как ее усики втянулись обратно, и, словно очнувшись от паралича, ощутила, что может свободно двигаться. К ней подошел Броудер.
- Ну как? Теперь вам лучше? - бодро спросил он.
- Да, спасибо. - Вардия и в самом деле чувствовала себя лучше, ее сомнения и страхи улетучились. Впервые она заметила, что шею Броудера обвивает золотая цепочка, точно такая же, какая была у тех чиллиан, за которыми она вчера шла. На цепочке висели часы с цифровым циферблатом.
Броудер посмотрел на них и кивнул.
- Сегодня мы проснулись довольно рано, - важно произнес он и тут же сконфуженно улыбнулся, - простите, я всегда так говорю, хотя мы каждое утро пробуждаемся в одно и то же время.
- Тогда зачем вам часы?
- Я часто участвую в конференциях, проводимых в Центре. Недавно, кстати, чуть не опоздал из-за этой железки - в последнее время стрелки здорово отстают.
- А над чем вы сейчас работаете?
- Над весьма необычным проектом, необычным даже для этих краев. Мы пытаемся решить загадку, возможно, неразрешимую, относящуюся только к этому миру. Сейчас этим в Центре занимаются очень многие. Однако беда в том, что большинство считает ее действительно неразрешимой.
- Тогда почему вы возитесь с ней? - спросила Вардия.
Чиллианин мрачно посмотрел на нее.
- А вот почему. Несмотря на то что для работы над этой проблемой мы оснащены лучше, чем кто бы то ни было, ею занимаются и другие. Если имеется хоть малейший шанс разрешить ее, в наших руках окажется абсолютное знание. Если это знание попадет в чужие руки, оно может превратиться в угрозу нашему существованию.
Вот это Вардия понимала и потому стала добиваться у своего нового друга дополнительной информации. Но чиллианин оборвал расспросы, пообещав со временем все ей рассказать. У нее возникло четкое ощущение, что труд этот слишком важен, чтобы они сочли возможным довериться ей, хотя она и стала отныне одной из них.
- Сейчас я отправляюсь в Центр, - сказал Броудер. - Вы могли бы пойти со мной. И не только потому, что это даст вам возможность немного увидеть нашу страну, - Центр наверняка захочет испытать вас и поручить вам какую-нибудь работу.
Вардия с готовностью согласилась, и они двинулись по дороге в ту же самую сторону, куда она шла накануне. Броудер развлекал ее рассказами о стране.
- В поперечнике, - говорил он, - Чилл, как и все прочие гексы Мира Колодца, за исключением экваториальных, составляет шестьсот четырнадцать целых и восемьдесят шесть сотых километра. У нас, естественно, шесть соседей. Двое из них - океанические расы. Семь наших крупных рек образуются из сотен ручьев и речек - вроде той, что течет у нашего лагеря. Реки впадают в огромный океан - один из трех в южном полушарии. Он покрывает почти тридцать гексов и именуется Сверхмрачным. Одна из морских рас - млекопитающие, полугуманоиды-полурыбы. Они дышат воздухом, но большую часть жизни проводят под водой. Их называют умиау, нескольких вы сможете встретить в Центре. Мы всегда совместно занимаемся многими исследованиями, и в первую очередь, конечно, океанографическими. Другие океанические расы составляют отвратительную группу, называемую пиа; у них адский характер, великолепные мозги и глаза, как у гуманоидов, но, кроме того, десять щупалец с покрытыми слизью клейкими присосками и широко разинутый рот с двенадцатью рядами зубов. Общение с пиа невозможно из-за их мерзкой привычки пожирать все, что движется.
Представив себе этот ужас, Вардия содрогнулась - Почему же тогда они не поедают умиау? - спросила она.
Броудер хихикнул.
- Они бы с удовольствием, но во всех гексах Мира Колодца, где бок о бок существуют антагонистические расы, действует система природных ограничений. Страна умиау лежит около устьев трех рек, и недостаточная соленость воды отпугивает пиа. Кроме того, умиау оснащены некоторыми естественными средствами защиты, да и плавают значительно быстрее. Сейчас у них с пиа своего рода перемирие Впрочем, умиау, хоть они и не кровожадны, спокойно могут поедать пиа. Просто они это не афишируют.
На этом разговор прервался и возобновился лишь у развилки.
- Нам налево, - сказал Броудер. - И не вздумайте ходить по правой дороге: она ведет к лагерям больных и изолированных.
- А что это за болезни? - с беспокойством спросила Вардия.
- Те же, что и повсюду, - отвечал Броудер. - Но каждый раз мы создаем иммунную сыворотку, способную бороться с новыми мутациями вирусов. Не тревожьтесь. Средняя продолжительность жизни чиллианина - двести пятьдесят лет, и вы не раз успеете вырастить двойника. Стабильная численность населения в полтора миллиона особей - это немало, но и не много. Число рождений и смертей у нас примерно одинаково - об этом заботится планетный мозг. Кроме того, мы не стареем в том смысле, в каком это понимает большинство других живых существ, поскольку в состоянии регенерировать большую часть наших органов, которые начинают плохо функционировать или повреждены.