Банальные причины этого разговора постепенно накапливались и, в конце концов, ближе к вечеру, он стал уже обязательным и чрезвычайно-важным. Император Николай, цесаревич Александр, великая княгиня Татьяна, даже жена Настя — все настораживались, пугались и требовали честности. При чем если объект был один — святой Андрей Георгиевич Макурин — то причины разные:
— Если исходить из субординации, то первым надо коснуться императора. Николай Iпосле событий сегодняшнего дня заметно успокоился, его неожиданный соперник явно не жаждал августейших полномочий и монарх, кажется, понимал — зачем ему тяготы кратковременной земной власти, когда впереди долгая и такая приятная на небе. И все-таки святой как-то таился и замыкался в себе;
— С его женой Александрой Федоровной все было проще. Она тревожилась и в то же время безусловно доверяла мужу, как императору, а поскольку был встревожен, то и жена понятно тоже;
— Дочь Николая I Татьяна чувствовала себя, как совсем молодая женщина, даже еще девушка. С одной стороны, она радовалась, что тревожное время уже кончилось, и можно было предаваться легкой и беззаботной жизни великой княгини. С другой стороны, ее откровенно беспокоил и даже злил отказ святого, как мужчины. Неужели она, как девушка, как молодая женщина ничего не значит, и ее чарующая сила равна нулю?;
— Цесаревич Александр, как человек наиболее далекий от событий, в общем-то оказался самым слабо тревожащимся. И только его положение наследника заставляло его активизироваться и хотя бы беспокойно ходить вокруг святого;
— И, наконец, женушка Настя. Ей, по сути, почти не беспокоила власть как таковая, хот положение мужа при дворе тревожило. Но еще больше ее волновало здоровье Андрея и расстановка сил в семье. Ибо положение в высшем свете и на службе тоже, конечно, важно, но без физических сил он никак. Настя очень была встревожена «сном» мужа, которая, с ее точки зрения, больше напоминала долгий и тяжелый обморок. Что может быть дальше — тяжелая болезнь или даже… смерть? Ой!
Сам Андрей Георгиевич в самом начале этого разговора ничуть не тревожился. Он (его душа) были на Небе, его немного поругали, но в целом порадовали. И не другой человек, пусть и более высокий в карьерной лестнице, а сам Бог — Всемогущий и Всесильный. Куда уж более?
Но постепенно проникся тревогами окружающих, если так можно выразиться, и решил поговорить в открытую. Как бы посоветовался с императором, потому как в любом случае его было нельзя пугать неожиданными действиями. Николай не только одобрил, но и предложил помочь в скором сборе членов своей августейшей семьи. Ему же тоже было весьма интересно.
А жену Настю он пригласил сам. И когда она стала надоедать, успокоил «по-семейному» — крепким поцелуем.
Чтобы никого не беспокоить чрезвычайным сбором, Николай предложил попить чаю. Так было не раз — в перерыве между обедом и вечерним чаем, Николай или, реже, кто-то из членов семьи, проголодавшись, предлагали попить чаю для желающих. Практика, естественно, была удивительной и даже постыдной — в своем доме, среди родимых поданных, собираться тайком. Для всех, но не для попаданца. Он еще знал по книгам и фильмам, когда те же поданные арестуют императора и его семью и перестреляют. Они пока еще, к счастью, даже не родились, но ведь это будет!
Так что и для слуг, и для придворных это был небольшой перекус императорской семьи и для некоторых личных друзей императора и его семьи. На этот раз из последних была только одна чета Макуриных.
Они позволили слугам накрыть стол, положив посуду, кипящий самовар, различные закуски и закрыли дверь. Так тоже бывало, и слуги не удивлялись и не обижались. Император и члены его семьи тоже люди и они тоже имели право на некоторые мелкие личные тайны.
Налили всем чаю и Андрей Георгиевич в перекрестье окружающих — жены и, прежде всего, взрослых Романовых, ибо дети хотя и знали, что сейчас будет тайный разговор, но видели все, как интересную игру.
— Господа и дамы! — негромко объявил он собравшимся, — все вы так или иначе встревожены последними событиями и требуете их объяснить. Что же я готов, хотя поначалу и хотел все замять потихонечку и жить, как раньше. Но Господу этого не понравилось и вот я здесь перед вами.
Он посмотрел на окружающих. Все, даже многоопытный Николай I, смотрели на него доверчиво и без циничного сарказма, мол, что он нам сейчас соврет, окаянный и самоуверенный?
Андрей Георгиевич неприкрыто вздохнул, показывая, как тяжело ему поделится этой тайной, принадлежащей не только ему. Попросил:
— Расскажу вам все до последнего момента, но Бога ради, постарайтесь держать это в себе для собственного же покоя.
Зрители послушно покивали головами, даже Николай I, который в этом земном мире был никому и ничему не должен. Макурин не был таким наивным простачком и понимал, что, скорее всего, они проболтаются уже сегодня, особенно женщины. Он даже знал кто будет первым кандидатом — дражайшая Анастасия Макурина, в девичестве ТатиАндрей Георгиевичщева. Знал, но должен был сказать, иначе тот же Всевышний не поймет его.
Помолчал немного, давая понять и сказать это в слух. А потом продолжил:
— Все вы уже знаете о появлении мой души на Небе и на своего рода аудиенцию у Господа. А сегодня моя душа попала на Небо еще раз.
Новость была шокирующей и оглушающей, как металлическим листом по голове. Все не только перестали говорить друг с другом, комментируя слова оратора, но и перестали пить чай. Стояла звенящая тишина. Не каждый день услышишь и увидишь человека, который вот так просто окажется у Бога! Макурин не раз слышал этот термин, но почувствовал его первый раз. Волнительно, однако.
Он пояснил:
— После событий в церкви, ну об этом я уже не буду повторяться, все и так там были были, и некоторого обеда с его императорским величеством, по сути, небольшогоперекуса. Я вдруг почувствовал настоятельное желание немного поспать в нашей семейной спальни. При чем тяга это была столь сильной, что последние шаги я буквально уже бежал. И только голова моя коснулась подушкой, как я почувствовал во Дворце Бога. Это был тот самый сон, который был явью.
Попаданец не стал пересказывать свои там ощущения. Ведь это были чувства человека XXI века, совсем не такие, чем восприятия жителей XIX века. И сразу перешел к разговору с Всевышним, а точнее, к той части, когда он касался императора:
— Ваше императорское величество, мой божественный собеседник посчитал вашу деятельность на императорском престоле довольно хорошей. В связи с чем и мой отказ от места императора правильным. Теперь, когда недовольные вами будут пенять мне на это, я буду прямо говорить, что на это была Божья Воля.
— Хм! — хмыкнул довольный Николай I, и прямо как командир роты на плацу поинтересовался: — а были ли какие пожелания у Всевышнего?
Вот ведь да! Бог должен снизойти до земных забот? Как Николай воспитывался обычным гвардейским генералом, так и остался им уже во взрослом состоянии. Как это ему бы сказать помягче? Ага, вот так:
— Ваше императорское величество! Всемогущий наш Господь на мою примерно такую же просьбу жестко ответил, что он создал человека по своему подобию и дал ему свою Волю. И потому не желает ограничивать даже в форме советов и просьб.
— Ага, — даже огорчился император. Человек, видимо слаб, независимо от его положения и характера. Все ему хочется быть всего лишь исполнителем и никогда не нести груз ответственности.
— Ну все равно, — успокоился Николай, — меня упомянул Господь, честь-то какая великая получена!
— А скажите, святой человек, — осторожно спросила императрица Александра Федоровна, — а про других он не сказал?
— Конкретно нет, — отрицательно ответил Макурин, — а сам я спрашивать не решился, вы уж извините. Но Всевышний мне сказал, что у людей в моем окружении все будет хорошо, и они станут жить долго и счастливо. Да, кстати, — как бы «вспомнил» Макурин, — Бог также сказал, что я буду жить в семье недурственно и мне не надо покидать мою жену, поскольку это не по-христиански.
Говоря это, он так откровенно смотрел навеликую княгиню, что Татьяне только потупила глазки. Сказал это Бог или нет, но раз святой прилюдно сказал нет, то нет. Ведь и папа и мама выступили против. Мало ли мужчин около нее?
А Андрей Георгиевич пусть и немного даже не соврал, а слукавил, но только чуть-чуть. Точнее, он лишь по-другому объяснил его слова. Это ведь не так наказуемо, не правда ли? Вот тысячи умных людей по-разному объясняют слова и действия ЕГО, Библия называется, и ничего. Ведь он только для добра.
И хотя он понимал, не глупенький ведь еще, что все происки печистого, ведь уже осознанно наврал, но теперь что делать.
Но вслух никто ему не возразил. Да и как это быть может. Спорить с человеком, чья душа дважды была уже на Небе и говорила с самим Господом.
Николай I, словно в такт это мысли, дружески спросил:
— Не знаешь, в этой жизни на Небе ты еще окажешься?
— Не знаю, государь, — вздохнул Макурин, — и Господь Бог не знает.
— То есть, как это? — удивился император, — разве не его это рук божественных?
Он перекрестился на всякий случай, чтобы уж совсем не стали богохульными его мысли.
— Господь наш Всемогущ и Всевластен, — строго возразил ему Макурин, тоже крестясь, — дело все в расстоянии и в объеме информации. Впрочем, то дело Божье и не нам о них судить.
Такая мысль отрезвила всех сидящих, особенно Николая I, который сам был сторонником жесткой иерархичности, считая, что крестьянин должен делать одно, а его господин другое.
— Есть еще у вас вопросы? — спросил он с подтекстом, что хватит уже разговаривать и надоедать такому уважаемому человеку, как святой.
Окружающие поняли его правильно, да и никто не осмелился впрямую спросить святого человека. Даже жена. У нее, конечно, был вопрос и лаже не один, но она решила спросить его позже, в приватной обстановке, например, в постели. Настя уже поняла, что там он гораздо мягче. Да и будь он хоть со раз святой, все равно остается мужчиной, а, значит, подпадает под женские чары, в первую очередь своей жены. Это ведь оказывается под православными канонаами? Сейчас они окажутся в их покоях, затем в постели. Там, конечно, у них будет интим, он мужчина молодой, здоровый, а она красивая и мягкая. И потом будет разговор. Он же не откажется родной жене?
Однако, когда они уже выходили из столовой, ее замыслы были грубо прерваны самим императором. Николай I, хотя мягко и извиняюще, но строго попросил ее мужа:
— Андрей Георгиевич, если ты еще не очень занят, то зайди со мной в мой кабинет, разговор есть, пусть не срочный, но очень важный. И не очень долгий.
Ха, и как откажешься на такую просьбу? Андрей Георгиевич еще в бытность в XXIвеке усвоил, что, когда начальник просит, то он приказывает вдвойне. А когда российский император, этот самодержавный монарх сознательно говорит мягко? Не пригрозит шпицрутенами, а очень вежливо пригласит к себе? Конечно, прибежишь к государю с извинениями.
Так что уж извини матушка Настющка, хоть ты и призывно сверкаешь глазками, обещая обширный спектр плотских удовольствий, но любимая работа во главе с грозным начальником во главе в первую очередь.
Андрей Георгиевич тепло попрощался с надутой после такого итога вечера женой, обещал, что скоро вернется, смачно поцеловал ее в румяную щечку. И поспешил в кабинет к императору. Желанная Настя, разумеется, его поймет и обязательно простит. Или она не жительница XIX века?
Николай I, пока ждал своего такого важного поданного, тоже не бил условные баклуши. Перебирал разные официальные бумаги да и вчитался в одну.
— Посмотрел тут по Положению про студентов, — пояснил император. Макурин было начал опасаться, что его втянут ненужное обсуждения совсем неизвестного для него вопроса о студентов, которые он не знал ни в XIX, ни в XXI веке. Однако Николай уже убрал документ в сторону, уведя вопрос совсем в другом направлении, хотя в той же плоскости, пояснив: — нам надо обязательно и по возможности срочно создать такое же Положение по святым — цели, обязанности, круг деятельности, обязательные награды, ведь должность будет весьма почетна. А вдруг появятся еще святые, а государство не готово работать с ним.
Попаданец вначале откровенно обалдел от такого подхода. Слишком уж разные были подходы. Бог, святые, церковь, молитвы. Ведь совсем духовная сфера. С другой стороны, государство, казенные нужды и возможности. Но потом подумал, а почему бы и нет? Светскими же орденами награждают священников, как простых чиновников и ничего. И ведь святые, как прослойка населения, может вполне появится. Где один святой, там может и й, а государство действительно пока совсем не готово. Сам император еще вчера смотрел на него, как на хм…
Покорно согласился:
— Да, ваше императорское величество, такой документ вполне нужен, особенно для чиновников и православной церкви.
— Вот-с! — Николай удовлетворился пока покорностью святого, убрал с бумаги на край стола, — а ты, между прочем, окажешься на острие конфликта, лукаво посмотрел на него, улыбнулся, пояснил: однако, сегодня немного о другом. А именно о твоем не только церковном, но и светском статусе. О нем неоднократно говорили, но как-то без огонька и я, и ты. Больше уточняли о моем положении императора, о чем я тебя искренне благодарю. Но все, обо мне, кажется, уложили. Теперь о тебе. Что ты от государства, и от меня хочешь?
Макурин к такой грубой форме пожелания был еще не готов. Быстро глянул — как смотрит сам император? Кажется, без недовольства, наоборот, государь добр и приветлив, смотрит на Андрея Георгиевич вполне ласково.
Однако нет, он так не может. Нет, он-то хотел бы много, честно говоря, но как посмотрит на это сам Николай? И потом, как соотносится это с положением благочестивого святого? Не слишком ли он собирается брать земного?
Перекрестился мелко, благодаря Господа, сказал своему земному господину:
— Слава Богу, ваше императорское величество, у меня все есть, сыт, обут, одет. Чин и должность вполне высокие.
Император его понял, медленно произнес, взвешивая:
— Я посчитал, что ты сам можешь решить, какое место занять и в российском государстве и обществе. Но если тебе самому трудно, то я помогу.
Николай оценивающе посмотрел на него и Андрей Георгиевич вдруг понял, что тот не играет с ним, он действительно не знает, как ему отблагодарить за полученную недавно услугу. И уже более свободно добавил:
— Ваше императорское величество, святость моя не позволяет мне самому требовать земную благодать. Сами решите, а я приму любую награду со смирением.
Так сказал и опять бросил быстрый взгляд на сюзерена. Тот не сказать, что был доволен, но и не раздосадован точно. Скорее, таким образом, он оказался доволен этим порядком и не доволен работой.
— Ну что же, Андрей Георгиевич, начнем с орденов. Святого и равноапостольного князя Владимира I степени пока достаточно?
Орден Святого князя Владимира I степени был одним из высших наград Российской империи. Хотя и не самой высшей, но по положению святого юридически император награждать уже не мог. То есть как не мог. Император в России единственный мог все, и ему бы юридически ничего не было бы. Его отец Павел I не раз нарушал статуты орденов, даже радостно скалился при этом, и ничего. Правда, позднее императора все же убили, но отнюдь не за это.
Однако, его сын Николай I был другого замеса. Самодержавный монарх, как это не смешно будет сказано, был очень законопослушным гражданином. Правда, при этом законодательную базу он создавал сам, по своему порядку, не всегда умному или, хотя бы, доброму, поэтому выглядело все, мягко говоря, не очень логично. Впрочем, не нам критиковать великого монарха XIX века. Лучше послушаем.
Император, между прочим, размышлял примерно в таком же направлении. Помолчав и посмотрев на лицо собеседника, — нет ли у него недовольства — он добавил:
— Пожалуй, я сделаю вот что — опубликую именной рескрипт о приравнении тебя к семье Романовых. Как в свое время мой отец Павел I сделал с Суворовым. Благо, вы где-то и равны будете. Просто он свои победы проводил на Земле, а ты на Небе, а?
«Ха, хороший пример, — подумал про себя Макурин, — Александр Васильевич Суворов вначале был Павлом I возвышен высоко, а потом также быстро сброшен с этих высот, так что он и умер. Меня также ждет такая учесть?»
Николай I меж тем продолжал:
— Будучи приравнен к императорской семье, ты будешь вправе получать те же привилегии и права. В том числе все ордена Российской империи. Я еще раз тебе говорю, ты можешь получать все наши ордена, а через меня большинство иностранных. Хотя здесь уже будет трудно. А с Российскими давай так, одна награда в месяц автоматически? И не только ордена, можно драгоценные и полудрагоценные камни, золотые безделушки. Можно и поместья…
Николаю последняя мысль, видимо, пришла ему только что, он оживился сам и довольно гордо посмотрел на Макурина. В самом деле, орденов высокого класса, достойных святого, в России немного, наградная система была определена на средних поданных, а уже потом, через первые степени на высокопоставленных россиян. А самых-самых, которыми было не стыдно награждать иностранных монархов и себя смиренных, был один, максимум два ордена. И что же, святой враз будет награжден и все?
Андрей Георгиевич в этом отношении был смирен. Вообще-то он с некоторого времени совсем не рвался к орденам. Раньше да, каждый орден обозначал очередной класс (чин), а это в свою очередь служебную независимость, финансовую базу, а позднее — и женитьбу на Насте. А сейчас-то зачем, с императором меряться или, вон, с цесаревичем? Но сказать так, значит, нарваться на непонимание Николая I. А потом, наверное, и на злость. И Настя окажется, ой как не довольна. Оно тебе надо?
Поэтому в ответ на прямой вопрос императора: «Ты будешь этим доволен?» твердо ответил: «Да, ваше императорское величество!»
По крайней мере, Николай I сразу был удовлетворен, поскольку следующий вопрос он задавал только своим близким друзьям:
— И пожалуйста, в домашней обстановке, при своих, можешь не кивать мне «ваше императорское величество», а просто государь, или чуть длиннее «ваше величество». Согласен?
М-гм, согласен ли он? Раньше Макурин мог только мечтать. Он, как и большинство чиновников, неоднократно слышал, что личные друзья в неофициальной обстановке имели некоторую вольность при обращении. Но сам, конечно, мог только мечтать об этом. И вот теперь император позволяет ему так обращаться, как уже точно личному другу, да еще в вопросительной форме, дескать, можешь соглашаться, а можешь и не соглашаться, как тебе угодно, мой друг?
Ну, здесь он уже сдерживаться не будет:
— Почту за честь, государь за такое милостивое разрешение!
— Ага, — удовлетворенно кивнул Николай, — я со своей стороны тоже буду рад такой дружбе. Вместе мы сделаем гораздо больше, чем я один.
Они посмотрели друг на друга, довольно помолчали. Затем Николай продолжил награждать святого уже официально:
— Как россиянин, приравненный к императорской семье, ты не можешь не быть классом не ниже действительного тайного советника!
Император сказал твердо, даже почти зло, словно понизил его, а попаданец подумал, что вот ведь, взобрался на верхушку петровской лестницы, о которой вроде бы мечтал как о твердом карьерном росте, но ведь мечтал. Как бы о русской сказке, сюжет который то ли есть в реальности, то ли нет.
А вот стал он действительным тайным советником, а как-то не радостно. Всяк чувствуется обязанности и служебные тяготы. А ведь действительно, это чиновничья шушера внизу болтается, выдавая свои мелочи за важность. А вот чиновники высших классов действительно работают и серьезно влияют на всю Россию. Не все, конечно, но личные друзья императора, такие, как, например, А.Ф Орлов, А.Х. Бенкендорф и некоторые другие оставили заметный след в истории страны. Но и работали они, как волы, упорно, много и тяжело.
Макурин никак не отозвался словами, посчитал, что это будет излишне, но голову согнул в элегантном знаменитом кивке «по-Макурински». Показал, что ценит императорскую благодать и понимает, что это будет ему стоить.
— И вот к сему, — Николай словно продолжал их молчаливый разговор, — я решил ликвидироватьСвятейший Синод. Раньше это учреждение было вполне приемлемо в моем государстве, как могло, помогая мне. Но с твоим появлением Синод явно устарел и уже особо и не нужен. В свое время, как и остальные петровские коллегии, он был хорош, он был эффективен. Но время ходит, пора и ему в прошлое.
Это не нуждается в обсуждении, — предупредил монарх, — я уже решил и от этого не отступлю. Но вот что бы я хотел от тебя узнать — что вместо Синода создать — патриархат во главе с патриархом или министерство религий во главе со светским министром.
— Министерство, — не раздумывая, сказал Макурин, — Господь мой Вседержитель в беседе со мной, смиренным, четко очерчивал мысль — Бог на Небе один — единственный и другого такого нет. Люди по своей простоте и наивности наполнили Небо Божествами. Одних только Иисусов Христов несколько — и православным, и католическим, и протестантским. А присмотреться — какая разница? Да еще Аллах, Будда и прочих, нередко придуманные людьми. Бог же он один!
— Однако же, — удивился Николай, — да ты целый церковный инсургент — настоящий бунтовщик. Не побоишься пойти миллионов верующих?
— Нет, государь, ведь я буду нести слово. Подлинное слово, а не списанное с книг. И когда мы прорвемся в народное сознание, что любой бог единый, только форма у него разная, тогда и россияне станут едины и сплоченны.