В Санкт-Петербург из Сибири Макурин приехал в санях в составе целого обоза. Все-таки настоящая зима уже, пусть и в календаре только ноябрь. Ничего, в бытность свою в прошлой жизни, еще до потепления XXI века, тоже помнил, как в ноябре снег толстым слоем ложился, солидно так до весны. Это потом так погоду развезло, даже в новый год дождь шел, и снега совсем не было.
В столице он привезенный народ быстренько разметал, в основном по своим учреждениям общепита. Не фиг расхолаживаться, отпуск еще не скоро, в XXI веке только. Так что кто куда, кто в трактир, кто в ресторан согласно служебному списку. Нищенку эту, кстати, Аленкой ее кличут, он привез в дом, нечто вроде любимица зверушки у жены будет — то есть между любимицей служанкой и приживалкой. Последние, правда, были в основном старушки, но ведь своя рука владыка.
Настя, увидев красивую девчонку — приживалку, ничего не сказала, но такискоса глянула, как рентгеном просветила, Андрей Георгиевич в какой-то момент себя почувствовал совершенно голым, хоть срамоту свою руками прикрывай.
Но ничего, жену свою поцеловал, в щечку, тихонечко погладил в лебяжьюшейку, потом по большому уже животу, Настя и притихла. По правде говоря, она в это время все больше думала про своего сыночка, даже муж был не особо нужен. А Макурин и не собирался ей надоедать. Посмотрел своим особым взглядом, все ли в порядке, посидел с женой, выслушал ее жалобы, перемежаемые мечтаниями после рождения сыночка, и отбыл в Зимний дворец, куда жена ее пока не ездила, находясь как бы в кратковременном отпуску.
Император Николай находился по рабочему своему распорядку сегодня на плацу, гонял какой-то гвардейский полк. Но приезду святого обрадовался. Да так, что даже изволил отразить это на лице своем. Отдал командование штатным командирам, поволок в свой рабочий кабинет и потребовал:
— Рассказывай!
Пожал мысленно плечами, кратко, буквально с десяток слов, прошелся по своему путешествию. А что, Николай I и сам все знал, а что не знал, так Макурин и не собирался излагать. Сказал, что цели достигнуты и религиозная напряженность явно снижена. В конце чуть было не пропустил свой «подарок».
— Вот-с! — представил он чиновника, — разрешите вам представить — Митрофан Спиридонович Гаврила, коллежский регистратор!
Император был явно не рад новому человеку в своем окружении, хотя и Макурину это никак не выделил. Просто пресно взглянул на него, сказал нечто вроде:
— Ну-ну, посмотрим.
На это Андрей Георгиевич, никак ни в чем не бывало, приказал чиновнику присесть, предложил императору проэкзаменировать его письмом.
Что же, монарх не то чтобы был против, хотя и согласие свое почти выдавил. Но после пяти минут правописания буквально воспарял. Текст был чистый, без чернильных помарок, почерк каллиграфический. Правда, сделал их ученик две грубейшие ошибки, но это пусть, научится.
— Где ты его нашел, чудо этакое? — уже удивился, радуясь, Николай. Вопрос бы из разряда риторических, отвечать было не обязательно. Вместо этого Макурин предложил, пока Гаврила не научится, прикрепить к нему одного из дворян-письмоводителей, который был грамотен, но безобразно писал. Так хоть какой-то толк будет и с того и с этого.
Император согласился, хотя и с некоторым скрипом. Как понимал попаданец, единственно из личных побуждений. Не мог он потерпеть, что за него, самодержавного императора, кто-то будет решать. Ничего, как-нибудь перетерпится, почерк-то у Митрофана без дураков хороший. А ему теперь работать письмоводителем, по сути, писарем, никак было нельзя. И не по чину и некогда.
Пообедал исключительно из необходимости увидеть императрицу Александру Федоровну и старшего сына цесаревича Александра. Остальные были еще неразумные дети, а великая княгиня Татьяна предпочла, так на всякий случай, и не видеться. Макурин даже не стал вспоминать. Она сейчас в таком возрасте, что влюбляется буквально во все и во что, и считает, что это тоже должно влюбляться. А ведь еще великая княгиня! Андрей Георгиевич, посоветовавшись с ее августейшими родителями, решил просто держаться некоторое время поодаль. С нею он решительно поговорил, категорически отказал, ее дражайшие папА и мамА (ударения на последние гласные) согласились с ним. Теперь надо только подождать очередного объекта пылкой девичьей любви и желательно на как можно большем расстоянии. Ух!
Напоследок поговорил еще тет-а-тет с императором по его просьбе, читай приказу. Николай объявил, что сейчас он на него не сердится, что привезенный им чиновник ему вполне нравится, и что, наконец, ему надо приехать на очередной Государственный Совет — ведь он, кажется его член?
Охти мне, вот как мне смеяться. Раньше он все говорил известное двустишие эпохи перестройки: «Вот мой член, но я не член КПСС». А теперь стал таким же членистоногим. Вот же ж зар… нехороший такой!
Подождав его одобрительный кивок, с весьма, правда, кислым выражением лица, император добавил, что там его будет ждать очередной подарок-награда, о чем они уже доваривались. Что с нему он, как пресвятой деятель, может приехать всегда, а как министр обязательно должен приезжать каждую среду в 11 часов с коротким докладом.
С тем и уехал. Спать одному во дворце, когда беременная жена ждет его дома, в своем замке, было очень неконструктивно. Как будто он на нее злится. Впрочем, сразу туда не поехал, пропутеществовал по сильной дуге в столице, глядя после долгого отсутствия на трактиры и рестораны. Получалось, почти как чужой. Или, точнее, почти чужой. Нет, без пошлых инсинуаций, просто увидел то, что раньше не обращал внимания или как бы считал второстепенным, а случилось наоборот.
Или, главное уже построил, сейчас уже за мелочь приходится браться. Тоже ведь необходимо приводить в порядок. Так, например, стал яйценосцем. Это не то, что вы подумали, мужики, попаданец просто вычленил логистику и продажу куриных яиц в отдельную линию. Казалось бы, обычная рыночная цена в одну копейку за десяток это много? А за сто тысяч яиц с одной моей куриной птицефермы? А еще столько с его крестьян и с соседних поместий?
Получилось так недурно, что Андрей Георгиевич с разрешения императора Николая отправил целый корабль с пятьюстами тысяч яиц и ста тысячпудов т. н. крестьянского (сливочного) масла в Англию. Вышло тоже не похо и с его стороны и со стороны англичан, которым очень понравилось качественная и не очень дорогая продукция в весьма значительном количестве.
А уж в России, в первую очередь в Санкт-Петербурге, так сказать фирма стала заметным явлением пока еще яиц и масла, но ведь не в последний день живем?
У него, конечно, было еще мясо, мед, соль и кое-что по мелочи. Но Макурин понимал, что в большом масштабе он пока эту продукцию не вытащит. Объем товара, логистика, проблема хранения и продажа, вопросов много, а он фактически один. И ведь еще министр и действительный тайный советник! С одной стороны хорошо, административный ресурс такой большой (он ведь еще святой!), что не каждый конкурент решится бороться с ним. А с другой, откуда ему брать время? Министерство, заботы святого, а ему буквально через день приходится приходить в церковь. И не только в православную и не только в столицу. Страшно сказать, но он уже митрополит православной церкви, епископ старообрядческой и кардинал католической. И приходится еженедельно бывать на докладах императора, каждодневно выслушивать мольбы и просьбы милый жены Насти. Господи, найди мне каких-либо сил!
Бог, кстати, снизошел к нему, Макурин прямо-таки физически и морально почувствовал поддержку свыше, словно кто его поддерживал в спину или, условно говоря, дал ему пропеллер в задницу. Успевал во многих местах сразу.
Да и то, это же XIX век, требуют всегда много, а тут же дают отмашку, мол, не работай изрядно, Господь не велит. На счет последнего вообще смешно, они-то откуда знают, болтливые?
Министр может работать по два-три часа в сутки, лишь бы министерство у него крутилось-вертелось, как хорошо смазанный механизм. Это, конечно, не относится к трудоголикам и к карьеристам (а это львиная часть министров). А вот министры со связями и по родственным отношениям приходят на службу четко по часам (брегетам), чтобы показаться и строго-благосклонно дать нагоняй/благодарность подчиненным. И все, служивые.
Макурин уже чиновничью карьеру делать не собирался. Поэтому и приходил только посмотреть на работу подчиненных и дать, где надо, подпись его превосходительства министра.
В свою очередь его императорское величество Николай и благословенная жена Настя тоже особенно не грузили, понимая, что святой и так загружен по ватерлинию не зачем ему мучить.
Через месяц такой работы Макурин даже облегченно вздыхал и размышлял на перспективу, прежде всего, коммерческую. Подумалось вдруг, что надо подтянуть некоторые направления производства и торговли. И не то, чтобы денег больше, это понятно, а, главным образом, простым людям облегчить жизнь.
Например, соль. Сама она, в принципе, для него бесперспективна, для современников и так вполне достаточно. Торговцев много, государство постоянно прессует, ведь эта сфера исторически была хорошей статье дохода. Посему работы и нервов много, денег мало. Он даже столицу бы отдал, добычи здесь скопейки. Но нет, император уже не позволит, исчезновение дешевой и качественной соли гарантированноприведет к бунтам или, хотя к волнениям. Да и сам привык к ней. Отдавать же соляной источник отдавать не хочется, от своих крестьян он дает немного даже не напрямую денег, но припасов. Как, к примеру, останешься без соленых огурцов, когда от них все без ума — от императора Николая и простых крестьян?
Изворотливый ум торговца на два века уже подсказывал — надо расширять производство продуктов на соляной основе. Например, соляные грибы. И сами они традиционно крестьянами собираются и публикой активно поедаются, особливо с водочкой. Но грибы — сфера исторически занятая. Дешевая соль позволит ему легко стать грибным монополистом в столице. Но что это ему даст — дешевую известность на пару медных копеечек?
Нет, он, разумеется, не отказывается и от соленых огурчиков и от оных же грибочков, но все это не то, нет там изюма, который бы позволил развить производство сразу и на большие доходы без надоедливых конкурентов, которые тоже есть хотят.
Ответ Макурин нашел к своему немалому удивлению на крохотном рыбном базаре на два прилавка. Увидел, остановил кучера, просто так пришел, поглазеть на людей, да ноги размять.
Рыбы здесь продавали разную, что только давали Балтийское море и пресноводные притоки. Андрей Георгиевич сам хотя бы раз в неделю ел, но как-то даже не интересовался, какая это. Вкусно готовят повара и достаточно. А вот как это?
Старый рыбак на вопрос, почему у него не очень берут, только вздохнул:
— Так ить, барин, селедка это, рыба вонючая и невкусная, хоть и питательная. Поэтому берут ее только бедняки и откровенные нищие, и стоит она сущие гроши. Просто постоишь так полдня и начнешь продавать себе в убыток, лишь бы домой не таскать. Дома-то ее же будешь лопать без соли и хлеба.
Тогда только Макурина и стукнуло:
— Святой попаданец, мать-бать, дурак беспошлинный, ты же сам любишь есть соленую сельдь. И что же, рыба есть в избытка, соль почти бесплатная. Осталось только придумать технологию, а это сплошная мелочь! И что спишь, кого ждешь, милай?
Сказал покровительственно:
— Вот что милый, ты меня разжалобил до слез. Вот тебе целая красненькая, неси рыбу ко мне домой.
Старик немного дрогнул, не веря своему счастью. Но деньги не порка, возьмешь с собой радостью.
Посмотрел на ассигнацию почти с любовью, как диковинного, но уж очень редкого зверька, почти исчезнувшего ныне с Земли.
«Он, наверняка, сейчас только медными монетами и обходится, бедный, — подумал сочувственно Макурин, — с таким товаром только их и найдешь».
— Э-э, барин, — очнулся между тем старый рыбак, — а куда итить-то мне с этой рыбой, город-то сейчас большой?
Действительно, Санкт-Петербург для XIX века очень даже просторный, прямо-таки огромный город, хотя для XXI века он уже не самый крупный. Однако, надо помочь продавцу разобраться.
— Пройди, милый, в центр, — немного гордо и даже заносчиво сказал Андрей Георгиевич, — там на Невском тебе любой прохожий покажет — дом министра, действительного тайного советника Макурина.
Дом этот попаданец построил своей семьей недавно. Вернее заказал, удивляясь ценам. Рубль хоть и много в эту эпоху стоил, но и он немало истратился при строительстве. Однако, теперь вот можно и так адрес свой называть.
Рыбак же, хотя и был до нельзя простой, но события текущей жизни знал, и кто такой святой человек ведал. Ткнулся в ноги головой прямо в снег:
— Ваше высокопревосходительство, счастье-то какое — вас увидеть!
— Ну-ну, — прокомментировал Макурин, — холодно ведь ныне, куда ты сунулся прямо в снег! Занедужишь ведь!
— Сын мой больной пришел с недугом к Вам на молитву в церковь и быстро выздоровел, ноги у него сводило ревматизмом после студеной морской воды и вот нету болезни. Здоров ныне, сам поражается, — пояснил рыбак.
Однако же, — подумал министр, — холодно сегодня, вон как мороз щиплет, а ему хоть бы хны!
Макурин почувствовал, что ему пора отсюда уходить. И замерзает, хотя и не до смерти, и люди столпились, откровенно зевают на интересное событие. Вот ведь зеваки, им лишь бы поглазеть!
— Дак я тебя сегодня буду ждать с рыбой, — повторил он свой приказ, — не замедли, отдай на кухню, я кухаркам оставлю весточку.
С тем и ушел, кое-как прорвавшись через уже густую толпу. Вон оно как! Популярность-то показывается не только с хорошей стороны, но и с плохой. Скоро уже хоть совсем на улицу не показывайся, затопчут! Как известный артист в XXI веке!
Слава богу, люди еще были не пронырливые, в автомобили, пардон, в санки нагло не лезут, фу!
Отогрелся в медвежьей полости, отдышался, получив возможно логично думать. Селедку он достал, соль и специи в достаточном количестве получит на кухне. Уже сегодня приготовит рассолы в разной пропорции и будет выдерживать нужное время.
Можно, конечно, не маяться дуростью и просто приказать кухаркам приготовить рассол. Но, с другой стороны, а ты не обнаглел ли своей спесивостью, помноженную на обычную лень? И потом, никогда не надо опираться в этом важном деле на обычных слуг, тем более, женского пола. Сам, только сам и Бог тебя возблагодарит!
Собственно, насколько он на своем дилетантском уровне знал, что ему надо было варьировать действия на двух направлениях: во-первых, количество соли, во-вторых, количество времени, и, в-третьих, в меньшей степени, пряности. При этом, вкусовые качества соли ему придется пренебречь. Соль будет только его с его источника, иначе игра не стоит свеч. Качество рыбы, в общем-то, тоже можно будет игнорировать, хотя он все-таки испробует хотя бы жирность. А вот его вид, место питания в море он пропустит. Все же не предусмотришь!
Через несколько дней он подытоживал процесс соления. Сельдь средней жирности, обычного соления сроком на трое суток получилось вкуснее всего. Больше всего, Макурину не понравилось то, что рассол приходилось делать пряным и для этого расходовать дорогой перец. Пусть и не такой, как в средневековье, но все-таки большая часть цены в соленой рыбе ложились именно на перец. Пришлось даже проводить торговую экспедицию для покупки и перевозки без посредников. Стоимость перца от этого сильно не упала, но хоть сколько-то копеечек позволила снизить с фунта соленой рыбы.
Кстати, заодно развилось производство сушеной рыбы, в основном пресноводной. обязательном этапом здесь было содержание рыбы в соленом растворе. Вот здесь перца не было совсем, и себестоимость стремительно упала. Макурина так задавило это чудовищное животное под названием жаба обычная, что он поклялся — как только так сразу, селедка будет доходить в рассоле не в пряном, а в простом.
Для выбора наиболее привлекательной селедки он остановился на женщин его кухни. То есть он уже сам попробовал, и ему понравилось, а вдруг! Обошлось, женщины, видевшие, что хозяин только что пробовал, хотя сам процесс им не показали, оценили очень высоко, прямо-таки с писком и радостными визгами. После этого он уже без особого волнения запустил «фабрики первичного приготовления». Название было его собственное, хоть из всего приготовления было лишь рассол, обмытие рыбы и укладки ее в дубовые бочки. Зато это хоть немного запутает конкурентов.
Но выборка технологии и производство только часть процесса, другая, не менее важная часть — торговля, то есть в данном случае, предоставление покупателям товара. О-о, Андрей Георгиевич сколько угодно мог предоставить примеров, когда популярная в последующие века продукция очень тяжело выходила на рынок, давая немалые трудности производителям и даже банкротя их. Макурин, разумеется, не стал бы до такой степени рисковать, но терять деньги и авторитет он не хотел.
И на Пасху, очень удобное время для России XIXвека, вся сеть трактиров и ресторанов, обычных лавок и больших разноплановых (универсальных уже с этого же века) магазинов объявила, что трое суток будет бесплатно предоставлять соленую рыбу Иваси. Покупатели были сначала в некотором шоке. Бесплатно, да еще в таком количестве, не будет ли дурно, ведь ничего не стоит?
Но, осторожно пробуя, люди убеждались — вкусно и сытно! А официанты между тем пускали новую замануху — регулярно пробуя бесплатную рыбу (с третьей тушки), покупатели могли опять же бесплатно требовать вареный картофель.
Простонародье было в восторге — бесплатно можно наесться до упора. Правда, эта еда потом вызывала сильную жажду, но, слава богу, пресной бесплатной воды в Санкт-Петербурге было много! Средние слои тоже быстренько пристроились к этому кушанью, ведь столица Российской империи город был не дешевым и даже картофель во второй четверти XIX века, хоть уже был в продаже, но цены за него ой как кусались. А тут бесплатный вареный картофель да еще с жирной очень вкусной рыбой. К тому же жирная закуска была очень приятна под водочку. Регулярные покупатели даже могли бесплатно попробовать то и это. Послевкусие было замечательное!
А в высшем свете, где цена по большому счету ничего не стоила, ресторанщики в первую очередь агитировали за вкус. Ведь соленная селедка, иначе Иваси, была замечательна не только само по себе, но и давала новую свежесть для многих блюд, и без того популярные в России.
Очень удачной приобретением стало для Макурина публичное приобретение императорской семьи и самого императора Николая I. То есть не то что они были инициаторами компании, это было бы, по крайней мере, смешно и даже оскорбительно. Но все представители высшего света и полусвета знали, что хотя бы в обед, да еще в ужин император и императрица и их дети в меньшем объеме всегда едят либо соленое Иваси, либо какое-то блюдо с ними.
Между прочим, новое кушанье — соленая рыба довольно долго стала называться Иваси. И только уже после смерти Николая I в 1870-е годы (читатели, надеюсь, помнят, что это параллельный мир), оно стало примирительно называться соленая селедка Иваси.
А сам Андрей Георгиевич долгие годы гордился этим мероприятием. Пусть и он не сам был первооткрывателем даже в этой Вселенной — в Западной Европе к этому времени соленая селедка была распространенным блюдом практически всех слоев населения — но их производители жестко держали рецепт приготовления и Россия, наверное, долго еще не знала этого блюда, не вмешивайся сюда попаданец. Эти гамадрилы селедочного хвоста, между прочим, пытались было притянуть русского автора-изобретателя к суду. Ха-ха, министра и святого!
Уровень Макурина в России был уже настолько высок, а вместе с этим и в некоторых европейских странах, что судебный процесс сразу же забуксовал. А окончательно он рухнул после приезда в Россию королевы Виктории. Одна из первых успешных монархинь в мире, она была неудачна в личной жизни, никак не умея родить детей. Ну или хотя бы одного ребенка.
Макурин, будучи кардиналом католической церкви, как сумел, помог женщине. Конечно, англиканская церковь, а Виктория была ее главой, не то, чтобы католицизм, но все-таки довольно близко в отличие от православия и, тем более, мусульманства. А потом, мы же живем в цивилизованном XIX веке, а русский святой, побывав на Небеса, прилюдно объявил, что Бог там один, а это люди напридумавали различных церквей. Он же, кстати, сообщил, что Господь в небесном мире не раздражается. И вообще, лучше плохой мир, чем хорошая война и священнослужители должны об этом подумать.
Виктория вместе помолились, каждый на своем языке и на своих обрядах, потом они еще несколько раз поговорили, причем королева была с мужемАльбертом, герцогом Саксен-Кобург-Готским.
И после этого святой объявил, что у Господа нет больше сомнений в добром имени королевы Виктории, и она может честно исполнять свой человеческий долг женщины и матери. Это было как-то не очень скромно, но Виктория вдруг стала рожать одного ребенка за другим. А за русским святым пошел авторитет святого человека, если так можно сказать. И уж к суду тянуть его уже не стали, себе дороже.